Феликс был такой стройный, с точёными чертами и лисьим носиком, на котором только чёрной пуговки не хватало, поэтому из глубины подсознания тут же вырывалось желание этот носик чмокнуть, компенсировав отсутствие важной детали. Провести кончиком своего по узкой переносице, коснуться губами нахмуренного сейчас лба, вдохнуть запах омеги, уткнувшись в макушку. Аксель набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы уловить желанный аромат – омега пах поздним летом. Когда фрукты взрываются соком от спелости, распускаются последние цветы, а воздух по вечерам уже не дрожит от духоты, а наполняется вечерним туманом.
Да, у них не было ничего общего, и к большому разочарованию Акселя Феликс жил и дышал работой; да, он оказался старше альфы и возможно, более опытный в любовных делах, хотя все мысли об этом Аксель гнал прочь, ведь горло от этого моментально сковывало ревностным рыком; и тем не менее Феликс ему нравился. Он с таким упоением рассказывал о своих экспериментах, упоминал смешные случаи в экспедициях, и, когда на светлом курносом лице появлялась улыбка, Акселю казалось, что она способна осветить весь свет. А эти глаза-льдинки, в которых, то и дело, проглядывал робкий интерес. Альфы такое замечают, будь им хоть семнадцать, хоть сорок три.
Всё-таки в каких-то вещах Феликс был жутко наивен, например, он совсем ничего не знал о жизни на Периферии, но как бы не пытался вывести разговор на эту тему, Аксель твердо давал понять, что не будет посвящать своего омегу в такие подробности.
Он родился там и вырос. Работал с четырнадцати на заводе для сборки тяжёлой строительной техники. Сначала младшим помощником механика, потом старшим помощником механика, потом стал механиком. Все семнадцать, почти восемнадцать, лет прожил в детском доме. Ничего особенного, таких домов по всей Периферии буквально на каждом углу. Но в отличие от многих других детей, Акселю со своим пристанищем повезло. В его детдоме всегда было светло, тепло и дружно. Воспитатели с молодых ногтей втемяшивали воспитанникам в их светлые головы мысль о том, что кроме них самих никто им в этой жизни не поможет, учили относиться к окружающим справедливо, старших заставляли брать на себя ответственность за младших, а наказывали только физическим трудом, а не розгами. Аксель примерным мальчиком не рос, поэтому зимой регулярно чистил двор детского дома от снега и льда, а летом заделывал прохудившуюся крышу.
Когда Акселю исполнилось шестнадцать, в его дом пришли люди в дорогих костюмах, но с плохими намерениями. Они ненадолго заперлись с директором на разговор, а после того как ушли, директор собрал всех воспитателей и ребят постарше и рассказал, что ему предложили хорошую денежную компенсацию в обмен на то, что десять из его старших воспитанников пройдут процедуру сбора данных для ИБС.
Про ИБС и подбор пар для богачей из Центра для спасения тех от неизвестного вируса слухи ходили разные. Кто-то наивный рассказывал о волшебных историях любви, кто-то шептался, что после того, как тебя призовут на первую встречу, сразу же на органы и пустят. В основном люди на Периферии относились к ИБС отрицательно, к таким же себя и причислял Аксель до какого-то момента, потому что никому не хотелось, чтобы его использовали как какое-то лекарство от смерти, тем более, что многие к моменту нахождения подходящей пары успевали обзавестись семьями, ведь жизнь не стояла на месте. И если ты не реагировал на вызов из Института, тогда тебя ждали неприятности. Тут опять же таки слухи разнились, кто-то рассказывал про неподъемные штрафы, кто-то – про телесные наказания, кто-то говорил, что на работе начиналась травля со стороны руководства, и человека так или иначе заставляли на встречу соглашаться. Люди не любили сдавать данные для ИБС, и у них на это было полное право.
Впрочем, метод кнута работал только в отдельно взятых случаях, всё-таки Периферия была местом слишком обособленным и своевольным, поэтому чаще всего власти применяли пряник. За сдачу анализов можно было получить небольшое денежное вознаграждение, иногда повышали рейтинг личного дела на работе, а уж вероятность того, что тебя призовут была и вовсе невелика – взглянуть только на то, сколько богачей и сколько бедняков. Многие шли на риск ради любимых и родных, вот и Аксель рискнул ради дома и его названных братьев.
На самом деле, в его детском доме к этой перспективе отнеслись довольно спокойно. Во-первых, одним из поваров в столовой дома работал Колин Сильвер, парень, который до двенадцати прожил в Центре, потом у его семьи что-то случилось, и им пришлось перебраться в Периферию. Он-то и развеивал все нелепые слухи о пытках и выборе органов, когда очередная байка прокатывалась среди воспитанников.
– Между людьми должна быть связь, – говорил он и добавлял немного смущённо, бросая быстрые взгляды на одного из старших ребят, – любовь. Оба должны быть живы и здоровы, чтобы образовать союз, пару.
Четырнадцатилетний Аксель тогда слушал с замиранием сердца, хотя и с виду не показывал этого, но в тайне надеялся, что ему выпадет шанс найти своего идеального партнёра и спасти ему жизнь.
Два года спустя он сдал тест в ИБС и узнал, что его пара уже подобрана. Ребята в детдоме и правда радовались за него, ведь его на Периферии ничего не держало, ну, кроме названных братьев. Однако ни родителей, ни любимого у него не было, зато была надежда, что совсем скоро любимый-таки у него появится. И Аксель ждал.
Дни складывались в недели, недели – в месяцы, месяцы – в полугодия. И вот, когда отметка ожидания, уже порядком остывшего, почти перевалила за два долгих – а для молодого сердца это казалось половиной жизни – года, его позвали.
Про богачей слухи тоже ходили разные. Да, их тоже частично развеивало семейство Сильверов, но при упоминании о загадочном вирусе, который наличествовал почти у всех жителей Центра и проявлялся с невероятной разнообразностью, фантазия расцветала пышным цветом. Говорили и про инвалидов, и про шизофреников, и про жиреющих от одного только вздоха уродов, поэтому когда в комнату вошёл стройный, как тростинка, и хрупкий, как тростинка, немного бледный от волнения, Феликс – у Акселя в груди разорвалась атомная бомба, а в ушах зазвучал победоносный марш.
Это был джек-пот по всем пунктам. Немного смазал впечатление их разговор про разницу в возрасте, но Акселя растили оптимистом, потому что только они способны были выжить на Периферии.
Альфа точно знал, что для того, чтобы наладить с его парой контакт, ему предстоит засучить рукава, но ему казалось, что самые сложные шаги – поиск и встреча – были уже позади.
Целый день провести вместе они всё-таки не смогли – Феликсу пришлось отбежать в лабораторию на пару часов, которые вылились во все четыре, и в конце концов омега пришёл только к ужину. Оказалось, что омега занимается кибер-химией, наукой дюже востребованной. Альфа было пошутил, мол, а чего не генной инженерией, но Феликс тогда глянул на него странно и сказал, что она давно уже под строжайшем запретом не только для учёных, но и для всех остальных.
Для обоих сегодняшние события были эмоционально выматывающими, поэтому ели молча, восстанавливая силы. Зато после ужина лёд всё-таки тронулся. Акселя прорвало на вопросы о жизни Центра: о чипах, о традициях, о работе, которой он смог бы заняться здесь. На периферии он был специалистом узкого направления, но Феликс понимал, что молодой мозг способен к учёбе, и этим нельзя было пренебречь, поэтому ненавязчиво высказал идею обучения с осени в университете. Том самом, где трудился в лаборатории сам он, а мысль о том, что этот солнечный мальчик будет всегда поблизости отчего-то разлила тепло по венам. Феликс от собственной реакции растерялся и залился краской, надеясь, что в приглушённом свете гостиной Аксель этого не заметил.
Аксель заметил не только это, но и закушенную губу омеги, когда тот слушал ответы альфы, комкающие плед, словно тот был щитом, тонкие пальцы, захотелось тут же узнать мягкие ли у них подушечки, но только когда они оба поднялись на второй этаж и чинно пожелали друг другу спокойной ночи, Аксель не удержался и захватил Феликса в объятия. Такие же крепкие, как утром, в комнате ИБС:
