ШЕСТЬ

Определенно пора заканчивать лингвистическую и этнологическую академию кель Дерупае Ростика. Мы пока еще говорили не совсем бегло. И на смеси провансальского с французским языком норманнов. Но я чувствовал, что вполне могу объясниться, и лингвистическая программа согласилась со мной.

Пора заняться освобождением родителей.

Нам было ясно, с чем мы имеем дело. Папа находится в одной из больших религиозных общин, называемых монастырями. Мама - в конвенте, это тоже монастырь, но женский. Вероятно, это самое безопасное место на Фанглите, конечно, если его обитатели не решат, что вы демон или колдун.

Мы по-прежнему не представляли себе, почему они там и как туда попали. Конечно, это слабый пункт наших планов. Денин согласилась со мной: весьма маловероятно, чтобы они пришли туда добровольно. Они ведь даже не знали о существовании таких мест. И никто из нас не верил, что они согласились бы разделиться по любой причине.

Нет, то, что произошло с ними, было вне их контроля. Вероятно, они даже не знают друг о друге, где находятся, не знают языка и очень беспокоятся, хотя и папа, и мама люди сильные и по пустякам не тревожатся. Папа обычно строил план и тут же начинал действовать. Мама предпочитала выждать, посмотреть, что происходит, и использовать представившиеся возможности.

Примерно за два часа до рассвета Денин посадила катер на поле в двух милях от монастыря. Я взял с собой дорожный мешок, чтобы походить на пешего путника. Луна зашла, но темно не было, поэтому перед посадкой мы выключили все огни, кроме флуоресцентного освещения приборной доски. Когда я вышел, было холодно, трава покрыта росой. Я смутно видел темнеющий при свете звезд монастырь и пошел к нему.

Я нервничал и пожалел, что перед уходом не воспользовался туалетом катера. Я один, иду в темноте к большому пространству, окруженному каменными стенами. Если войду туда и окажусь в трудном положении, Денин не так просто будет меня выручить. А там, внутри, среди множества людей, станнер мне не поможет, если они на меня набросятся.

Денин хотела принять активное участие в действиях и спорила, что нужно сначала выручать маму. Но я переубедил ее по двум причинам. Во-первых, ясно, что на Фанглите женщины считаются менее важными, чем мужчины. Ей труднее будет заставить людей делать то, что она хочет, несмотря на весь ее ум. Во-вторых, Арно говорил, что в женском монастыре женщин могут содержать вопреки их воле. И мы не хотели, чтобы Денин заперли там.

И вот я иду один по полю, ноги у меня промокли, и мне почему-то страшновато.

Стена, когда я подошел к ней, показалась гораздо выше и грознее, чем с высоты в две мили. Мне пришлось довольно долго идти вдоль стены, пока я не подошел к воротам. На воротах висел большой молоток, я поднял и трижды опустил его с громким "хлоп". Через полминуты в воротах открылось небольшое окошко, я смутно увидел сквозь него чье-то лицо.

- Чего ты хочешь?

Я ответил, что я чужестранец из далекого Эвдаша (я совершенно отказался от мысли об Индии), что я хочу отдохнуть и хотел бы поговорить с аббатом, когда тот встанет. Я не сказал, как далеко находится Эвдаш. Не хотел, чтобы он решил, что я одержим демонами. Брат Жерар рассказал мне, как человека били до тех пор, пока из него не вышел демон. Долго же придется им меня бить, если никакого демона во мне нет и я не знаю, как изобразить его.

Привратник исчез, и восемь-десять минут ничего не происходило. Я уже подумывал, не постучать ли снова. Похоже, меня не собираются впускать. Но тут маленькое окошко снова открылось, и у меня создалось впечатление, что меня рассматривает другой человек. Появился также дрожащий тускло-красный свет, как от факела.

Через несколько секунд дверь открыли, и вышел плотно сложенный человек с факелом. Десять-пятнадцать секунд он разглядывал меня, потом отступил и жестом предложил мне пройти.

