— Они — то, что нам нужно, — ответил Мархольт комиссару. — Если мы хотим удержать эту позицию и исполнить наш долг, нам понадобится больше огневой мощи. Мы слишком далеко от полковой артиллерии, а у флотской авиации и без того много забот. Впрочем, может быть, вы знаете танковую роту, которую сможет добраться до нас в течение дня или двух? Я думаю, стоит возблагодарить Императора за эти машины и обсудить их святость позже.
Нажир пролистал свой экземпляр Имперского Кредо, остановив страницы пальцем с триумфальным видом и указывая на отмеченный раньше абзац:
— Дети Железа! Отродья Эпохи Раздора! Само существование этих непотребств… оскорбляет Императора! Они должны быть…
Что-то из сказанного задело, наконец, инфокузнеца. Шагнув вперед, она обратилась к Нажиру:
— Это почитаемые реликвии Омниссии, а не отродье Силика Анимус, — продекламировала Ливия монотонным искусственным голосом. — Роботизированные автоматы Легио Кибернетика представляют собой чистоту Омниссии. Ваши обвинения в том, что они — техноересь, являются богохульством.
— В их душах нет света Император! — возразил Нажир. — Их разум — лишь металл, нечестивый и оскверненный!
Рука Ливии появилась из-под длинного рукава робы. Она указала одним из железных когтей на болт-пистолет на поясе Нажира:
— Ваше оружие имеет душу, комиссар? Оно несет свет Императора и служит целям Империума и человечества? Это орудие, подарок Омниссии, — одно из многих благословений Бога-Машины, дарованное нам. Таковы и кастеланы. Их машинные духи сотворены мудростью, дарованной нам Омниссией. Ваши рамки плоти и веры не в состоянии охватить чудеса созидания. В вашем неведении вы боитесь всего, что слишком сложно для вашего понимая.
Нажир уставился на инфокузнеца. Комиссар гневно захлопнул Имперское Кредо, указывая им на адепта Механикум.
— В своих извращенных заблуждениях вы принимаете праведный гнев за страх!
Мархольт поспешил встать между Нажиром и Ливией.
— Достаточно, — рявкнул он. — Для своих философских споров найдите место, которое не атакует рой тиранидов. Сейчас нет времени для этого спора.
Комиссар перевел свой плающий взор на капитана. На мгновение показалось, что он продолжит спор, однако офицер Комиссариата развернулся и пошел в сторону траншей. Ксандр посочувствовал первому гвардейцу, который попадется на глаза Нажиру.
— Все прошло лучше, чем я ожидал, — произнес кадианец, оборачиваясь к инфокузнецу. — Он мог бы и достать свой пистолет.
— Подобные нелогичные действия нанесли бы существенный ущерб текущей операции, — начала было Ливия. — Без дисциплинарного надзора комиссара…
Мархольт покачал головой и объяснил:
— Он мог бы застрелить вас.
— Это было в пределах оценочной вероятности, — заключила инфокузнец. — В таком случае, я была бы вынуждена учесть, что его враждебность превышает степень его полезности. Он должен был бы подвергнуться уничтожению.
Кадианца пробил холодный пот при звуке холодной, беспощадной угрозы адепта убить Нажира. Она говорила об убийстве офицера Комиссариата также безразлично, словно кто-то говорит об избавлении от старых ботинок. Даже генералы Имперской Гвардии не помышляли о подобном.
Мархольт быстро развернулся, указывая на укрепления:
— Периметр, удерживаемый вторым взводом, наиболее слаб, если бы вы направили силы своей манипулы туда…
— Подобное расположение будет неэффективным, пока позиции ксеносов неизвестны, — ответила Ливия. — Вероятность успешности операции увеличится, если сначала провести рекогносцировку, а затем отвечать на угрозы в необходимом объеме.
Она подняла голову в небо Таина:
— Магос Прокруст рассчитал, что основная атака ксеносов начнется, когда солнечный цикл войдет в переходную фазу.
Мархольт улыбнулся, несмотря на весь ужас ситуации: орда ксеносов за границами периметра.
— Сумерки, — сказал он Ливии. — Вы, техножрецы, так сосредоточены на ваших теориях и подсчетах, что не ощущаете тех вещей, которые изучаете.
