Увлёкшись рассказом мальчика и невольно забыв о неприязни к нему, Джош и Калеб как-то забыли и о своих ранах и нуждах, поэтому, когда Микки замолчал, усталость навалилась на них будто ниоткуда. Джош потёр глаза, а Калеб с тихим стоном потрогал начавший отекать порез на плече.

— Ой, ребята, я заговорил вам зубы, — Микки стыдливо улыбнулся и даже втянул голову в плечи. — Зато уже всё приготовлено, чтобы вы помылись, подлатались и отдохнули. Аайнар, проводи гостей в их каюты и покажи, как пользоваться дезинфекторными камерами. А я пока попробую сообразить что-то на ужин. Сейчас же уже вечер, да?

Яутжа кивнул и поднялся, кивком головы призывая «гостей» следовать за собой.

Оставшись наедине в некоем подобии ванной комнаты, Джош и Калеб сначала долго молчали. Микки был обаятелен, и сложно было не отвечать ему улыбкой, но теперь его не было рядом, и они оказались вне его влияния. Их обоих передёргивало от одной мысли, что этот славный мальчик, которому бы окончить колледж, влюбиться в хорошего парня и жить счастливо на Земле, среди родных и близких, влюбился в Аайнара, в это жуткое инопланетное чудовище, причём влюбился так сильно, что согласился на судьбу изгнанника. Джош и Калеб собирались вернуться домой во что бы то ни стало, и одна только мысль о том, чтобы жить на пустынной планете втроём — если учитывать ребёнка — заставляла их содрогаться от ужаса. Это не просто одиночество, это что-то более жуткое, леденящее душу. Одиночество одной семьи на целой планете.

Джош успел молча помыться в кабине, напоминавшей человеческий душ с тем только отличием, что вода выпрыскивалась со всех сторон не полноценной струёй, а какой-то изморосью, а плюс к тому содержала в себе дезинфицирующие вещества.

— Как будто огромный пульверизатор, да? — Калеб высказал вслух джошеву ассоциацию очень точно. Да, именно как пульверизатор — осадок мелких капель на коже.

— Точно.

Они снова замолчали. Джош подошёл к зеркалу, которое даже не запотело после продолжительных водных процедур, и осмотрел себя пристально и внимательно. Что же, теперь он был чист, но лицо его всё равно выглядело непривычно: царапины и кровоподтёки покрывали щёки и лоб, а нижняя часть лица была покрыта почти недельной седой щетиной. Джош огляделся, не найдётся ли тут бритвы, но ничего похожего на земные инструменты здесь не было. Здесь было вообще пусто — только ряд кабин, огромное зеркало да лампы, ненавязчиво вмонтированные в стены.

— Пустовато, да? — протянул Калеб, тоже задумчиво рассматривая себя в зеркало. Ему изрядно досталось, лицо, истерзанное острой сеткой, закаменело. Он боялся шевелиться, чтобы корочки на царапинах не лопнули.

— Да. Но вообще-то напоминает что-то вроде школьной раздевалки. Много кабинок, длинное зеркало во всю стену.

— Похоже, корабль рассчитан на большой экипаж.

— Да, вроде бы. Хотел побриться, а бритвы нет. Дерьмо, я тут превращусь в Мерлина.

Калеб не ответил. Он стоял к Джошу боком, и его хищный горбоносый профиль отчётливо выделялся на фоне светлой стены с лампочками. Оба они пытались свести разговор к бритвам, раздевалкам, к чему угодно, лишь бы не начинать щекотливый разговор о Микки и его беременности.

— Ну… — наконец подал голос Калеб, но так и не продолжил.

— Что будешь делать? — спросил Джош, не глядя на товарища.

— А есть варианты, что ли? Либо я принимаю роды, и мы летим домой, либо этот ублюдок нас прикончит. Собственно, всё это дерьмо меня не касается. Здесь есть пациент, которому нужна моя помощь, и это всё, что я должен знать. Мой долг спасти ему жизнь, спасти жизнь его ребёнку, а уж как тут всё это оценивать — как извращение, как сумасшествие, как любовь — не моё собачье дело. Я хочу домой, Джош. Вот и всё.

