Дед с трудом нацепил рюкзак и, потоптавшись на месте, пошел из номера. Идти ему предстояло недалеко. Дед, бодрячком, вышел из гостиницы, вызвав несколько удивленных взглядов. Он что-то насвистывал и слегка запыхался, страдая отдышкой. Все-таки, шестьдесят лет — не шутки. А если бы он еще курил, наверное, вообще не мог бы ходить. Рюкзак оказался достаточно тяжелый, но дед всегда ходил очень быстро. А так как на нем спортивный костюм, значит, он вышел на тренировку. Возможно, рюкзак он даже надел в качестве утяжеления. И дед, слегка неуклюже, но все равно твердо, спортивной ходьбой пошел в сторону дома колдуньи.
Давид мог управлять дедом, находясь где-то далеко. На деде нет ни купола удачи, ни купола тайн, так что его все видели, и ему могло не повезти. Но Давида это лишь забавляло. Он наслаждался, нахождением в голове деда. Образы вроде этого он делал довольно часто. Очень весело пребывать в мозге того, кто скоро перестанет существовать. Дед знал о жизни очень мало. Только то, что знал делавший его десятилетний мальчик. И в представлении этого мальчика, дед получился крайне смешливым, добрым и помешанным на физкультуре. Никаких мотиваций, почему надо ей заниматься, или почему надо быть добрым, в голове деда нет и в помине. Он просто старый физкультурник. Там, где в голове должны появляться логические построения, или побудительные причины, все как будто обрывалось. И Давиду нравилось эта простая нелогичность собственного творения.
Но внезапно Давид заволновался. Ноздри деда затрепетали, почуяв вонь немытого тела, дешевых сигарет и опасности. Глаза на несколько секунд из веселых обратились холодными, и в одно мгновение нашли инквизиторов. Дед снова улыбнулся, в его взор вернулась доброта и глупость, и он, своей необычной походкой, пошел к инквизиторам.
Давид сразу узнал Андре. Вот только до сего дня он думал, что разрушитель вероятностей, которого использовал Михаэль, мертв. Где-то на задворках сознания, там, где плавал настоящий Давид, вновь началась расшифровка воспоминаний. Вновь вспомнилась грязная деревня, безразличный голос деда, потом годы безумия, внезапный выход из него… Контроль, да, тогда Испанец подарил ему контроль, что вылился волной… Но Абдула быстренько сообразил, насколько может быть полезен внук, и прибрал к рукам. Годы службы на Абдулу пронеслись дикой секундой, наполненной кровью, запахами, вкусами. А потом Давид понял, как избавиться от деда. Следом договор с демонами, что, кстати, до сих пор не выполнен. И — поединок. Давид не успел тогда всего на час! Воспоминания закипели, взвились неконтролируемой ненавистью. Тысяча треклятий, инквизитор тогда отобрал у него одно из самый сильных переживаний — ненависть. Лютую, безудержную ненависть внука к прадеду. Давид вспомнил, как сидел на капоте машины, разглядывая восстанавливаемый торговый центр. Но почему же Давид не убил Андрея еще тогда? Странно, до сей поры не было случая, чтобы колдун не нашел причину своему поступку. Пусть безумная, но причина есть всегда. А тут — провал. Словно кто-то влез в его чулан с зашифрованными воспоминаниями, распутал клубок нелепых ассоциаций, подтер тот день и вновь сложил в привычный для Давида порядок. Очень странно…
Другого такой неожиданный провал в памяти напугал бы, но Давида — заинтриговал. Что же такое случилось и что такого особенного в этом ничтожестве? Хотя, надо думать, что-то да есть. Вон, прошло уже несколько лет, а разрушитель вероятностей жив-здоров. И даже больше — стал настоящим инквизитором. Сначала Давид хотел убить его тут же, но потом увидел двух других. Нет, он мог легко убить их всех. Для Давида три инквизитора — не более, чем три вялые осенние мухи. Прихлопнуть их — раз плюнуть, но тогда останутся свидетели, а этого Давид не любил. Совсем другое дело, зачем они вообще сюда пришли?
На этот вопрос Давид нашел ответ, подходя к Андре. Что не ради него, это точно. Значит, тоже за Натальей. Значит, колдунья прокололась, и ее будут брать. Значит, можно ничего самому не делать, предоставив работу разрушителям. С другой стороны, доверять дилетантам не хочется, но Наталья не настолько сильна, чтобы совладать с тремя инквизиторами. Но тут вмешался еще один фактор. Давида одолело страшное любопытство. Только что он прошел мимо убийцы прадеда, но тот не узнал колдуна. Может быть, воспоминания о Давиде стерлись из памяти Андрея так же, как случилось с воспоминаниями колдуна? Хотя, он сейчас в образе деда, но инквизиторы очень чувствительны к колдунам — чуют их самой сутью. Нет, надо бы разобраться с этой загадкой. А попутно можно неплохо повеселиться, да еще отправить на тот свет несколько этих, с позволения сказать, охотников за колдунами. Сейчас убивать их рано — Давид пока сомневался, что решение загадки будет сопутствовать смерти Андрея, к тому же, на Невском сегодня так людно… Давид оставит это на потом. Если все сделать правильно, инквизитор сам придет в лапы Давида. Охотник за колдунами встретится с киллером колдунов, и посмотрим, кто победит.
Давид направил деда к подъезду Натальи. Дед умер, не дойдя десяти метров до цели. Мозг Давида разорвал его в клочья и тут же забыл. А вернее, это сделала волна. Давид, наконец, убрал берега и позволил волне понести его.
С тех пор, как Давид позволил прочно удерживаемому безумию завладеть им, он полностью изменился. В единое мгновение Мир наполнился красками, звуками, запахами, вкусами знаниями… короче, ощущениями. Теперь Давид не воспринимал Мир так, как это делают другие. Логика Давида отличалась от человеческой, как небо от земли. И в то же время, он оставался самим собой. Это не раздвоение личности, именно сейчас Давид — настоящий. Его предыдущая личность — простая маской. Образ, наподобие деда-физкультурника. Но настоящий Давид всегда находился рядом. Если выражаться точнее: у него не раздвоение личности, а 'размиллионивание'. Каждая его личность являлась лишь гранью настоящей. Той, что сейчас подходила к подъезду.
Давид шел походкой, что совершенно не вязалась с образом деда. Его плечи распрямились, а движения приобрели плавность. Со стороны это выглядело весьма сюрреалистично. Дед вроде шел неторопливо, плавно переставляя ноги, но скорость выходила такая, как если бы он продолжал идти спортивной ходьбой. Как это у него получалось, Давид не знал. Он вообще перестал интересоваться обычными человеческими вопросами. Теперь его мысли текли в таких направлениях, за коими нормальный человеческий мозг проследить не мог. Он, к примеру, по виду дома Натальи определил, что Меньшиков увлекался гомосексуализмом. Проследить ход логики, приведшей к этому выводу, просто невозможно. Игры мозга увели колдуна настолько далеко, и в столь разных направлениях, что описать их никоим образом нельзя. Если об этом пришлось писать книгу, она получилась бы не просто текстом, но и рисунками, примерами различных рельефов, пробниками запахов и образами Знания. Давид не понимал, куда он идет и зачем. Сейчас Наталья могла не волноваться за собственную жизнь — Давид шел полюбоваться интерьером ее спальни, и не более. Так случалось неоднократно. Уже несколько раз Д.К. получал ответом на сообщение короткое 'нет'. Но это не означало, что жертва не умрет никогда. Просто Давид наведается к ней позднее, и тогда убьет. Быть может, он будет навещать ее десятки раз, прежде чем нанесет удар. Давид — лучший убийца колдунов, но убийца очень непоследовательный. Хотя, быть может, это и делало его идеальным.
Давид подошел к подъезду и посмотрел на кодовый замок. Вычислить код не составило никакого труда. Нужные кнопки пахли человеческими пальцами, а порядок набора подсказала противоестественная логика. Возможно, он воспользовался Знанием, но уверенности в этом даже у самого Давида нет. Давид сейчас — само воплощение ощущений и чувств, и он не мог сказать, где одно переходит в другое. Зрение и слух слились воедино — он видел звуки и слышал образы — вкусы спарились с запахами, осязание наслаждалось мягкостью спортивного костюма. Так или иначе, он открыл замок, и темный провал подъезда проглотил его. Над колдуном повисли купола удачи и тайн, теперь инквизиторы его не увидят. Ну и, чтобы подстраховаться, он вошел как раз тогда, когда те не смотрели на подъезд. Он слышал, как они отвернулись.
