— У него просто поганый характер, он скоро вернётся. Не берите в голову.
Яут обогнул диван и уселся рядом с Микки, опираясь ладонями о колени, принимая позу более чем величественную, неуместную в их бытовом разговоре. Джош бы засмеялся, если бы не побаивался гнева Аайнара, который считал своим долгом выглядеть величественным всегда и везде.
Он и выражался витиевато и напыщенно, будто говорил речь в День Независимости, а не просил передать тарелку с мясом. Поэтому-то они и не поняли его в первый день и напридумывали себе всяких ужасов. Он и так говорил слишком торжественно, да ещё барахлил переводчик, так что вместо «Помогите моему омеге родить ребёнка» получилось «помогите породить новую сущность», а вместо «он спит» вышло «он покоится», будто в криосне.
Разговор грозил прерваться неловкой тишиной, если бы не Микки. С ним сложно было молчать, и он сразу перевёл разговор на столь полюбившуюся ему кафедру экспериментальной физики, правда, осадок у него остался. Он уверился в мысли о том, что Калеб его ненавидит. Где уж ему было знать, что Калеб его любит.
Вечерело, и на улице становилось не так жарко. Микки оглянулся на Аайнара и улыбнулся:
— Отведёшь меня купаться? Очень хочется.
Яут протестующе заворчал, защёлкал жвалами, всем своим видом говоря, что идея, мягко говоря, неудачная.
— Слушай, ты ведь будешь рядом. У нас здесь есть малюсенькое озерцо, в котором ничего крупного и опасного не водится, да и ты можешь убедиться, если очень хочешь. Я не буду плавать, просто окунусь, и всё. Водичка тёплая, приятная, я так устал мыться в этих дурацких камерах. Ну пожалуйста, Аайнар, ну пожалуйста.
Аайнар, хоть и остался недоволен, согласился. Микки привык вить из него верёвки и делать, что ему хочется, и ему оставалось только соглашаться, если идея не была совсем уж безумная.
— Я с вами не пойду, ребята, — вздохнул Джош, почему-то догадавшийся, что их стоит оставить одних, — хочется отдохнуть.
— Хорошо, мы быстро, — улыбнулся Микки и осторожно пошёл за яутом, всё ещё раздражённо ворчавшим, — не сердись, мне это правда полезно. Купаться вообще полезно, а здесь ведь планета чистая, ничем не загрязнённая. Мне только на пользу будет.
— Глупость, ты мало понимаешь. Планета чистая для яутжа, не для умана. Тебе может быть опасно.
— Мы же с тобой всё проверяли на совместимость — и воду, и воздух. Все идеально, ты же сам говорил. Если бы что-то было не так, ты бы меня вообще из корабля не выпускал.
Яут фыркнул и промолчал. Микки, в общем-то, был прав: по всем параметрам планета была близка к Земле, и никакие микроорганизмы, вирусы или бактерии не могли принести ему вреда больше, чем земные. Это было всё равно, что искупаться в речке у себя за домом, только Аайнар беспокоился и пёкся о своём маленьком, безрассудном на его взгляд матриархе. Он, и правда, предпочёл бы не выпускать его с корабля, но с другой стороны прекрасно понимал, что мальчику нужно движение, солнечный свет и свежий воздух.
Подойдя к выходу с корабля, Аайнар молча взял Микки на руки и понёс к прудику, который к вечеру превращался в подобие тёплой ванны. Дно в нём было илистое и противное, но Микки вставать на него своими ногами и не собирался.
— Стой здесь, — скомандовал Аайнар, поставив Микки на берег, а сам зашёл в воду по бёдра и нырнул, расплескав вокруг себя брызги и расходящиеся кругами волны. Его не было около двух минут, но Микки не волновался — он знал, что яутжа может задержать дыхание и на большее время. Появившись, наконец, над поверхностью воды, Аайнар отряхнулся и вышел на берег, снова беря Микки на руки. — Пойдём, там никого нет.
Зайдя в воду по пояс, яут бережно опустил Микки на самую поверхность, и вода обняла его тепло и ласково, заплескалась вокруг него, приятно щекоча кожу. Микки отлично плавал и мог бы полежать на воде без посторонней помощи, но Аайнар рук из-под его спины не убрал. На всякий случай.
Микки прикрыл от удовольствия глаза и замер, раскинув по воде руки. Его тихонько покачивало от слабого ветерка.
— Опустишь меня пониже? — попросил он, доверчиво глядя на яута, прикрывая ладонью глаза от лучей заходящего солнца.
Аайнар послушно взял его за плечи и колени и медленно погрузил в воду так, чтобы на поверхности осталось только лицо. Микки улыбался и периодически откидывал голову назад, опускаясь в воду полностью, а потом выныривал, фырчал и смеялся.
— Всё? — спросил Аайнар, осторожно поднимая его из воды. — Хватит сегодня. Становится холодно. Слабый организм, слабое здоровье, нельзя охлаждаться.
— Да, пожалуй. Пойдём домой.
Аайнар вынес Микки на берег и, не отпуская, понёс в сторону корабля, но не сделав и двух шагов, остановился — его охотничье чутьё уловило чужое присутствие.
— Ты чего? — Микки тоже насторожился, приподнимаясь в сильных руках.
— Тихо, мы не одни. Не шевелись.
Казалось, всё осталось также, как и пять минут назад — в джунглях кричали птицы, ветер колыхал верхушки деревьев, стрекотали насекомые, но в воздухе разлилась неуловимая угроза. Аайнар весь подобрался и замер, вглядываясь в темноту леса. Там, и правда, хрустнула ветка, и смазано мелькнуло движение, яут приготовился защищать Микки, если придётся, но из темноты показался Калеб со своей курткой, наполненной фруктами, в руках. Он жевал один из ярких плодов и махал рукой, но Аайнар почему-то не расслабился и не выдохнул с облегчением.
— Ты чего, это же Калеб, — удивился Микки, снова удобно устраиваясь в больших тёплых руках.
— Да, только что он там делал?
— Собирал фрукты, — как ребёнку пояснил Микки.
— Нет. Он испугался, сбросил куртку и набрал первых попавшихся, когда понял, что я его вижу. А до этого он следил за нами.
Микки замолчал и поёжился. Калеб и до этого производил на него пугающее впечатление, но теперь, когда он, оказывается, ещё и следил за ними, Микки действительно начал его бояться.
========== 4 ==========
А Калебу было тяжело. Он часто и много бродил один в джунглях, изредка натыкаясь на Аайнара, но оглушающее одиночество вчетвером на целой планете (вчетвером с половиной, как шутил Микки) толкало и его на общие посиделки в кают-компании.
Бывало, они даже не разговаривали, но всё равно сидели в одной комнате, и каждый занимался своими делами: Джош, нарывший здесь читалку с переводчиком, углубился в яутжевские труды по физике, Микки тоже читал (уж чёрт знает, что там он мог читать), Аайнар, изредка присоединявшийся к ним, точил свои лезвия на наручах или полировал броню, а сам Калеб разбирал принесённые яутом инструменты для операций, зачастую очень непохожие на земные, и сортировал их на те, что пригодятся при принятии родов и те, которые совершенно не подходят. В этом был элемент мстительности: он нарочно совал их под нос Микки, чтобы тот побольше боялся и предвкушал. Микки, и правда, порой боязливо вздрагивал на лязганье металла и втягивал голову в плечи. Но Калеб быстро понял, что от его злых шуток становится хуже: Микки жался к яуту, прятал лицо у него на плече, и тот, отложив свои ножи, перетягивал его к себе на колени и прижимал к груди, успокаивая и убаюкивая. Смотреть на это было ещё гаже, и Калеб завязал со своей садистской демонстрацией скальпелей и зажимов.
Зато Микки не завязал со своими проявлениями нежности. Постепенно привыкая к обществу земляков, он перестал стесняться. То, что он делал, нельзя было назвать чем-то неприличным или вызывающим, но Калебу было неприятно смотреть даже на то, как он приваливается головой к могучему плечу, как яут уносит его вечерами на руках, чтобы он поменьше утруждался. Калеб передёргивался каждый раз, когда представлял, что Микки может спать в одной постели с Аайнаром.
А Микки спал, и даже с удовольствием. Аайнар был большой и тёплый, и спать с ним было уютно. Микки чувствовал себя защищённым и окружённым заботой, ворочался в мощных руках, то прижимаясь к могучей твёрдой груди спиной, то, наоборот, поворачивался к яуту лицом и, подтянув ноги к круглому животу, утыкался лицом в его шею, закрытую кольцами.