— Да, кажется, Микки в нашей помощи, кроме хирургической, не нуждается — и нам же лучше, — он стыдливо замолчал, вспомнив, что свои планы жениться на омеге, взятом яутжем в плен, высказал вслух. Это было вдвойне нелепо оттого, что этому самому Микки он годился в деды, да и вообще расхорохорился как юнец, не выяснив обстановки.

— Ну, пойдём.

Калеб оттолкнул ногой грязную, испачканную кровью одежду и натянул на ещё влажное тело костюм из ненатуральной и очень неприятной к коже ткани. Одежда, украденная у артанцев, была по крайней мере более-менее в пору, а вот эти комбинезоны, явно рассчитанные на яутов, повисли на обоих альфах уродливыми мешками. Переглянувшись, Калеб и Джош, не сговариваясь, подобрали одежду с пола и попытались выстирать её в злосчастных кабинах. Результат оказался как минимум удручающий: грязь с ткани не смылась, только размазалась ещё хуже. Вниз с одежды текла почти чёрная вода, и надеть её было невозможно: во-первых, негигиенично, а во-вторых — просто противно.

— А у тебя есть ещё одежда? — уточнил Калеб, с надеждой глядя на Джоша.

— Да, вроде бы, удалось что-то перехватить на этой торговой планете. Как там её?

— BR-317. Кажется. Я мог и не запомнить. Поделишься со мной? Я в этом ходить не буду.

— Поделюсь, только надо ещё добраться до рюкзака. Кажется, я оставил его в том отсеке, где мы были изначально.

Калеб горестно приумолк, рассматривая свою фигуру, нелепую в этой огромной одежде, висевшей на нём глянцевым мешком, и Джош подтолкнул его в спину.

— Давай, нас здесь четверо на большом корабле. Никто нас не увидит.

========== 3 ==========

Джош и Калеб вынуждены были задержаться на RS-313 примерно на месяц: приближать роды искусственным путём было небезопасно, и, посоветовавшись, они решили, что бесхозная пустынная планета — место как нельзя более подходящее, чтобы залечь на дно. Закрыв глаза на общество яута, они решили воспринимать пребывание здесь как заслуженный месячный отпуск перед долгожданным возвращением домой. Планетка, небольшая относительно Земли и уж тем более относительно прочих обитаемых планет, была настоящим райским уголком, по крайней мере в том месте, где они высадились. Вполне вероятно, что полюса, точно так же, как и на Земле, были скованы снегом, но здесь было всегда жарко, влажно и солнечно. Теплолюбивый яут нарочно высадился в том климатическом поясе, который наиболее подходил для него самого, и Микки выходил на улицу только по утрам и вечерам, когда местное солнце, Наос, палило не так сильно.

Джош и Калеб в земных тропиках никогда не были, и по их представлениям местные мало чем отличались от земных: высокие деревья с толстыми мясистыми листьями, лианы толщиной с руку Микки, крупные насекомые, большие ароматные цветы, открывавшиеся в разное время: некоторые только утром, некоторые днём, некоторые вечером. Благоухание от них было — вырви глаз, и у Калеба даже началась было слабая аллергия, но среди медикаментов нашлась нужная сыворотка, и вскоре глаза у него перестали краснеть и слезиться, а нос — отекать.

Вообще, привыкнуть к новой жизни оказалось сложновато: слишком уж неожиданно она началась, слишком резко их перебросило из холодного мертвенного космоса в жаркие солнечные тропики. Не то чтобы Джош и Калеб не привыкли к неожиданностям, конечно. Но, по крайней мере, с тех пор, как они очнулись на операционных столах на планете артанцев и удрали с неё, они всё время находили приют на обитаемых планетах, сухих и пыльных, где легко было затеряться в толпе. Во время перелётов они, разумеется, чувствовали одиночество в бездушном космосе, но они были вдвоём на корабле и старались побольше времени вертеться на виду друг у друга, чтобы совсем уж не раскисать. Они были ещё почти незнакомцами, но общая беда сплотила их, и они умудрились сдружиться даже несмотря на огромную разницу в возрасте. Их разделяло двадцать четыре года, Калеб был мужчиной в самом цвете лет, а Джош — почти стариком и годился своему младшему товарищу в отцы, но это не помешало им очень быстро стать друзьями. Они привыкли быть на корабле вдвоём, но теперь они были не одни: под ногами у них вертелся прелестный курносый Микки, а сами они вертелись под ногами у молчаливого двухметрового Аайнара, который теперь не удостаивал их даже словом.