— Вы говорите исходя из образного впечатления, примитивных эмоций, — возразила адепт Механикум. — Избавить разум от подобного загрязнения — первейшее благословение Омнисии. Эмоции загрязняют логические размышления, они провоцируют отвлечение и поощряют ересь.
Инфокузнец взглянула вниз по склону в спину закутанного в черную форму комиссара.
— Если бы Комиссариат действительно осознавал смысл тех слов, которые произносит, то они бы с восторгом признали Бога-Машину щитом Империума. Человечество может полностью положиться в вопросе своей защиты на такие непоколебимые конструкты, как кастеланы. Органическая жизнь отрицает подобное умозаключение, ибо признание его означает признание слабости плоти. Один из парадоксов существования: биологический мозг может создать механические конструкты, превосходящие себя самого, но та же плоть отказывается осознавать истинное значение своего детища.
Мархольт тряхнул головой. Ему хотелось спорить с техножрецом еще меньше, чем с Нажиром.
— Магос Прокруст ошибся, — ответил он Ливии, меняя тему разговора. — У Таина два солнца, на планете не бывает ни рассветов, ни сумерек.
Спокойствие разговора прервали выстрелы со стороны траншей внизу, послышались крики офицеров и сержантов, направлявших своих солдат, а затем хищный визг накапливающей заряд лазпушки первого взвода. Над всем этим шумом раздавались безумные крики тиранидов.
— Первое солнце садится, второе встает, — заявила адепт Механикум. — Подобная смена светил не является сумерками, но вполне соответствует целям ксеносов.
Кадианец рванулся в сторону окопов. Холодная отповедь инфокузнеца разожгла его гордость, хотя рев тиранидов холодил кровь.
«Как же их остановить?» — размышлял капитан, глядя на саванну. Каждый раз, когда ветер не прокатывался по высокой траве, обнаруживалась новая стая чужих, крадущихся по равнине. Второе солнце Таина восходило над восточным горизонтом, тени удлинялись, а фигуры чудовищ стали почти неразличимы. Настоящей ночи на планете никогда не было, бывали лишь квазисумерки, когда второе солнце проходило над горизонтом. Чудовища не стали бы ждать темноты, происходило что-то неясное.
— Примаршья кровь! — тихо произнес кадианец.
— Они приближаются! — раздался голос из окопов. Секундой позже псевдоночь планеты разразилась грохотом выстрелов лазганов, тяжелых болтеров, ракет и гранат. Со стороны гроксовых загонов открыли огонь кастеланы: робот с подвесными орудиями направил ярость энергетический подвесных орудий в наступающую орду, а его компаньон оставался неподвижным, пока напирающая волна ксеносов не добралась до границы поражения огнемета.
Низкие стены загонов предоставили роботам некоторую защиту от ксеносов, по крайней мере, на этом этапе атаки. Мархольт увидел, как в его связиста попали из какого-то ужасающего био-оружия. Грудь бойца была разодрана на куски чем-то, что больше напоминало хищных жуков, нежели пули. Среди атакующих были приземистые ксеносы, несущие костяные ружья. Их случайный огонь не был прицельным, но когда их биоорганические снаряды попадали в цель, ущерб был катастрофический.
Капитан заметил, что саванна практически пропала под напирающей волной тиранидов. Они уже не прятались в траве, Мархольт наблюдал аз тем, как саваннна исчезает в неистовом беге ксеносов. Тираниды более не прятались в траве: они рвались резкими прыжками, словно катящаяся волна жутких когтей и щелкающих пастей.
Огонь орудий слегка облегчал участь тяжко сражающихся в укреплениях гвардейцев. Сконцентрированный огонь артиллерии окроплял саванну дождем хитина и горелой травы. Мархольт приказал мортирным взводам вести огонь в шахматном порядке, накрывая саванну волной огня на сотню метров по фронту. Первый залп покрывал двадцать метров, второй уже десять метров, остальные следовали по такому же принципу. Капитан предпринимал все, чтобы не дать чужакам предсказать, куда будет направлен следующий залп. После случая с ксеносами-диверсантами Ксандр не собирался недооценивать врага.
