Но вот, мы несемся дальше на восток. Вот начинаются просторы страны, охраняемой медведем. Город Ростов-на-Дону лишь на секунду привлечет наше внимание. Мы заглянем в двухкомнатную квартиру бывшего капитана Петрова. Его выгнали из органов, но он не грустит. Теперь он целыми днями возится с детьми и не спешит подыскивать работу. Мы бежим дальше, но недалеко.
Вот весна пробудила одно из самых удивительных мест на Земле. Только жители этого места не знают, что оно удивительное. Ну, скажем так, почти никто не знает. Есть несколько человек внутри Места, и один живет неподалеку. Об этой станице когда-то в прошлой жизни ему рассказал прадед, потом мерзкие хозяева Вабара заключили с ним явно невыгодную для него сделку, теперь он решил немного исследовать Место.
На самой окраине станицы Багаевской недавно построили дом. Строители брезгливо смеялись над чертежами, но деньги заплатили хорошие и они построили все, как заказывали. Дом оборудован по последнему слову техники. Внутри есть компьютеры, кондиционеры, вентиляторы, вытяжки, превосходная кухня, вот только построен он из дерева. Причем, не простого дерева, а только что срубленного — в первые теплые деньки на стенах выступают желтые капли смолы. Стены тонкие — всего в две доски — нет ни обоев, ни пластика. Доски даже не обструганы толком, если провести рукой, есть приличный шанс получить занозу. Перед домом садик, где растут фруктовые деревья, по большей части, яблони и черешни. На черешнях уже распустились цветочки, теплый восточный ветер срывает белые лепестки, несет к Дону.
Заглянем внутрь дома. На деревянной кресле-качалке мужчина лет тридцати, с гладко выбритым лицом, в простом спортивном хлопчатобумажном костюме черного цвета. Ноги босы, рядом на полу лежит скрипка, еще помнящая его аппликатуру. Окна в гостиной открыты, мужчина наслаждается аромат смолы досок и черешневых цветов. До него доносится запах ила с Артугана, что принес восточный ветер, аромат делает мужчину счастливым. На необструганной стене висит величественный меч Зигфрида Великого, колдун иногда бросает туда взгляды. Давид слышит мощный, похожий на вой тысячи волков, Зов Места, но у него хватает сил противиться. Рядом маленький столик, на нем запотевший графин водки, деревянная тарелка с молодой картошкой, где растапливается щедрый кусок сливочного масла, и блюдо с шашлыком. Давид курит сигарету Беломор, она противно дерет горло, но мысли, сколько людей до него курили сигареты этой марки, приводят в состояние легкого возбуждения.
Он встает, идет к письменному столу. Здесь все, как в фильмах про писателей девятнадцатого века. Стопка белой бумаги высшего качества привезена из Италии. В деревне можно купить только вульгарную, совершенно не очаровательную бумагу для принтера. Тут же чернильница и несколько гусиных перьев; их Давид вырвал сам, а потом долго извинялся перед гусыней. Он берет лист, кладет перед собой, пока в мыслях сочиняется письмо, достает небольшой флакон с духами, брызгает на бумагу. Теперь от нее пахнет хвоей. Не той хвоей, что выпрыскивается из освежителя воздуха в туалете, а настоящей. Духи Давида живут недолго — не больше месяца — а потом затухают; но пока живы, пахнут точь-в-точь, как цветы, деревья, предметы, люди… Он немного размышляет и брызгает на бумагу духами из смеси горных цветов. Да, так определенно лучше. Он старается выдыхать дым вверх, чтобы не коснулся бумаги. Следующая минута ушла на размышления об уместности написания на пергаменте — у Давида есть два великолепных листа. Но — нет, старания не оценят. Он макает перо в чернила, пахнущие смородиной, и начинает писать:
'Здравствуйте, Андрей и Жанна. Не удивляйтесь, что я знаю ваш адрес и то, что вы живы. Я знал, что инквизитор не погиб еще тогда, в замке Маршан. Я решил написать вам и не жду от вас ответного письма, но думаю, мне стоит предупредить вас о грозящей опасности. Опасность эта исходит, конечно же, от меня. Я знаю, что вы сейчас вместе и не прихожу к тебе, инквизитор, или бывший инквизитор, лишь потому, что верю, ты и Жанна влюблены, и ты сделаешь ее жизнь счастливой. Ты никогда не задумывался, почему тебе не везет, Андрей? Тебе, и остальным инквизиторам? Может быть, моя точка зрения покажется немного надуманной, но я все же изложу ее. Инквизиторы — естественные враги колдунов, мы правим вероятностями, вы их разрушаете. Но не кажется ли тебе, Андрей, что вы не разрушаете удачу, а просто отдаете ее нам? Быть может, поэтому вам так не везет? Вы добровольно отдаете свои вероятности и питаете нас и весь остальной Мир, поэтому вы такие, какие вы есть. И возможно, единственный выход для вас, это немного подумать и о себе? В одном я точно не сомневаюсь, Андрей, если ты останешься инквизитором, твой брак с Жанной не будет счастливым. А ты уж прости, но я не могу этого допустить. Подумай над этим, Андрей. Я дам вам три года. В эти три года можешь спать спокойно, я не стану причинять вам вреда. Но если ты сделаешь Жанну несчастной, если вместо того, чтобы создать ради нее счастливое будущее, наполненное простой человеческой удачей, ты разрушишь ее вероятности, я явлюсь и убью тебя. Прощай, или до встречи.
Давид'.
Колдун достал из ящика конверт, начертал адрес в Цюрихе. Уже оттуда письмо отправится в Рим, потом к Андрею и Жанне в Париж. Давид встал, подошел к углу комнаты. Там, всего секунду назад, в корзине проснулись два щенка. Какой они породы, Давид не знал. Он подошел к креслу-качалке, сел, поставил корзину на колени. Щенки проснулись нехотя, пока не понимая, что происходит. Давид налил из графина рюмку водки, выпил залпом. Потом закусил половиной картофелины и кусочком шашлыка. Он посмотрел на щенков, поднес корзину к самому носу, зарыл лицо в их теплой и мягкой шерсти. Запах молока и тепло быстро бьющихся сердец наполнили Давида невообразимым, невероятным, волшебным счастьем. В этот момент все направления мозга сошлись в одно — к счастью! Его ничто не беспокоило, он плавал в океане радости.
Давайте же, друзья, попробуем украсть у него маленькую частичку счастья. Я уверяю вас, он не заметит. В конце концов, у него его целый океан! Давайте возьмем эту частицу, и нам с вами ее хватит на всю жизнь. Давайте пронесем ее по жизни, и пусть она согреет нас навеки.
Конец