Внутри он повел меня через двор, выложенный плотно прилегающими квадратными каменными плитами. Как и стены, здание было сложено из больших каменных блоков, скрепленных известкой. Мне пришло в голову, что тут вообще нет строительных механизмов - по крайней мере механизмов, приводимых в движение энергией. Вероятно, люди высекли эти блоки при помощи ручных орудий и подогнали их друг к другу. Потом люди или животные перевезли их сюда, сложили друг на друга и построили эти высокие ровные стены.

Внутри здания меня провели по короткому коридору, освещенному факелами, висевшими на стенах в кронштейнах. В конце коридора оказалась большая комната восьмидесяти футов длиной и вполовину шириной. Запах тут напоминал смесь запаха сеновала дома, на Эвдаше, и запаха монахов и Арно. Запах людей, которые не мылись с тех пор, как последний раз попали под дождь или в реку. Комнату освещал звездный свет сквозь окно и свет факела моего проводника. Я разглядел спящих, они лежали на полу на грудах соломы, спали они в одежде, вернее в рясах.

- Спи здесь, - сказал мне проводник. - Аббат встретится с тобой после обедни. - И, прихватив с собой факел, он вышел, оставив меня в темноте.

"После обедни". Понятия не имею, что такое обедня. Может, синоним "восхода". Почему-то мне показалось, что я им интересен. Дело не в том, что сказал проводник: он почти ничего не сказал. Но то, как он осматривал меня, открыв дверь... Может, дело в моем комбинезоне. Вероятно, папа тоже пришел в комбинезоне.

Ну, ладно, подумал я, во сне время проходит быстрее. Спать лучше, чем стоять тут, пытаясь что-то угадать и не имея для этого достаточных данных. Я пошел по комнате, стараясь не наступить на спящих, пока не нашел в углу незанятое место и немного соломы. Я сбил солому в небольшую кучку каменной пол - не мой идеал постели, - покрыл ее спальным мешком, лег и закрыл глаза. Я думал, что мне трудно будет заснуть, особенно когда кругом громко храпят и фыркают, но через несколько минут я уже спал.

Мне показалось, что я только что уснул, когда громко прозвенел колокол и разбудил меня. Сквозь грязные окна пробивался свет. Соседи начали со стонами и зевками вставать, и я подумал, нужно ли мне тоже вставать. Но мне хотелось еще поспать, и я решил, что останусь тут, пока кто-нибудь не скажет, что мне делать.

Постели заправлять монахам не нужно было. Спали они в одежде, и уже через минуту большинство вышло из комнаты. Некоторые посматривали на меня, выходя, будто думали, не поднять ли меня. Но они тоже вышли, и я снова уснул.

Кто-то тряс меня за плечи.

- Пора завтракать, - сказал этот человек. Он с любопытством смотрел, как я сворачиваю спальный мешок и укладываю его в рюкзак. Как и монахам, мне не нужно было одеваться, потому что я не раздевался и даже не снял с пояса станнер, коммуникатор и нож в ножнах. Я не хотел потерять их.

Когда мы вошли в столовую, там сидело примерно восемьдесят монахов. Столы из досок, скамьи тоже. Когда мы подошли к котлу, мне дали ложку грубой каши в деревянной тарелке, ломоть темного, странно пахнущего хлеба и кусок сыра на квадратной деревянной дощечке. Ничего сладкого, никаких соусов или молока.

Но я на это не обращал внимания. Дело в том, что за одним столом я увидел папу. Он меня не видел, потому что сидел спиной ко мне, но узнать его было легко. В этой комнате, где все были с бритыми головами и в серых рясах, он сидел в комбинезоне и со всей шевелюрой. Идя к котлу, я не отрывал от него взгляда и решил, что сяду поближе к нему, когда мне дадут пищу.

Остановят ли меня? Не остановили. Как только мне дали еду, проводник отвел меня как раз к тому столу, за которым сидел папа. Я сел в нескольких местах от него. К этому времени я заметил, что в комнате все молчат. Очевидно, за едой здесь не полагается разговаривать.

Но мне не нужно было говорить, чтобы привлечь папино внимание. Он увидел меня, как только я подошел к столу, и вздрогнул. Он не просто удивился; похоже, он не поверил своим глазам. Я не мог сдержать улыбку, кивнул ему и сел. Я хотел, чтобы он понял, что я владею местным языком, поэтому негромко спросил у своего проводника: