- Сицилия очень богата, - продолжал Арно, - очень плодородна, и часть ее по-прежнему во власти сарацинов, язычников.

Я уже знал, что сарацины - это нехристиане, которые захватили большую часть мира, вернее, большую часть мира, известного монахам.

- Роберт Хитроумный, - продолжал Арно, - герцог Апулии и Калабрии, норманн. Он владеет многими областями Южной Италии и восточной частью Сицилии, он искусный полководец и самый коварный повелитель во всем христианстве, если не во всем мире. Но бароны не верят ему, а многие его ненавидят, потому что он старается положить конец их разбоям. Поэтому многие оказывают поддержку любым его соперникам, норманнам, ломбардам и даже византийцам - всем, кроме сарацин.

- Располагая летающей лодкой, я легко заручился бы поддержкой многих юных сержантов и рыцарей дома в Нормандии - младших сыновей, свободных в своих обязательствах. Правильно используя их, я стал бы владельцем какого-нибудь феода в Сицилии, с надежным замком и собственным рыцарским войском. Тогда будет легко захватить какой-нибудь богатый город на побережье. Барон с летающей лодкой и другими амулетами станет чудом христианского мира, и в моем распоряжении скоро была бы большая армия.

Может, у него и получилось бы, подумал я. Каждый, кто хочет стать королем, должен с чего-то начать, если он не наследует трон.

- Сколько тебе лет, Арно? - спросил я.

- До первых морозов мне исполнится восемнадцать.

- И ты уже закончил обучение?

- Конечно. Больше двух лет назад. Если восьми лет учебы недостаточно, тогда лучше быть вилланом или монахом.

- Ты уже был на войне?

- А где же я получил шпоры? Конечно, я был на войне!

- Понятно. Я не знаю, как живут в этой части мира.

- Я был с Рожером, младшим братом герцога, когда у Мисилмери мы разбили армию сарацин. Мы всех их перебили или захватили в плен, хотя вначале они превосходили нас по численности.

- Не знаю, сколько сарацин я убил. Не меньше двадцати. Наша кольчуга прочнее, а мечи тяжелее. Наши удары разрубали их, а их - только причиняли синяки, если только удар не пришелся в лицо или руки. - Он погладил большой шрам на щеке. - Наши лошади крупнее, наш строй прочнее, и они не могли ни выдержать наши удары, ни расколоть строй и изолировать бойцов.

- В конце мы были покрыты синяками и ссадинами и страшно устали, но убитых у нас было мало. До этой битвы я был сержантом и участвовал только в нескольких небольших стычках. После битвы я среди других сержантов был самим Рожером посвящен в рыцари за доблесть.

По дороге приближалась еще одна небольшая группа путников, и мы замолчали, разглядывая их. Я держал станнер наготове. Они посмотрели на нас, потом на шестерых лежавших неподвижно в траве и заторопились дальше. Выглядели они испуганными. Когда они прошли, Арно снова заговорил.

- Когда битва закончилась, мы, несмотря на крайнее истощение, сняли с мертвых сарацин кольца и кошельки. А мертвецов были тысячи. Сарацинские рыцари носят очень ценные кольца, и у них всегда с собой золотые и серебряные монеты, чтобы заплатить выкуп, если их захватят в плен. Рожер запросил большой выкуп за тех, кто сдался в плен. А когда эмир выкупил их, Рожер каждому из нас дал по большому кошельку с золотом, совсем немного оставив себе.

Арно широко улыбнулся, это была первая настоящая улыбка, которую я у него видел.

- Сарацины очень богаты. Справедливо, что христианские рыцари отнимают у них часть богатства.

- Почему же тогда ты уехал из Сицилии? - спросил я.

- Чтобы вернуться в Нормандию... А зачем... - Он несколько минут думал, как лучше объяснить. - По правде говоря, я мечтаю не о том, о чем мечтает большинство норманнских рыцарей, - сказал он наконец. - Битвы это прекрасно, но мне этого недостаточно. Со временем Роберт и Рожер, конечно, завоюют всю Сицилию. И я получу в награду собственный феод. Но я никогда этим не удовлетворюсь: на этом беззаконном юге все время сражаются. Сражения, лишения, трудности и смерть от одной из эпидемий, которые летом часто нападают здесь на армии - вот что меня ждало бы. Все время сражаться за своего сюзерена, который постоянно борется с разбойниками и соседями, и часто это одно и то же.

Он пристально посмотрел на меня, как будто хотел, чтобы я все понял.

- Это никуда не ведет. А в то же время есть люди - их называют "купцами", которые живут в комфорте и роскоши, превосходящей всякие мечты норманна. Их богатство непредставимо.

- Поэтому я решил вернуться домой с полным кошельком и купить небольшой табун норманнских боевых коней. Боевых коней большого размера в Италии и на Сицилии не выращивают, и каждая такая лошадь там - это целое состояние. Я хочу перегнать лошадей в Марсель, нанять там корабль, который перевезет меня в Салерно или Амалфи. Там я продал бы лошадей с большой прибылью - в несколько раз дороже, чем купил.

- Конечно, это рискованно. Можно потерять и лошадей и жизнь в стычке с разбойниками по дороге в Марсель. А на море бури и пираты, и лошади могут погибнуть от морской болезни. Но риск - часть профессии купца, да и вообще любого достойного занятия.

Он опять смерил меня взглядом.

- Но если мы с тобой станем партнерами - ты и я, - продолжал он, - мы достигнем гораздо большего, чем любой купец или барон. Мы завоюем королевство. Империю.

Наша беседа заняла гораздо больше времени, чем может показаться, потому что я часто прерывал его, чтобы он мне объяснил значение слов. Те парни, который я уложил, начали стонать, в полумиле от нас показалась пара рыцарей; они двигались в нашу сторону от тропы Ценис.

Я знал, что Арно почти пришел в норму, пора мне уходить.

Я встал.

- Арно, - сказал я, - я подумаю о партнерстве. Как мне узнать тебя с неба? Флажок на твоем копье слишком мал, хотя я и могу увеличивать вещи на борту небесной лодки.

- Я сделаю флаг побольше, - ответил он. - Красный, вырежу из плаща вон того пилигрима. - Он указал на человека в канаве.

- Хорошо. - Я начал пятиться, не желая поворачиваться к нему спиной. Интересно, как можно совместно действовать с человеком, которому так не доверяешь. По-видимому, нельзя. Пусть думает, что я согласен, но он слишком опасен, чтобы допускать его ближе.

- Еще один вопрос, Арно, - сказал я. - В монастырях бывают пленные?

Он удивленно посмотрел на меня.

- Думаю, нет, или очень редко. Монахи мирный народ. Их цель не война, а достойное служение Господу и спасение души.

- А женские монастыри?

- Это другое дело. Вряд ли там содержат настоящих пленников. Но иногда женщин помещают туда насильно, вопреки их воле, туда их может послать семья, если у нее нет приданого или если девушка отказывается выйти замуж.

Конечно, позже у меня появятся и другие вопросы, но пока их нет, и я получил достаточную информацию. Тут мне в голову пришло еще одно соображение.

- Арно, если человек, одетый как я и не понимающий по-провансальски, придет в монастырь, что с ним случится? Допустим, он заблудился и просто постучал в дверь монастыря.

Он по-прежнему удивленно смотрел на меня.

- Я думаю, ему дадут убежище и начнут учить провансальскому, или швабскому, или вообще языку этой местности. Потом, несомненно, станут убеждать пойти в монахи. - Он наклонил голову на сторону и поднял бровь. Но если он покажет им такие чудеса, как ты мне, чудеса не во имя Господа, они сочтут его колдуном и убьют.

Я поблагодарил его и ушел в лес, поглядывая на него время от времени, на случай если он решит пойти за мной. Скрывшись за деревьями, я направился прямо к поляне, где Денин меня высадила. Поляна на дне каньона, пропустить ее я не могу. По пути я вызвал Денин, и она полетела к каньону над вершинами деревьев. Когда я вышел на поляну, катер уже ждал с открытой дверью.

Оказавшись на борту, я ввел в компьютер свою запись. Катер поднялся среди облаков, которые начали собираться над горами.

Я многое узнал в этот день от Арно, гораздо больше, чем просто несколько новых слов.