«Прикажи своим людям взять по пять дротиков из корзин и приготовиться», – сказал Глистра. Морватц словно вырос на глазах. Расправив плечи, он повернулся лицом к солдатам и выкрикнул несколько кратких команд. Солдаты-божолейцы тоже выпрямились и построились плотнее. Группами по пять человек они подбегали к вьючным животным, брали дротики и тут же возвращались в строй.

Бишоп с сомнением проговорил: «Ты не боишься, что…» Он не закончил фразу.

«Боюсь показать, что я боюсь, – отозвался Глистра. – Как только солдаты почувствуют слабину, они разбегутся, как кролики, и попрячутся в лесу. Но их сдерживает привычка к дисциплине. Нужно вести себя уверенно – как будто цыгане не опаснее назойливых мух».

«Надеюсь, что ты прав – по меньшей мере в принципе».

Всадники остановились, когда до них оставалось еще метров сто – вне досягаемости выстрелов из рогаток. Зипанготы цыган были массивнее шестиногих тварей, сопровождавших отряд Глистры – темно-коричневая шерсть караванных животных, гладкая и блестящая, напоминала тюленью, их ноги опирались на мягкие кожаные подушки, у них были длинные мощные шеи и почти горбатые спины с выпуклыми хребтами. Потрепанные кожаные попоны своих зипанготов цыгане украсили примитивными бледными орнаментами, а на морде каждого животного был закреплен ременной перевязью рог – примерно такой, как у белого носорога.

На переднем зипанготе сидел высокий коренастый человек в синих атласных шароварах, коротком черном плаще и конической кожаной шапке с торчащими по бокам заостренными наушниками. В мочки ушей предводитель кочевников продел трехдюймовые бронзовые кольца, а на груди носил большой медальон из полированного железа. Лицо его, круглое и узкоглазое, избороздили глубокие морщины.

Глистра услышал, как Морватц пробормотал: «Атман Плетка!»

Клод Глистра рассмотрел атмана повнимательнее – тот не проявлял ни малейшего беспокойства, его безразличная самоуверенность производила больший эффект, нежели вызывающая дерзость. За ним виднелась еще дюжина наездников, одетых примерно так же, а еще дальше угрюмо толпилась сотня мужчин и женщин в потускневших красных, зеленых и синих штанах, украшенных бахромой и кисточками, в блузах из толстой фланели и кожаных ермолках.

Глистра обернулся, чтобы проверить, как ведут себя солдаты-божолейцы – и тут же мимо прожужжал, как оса, дротик, едва не задевший его шею. Инстинктивно отшатнувшись, Глистра взглянул прямо в странное, лишенное всякого выражения лицо Аббигенса, опускавшего рогатку.

«Морватц! – позвал Глистра. – Отберите рогатку у Аббигенса, свяжите ему руки покрепче, а ноги – так, чтобы он едва мог ходить».

Поколебавшись долю секунды, Морватц отдал приказ паре солдат.

Аббигенс сопротивлялся, но Глистре пришлось игнорировать возню за спиной – атман и его наездники-политборы уже спешились и приближались.

Атман задержался в нескольких шагах, усмехаясь и поигрывая арапником. «О чем вы думали, когда решили вторгнуться в цыганскую степь?» – мелодичным, мягким басом спросил он.

«Мы направляемся в Кирстендейл, за болота, – ответил Глистра. – Туда нет другого пути – только через земли кочевников».

Атман слегка оскалил зубы, чудесно инкрустированные кусочками цветных камней: «Оказавшись на нашей земле, вы прощаетесь со свободой».

«Рискуете вы, а не мы».

«Кого нам бояться? Солдат?» – атман презрительно повел плечом.

До ушей Глистры донеслось жалобное, плачущее восклицание: «Клод… Клод!»

Кровь бросилась ему в голову. Глистра даже покачнулся от гнева, но заставил себя сдержаться, заметив, что его реакция явно забавляла внимательного атмана: «Кто меня зовет?»

Атман небрежно оглянулся: «Сегодня утром на краю леса мы нашли женщину со склонов. За нее дадут хорошие деньги».

«Приведите ее сюда, – сказал Глистра. – Я ее куплю».

«Значит, вы богаты? – лениво отозвался атман. – Сегодня цыганам повезло!»

Глистра говорил старательно сдержанным тоном: «Приведите эту женщину сюда, или я прикажу ее привести».

«Прикажешь? Кому? – атман прищурился. – Кто ты такой? На божолейца ты не похож, а для макира у тебя слишком темная кожа…»

Глистра вынул лучемет – так, словно не придавал этому никакого значения – и с ухмылкой пошутил: «Я – электрик».

Атман озадаченно погладил квадратный подбородок: «Где живут эти… электрики?»

«Это не народность, а профессия».

«А! Среди нас нет электриков, мы занимаемся своими делами: воюем, убиваем, ловим рабов».

Глистра принял мрачное решение. Повернувшись к солдатам, он приказал: «Приведите сюда Аббигенса». Атману он пояснил: «С электриками шутки плохи, мы скоры на расправу».

Аббигенса вытолкали вперед. «Если бы твоя смерть не пригодилась в практическом отношении, – сказал ему Глистра, – мы, наверное, тащили бы тебя за собой до самого Земного Анклава, чтобы тебя подвергли деаберрации». Он поднял дуло лучемета. Лицо Аббигенса приобрело оттенок заквашенного теста, он зашелся задыхающимся хохотом: «Как тебя провели, Глистра! Как последнего дурака…» Вырвался фиолетовый луч, воздух затрещал от разряда. Аббигенс упал замертво.

Выражение лица атмана слегка изменилось – как у зрителя, раздраженного скучным спектаклем.

«Отдай мне женщину, – настаивал Глистра, – или тебя постигнет такая же участь!» Он хрипло прибавил не допускающим возражений тоном: «Сию минуту!»

Атман слегка удивился, поколебался, но подал знак своим людям: «Отпустите ее».

Прихрамывая, Нэнси подбежала и упала на колени перед Глистрой, дрожа и всхлипывая. Игнорируя девушку, Глистра сказал атману: «Идите своей дорогой, а мы пойдем своим путем».

К вождю политборов вернулось безупречное самообладание: «Мне уже приходилось видеть такие электрические самострелы. Они убивают, но наши копья убивают не хуже. Особенно в темноте, когда копья летят со всех сторон, а самострел обращен только в одну сторону».

Глистра повернулся к Морватцу: «Прикажи отряду двигаться вперед».

Морватц отступил на шаг, резко поднял руку и опустил ее: «Шагом – марш!»

Атман кивнул с едва заметной усмешкой: «Может быть, мы еще встретимся».

Гигантский склон превратился в тень за дымкой над западным горизонтом; впереди простиралась степь: бескрайняя, как океан, покрытая ковром синевато-зеленой суховатой травы, иногда перемежавшейся порослями черно-зеленого дрока, заполнявшего впадины. Позади остались цыгане – джигиты, разбивавшие лагерь вокруг плотной группы политборов, словно вросших в спины своих зипанготов.

Ближе к вечеру вдали показалась размытая темная полоса. «По-моему, это деревья, – предположил Фэйн. – Скорее всего, омут вокруг артезианского источника».

Клод Глистра внимательно осматривал горизонт: «Кажется, другого убежища нам не найти. Пора устраиваться на ночь». Оглянувшись, он с опаской взглянул на цыган, теперь уже казавшихся небольшим скоплением темных пятнышек: «Боюсь, нас ожидают большие неприятности».

Тень становилась все более отчетливой и превратилась в рощу из дюжины деревьев. Под деревьями виднелась какая-то буйная растительность на подстилке синевато-белесого мха.

Посреди рощи находился небольшой пруд, окаймленный толстым темно-рыжим тростником. Глистра с подозрением поглядывал на грязноватую воду, но божолейцы пили ее с наслаждением. На берегу пруда была сложена высокая скирда из ветвей, сплошь усеянных плодами, напоминавшими желуди. Тут же находились два врытых в землю чана, заполненных зловонным пивом, а также примитивный перегонный аппарат.

Божолейцам не терпелось проверить, не осталось ли какое-нибудь содержимое в емкости под змеевиком, но Морватц поспешно преградил им путь и наорал на них – солдаты неохотно повернули назад.

Глистра достал небольшую пиалу из тюка на спине зипангота и протянул ее Морватцу: «Пусть каждый солдат выпьет по чарке».

Раздался хор одобрительных восклицаний; повернувшись к Пьянце, Глистра заметил: «Если бы мы могли поить их грогом каждый вечер, нам не пришлось бы их сторожить».