Профессиональные дипломаты, как правило, не так подвержены неточности. Посол почти всегда получает инструкции в письменном виде; представления иностранному правительству он делает или при помощи тщательно составленной ноты или в личной беседе, в последнем случае он немедленно по возвращении посылает запись разговора своему правительству.

Кроме того, согласно установившемуся обычаю, если посол собирается сделать иностранному правительству важное сообщение, он должен принести с собой краткий конспект, или aide-memoire [памятную записку], с изложением того, что он должен передать. Он может прочесть этот меморандум министру и даже оставить его копию. В свою очередь, если посол получает от министра, с которым он ведет переговоры, какое-либо важное устное сообщение, то посол проявит разумную предосторожность, если покажет министру свою версию разговора, прежде чем официально сообщит ее своему правительству. Непринятие подобного рода предосторожности вело к печальным инцидентам в прошлом. Классическим примером таких недоразумений является отказ Гизо в 1848 г. от обещаний, данных устно лорду Норманби (тогдашнему английскому послу в Париже), о которых последний сообщил в донесениях в Лондон. Гизо утверждал, что лорд Норманби совершенно исказил его слова и что он никогда не давал обещаний, которые ему приписали. Он резонно добавил, что доклад о разговоре, отправленный послом своему правительству, можно рассматривать как достоверный и обязательный документ только в том случае, если он был представлен на рассмотрение лица, заявление которого он излагает.

Хотя профессиональный дипломат редко бывает повинен в том, что я называю интеллектуальной неточностью, склонность к тому, что я называю моральной неточностью, постоянна и велика.

Моральная неточность принимает различные формы. Опытный дипломат хорошо знает, что человеческие действия зависят от случайных событий и что предсказывать всегда опасно. Он поэтому подвергается искушению или вообще избегать делать какие-либо прогнозы или в крайнем случае изрекать свои предсказания в стиле дельфийских оракулов[54]. Дух, а равно изобретательность Сивиллы[55] слишком часто служат примером, которому подражает старательный дипломат. Он предпочитает перестраховаться, хотя он вполне прав, что избегает всякого рода необдуманных предсказаний. Дипломат, однако, не должен колебаться ставить в известность правительство о направлении, которое, по его мнению, примут в дальнейшем местные события. Донесения, содержащие двусмысленные прогнозы, могут дать возможность послу выставлять свое предвидение, но они не приносят большой пользы ни правительству, ни репутации посла. Слишком часто послы настолько боятся быть обвиненными в неправильной оценке положения, что они вообще избегают давать какую-либо оценку. Уклоняясь от ответственности, они тем самым не выполняют одной из важнейших обязанностей дипломата.

Если эта моральная неточность проявляется во взаимоотношениях посла с правительством, при котором он аккредитован, то этим может быть причинен серьезный ущерб делу. Посол вполне справедливо старается поддерживать хорошие отношения с властями, с которыми ему приходится иметь дело. Иногда это стремление становится чрезмерным. Нередко бывает, что дипломат, получив инструкцию от своего правительства сделать сообщение, которое, как он знает, вызовет раздражение и огорчение, так смягчает полученные инструкции, что дает неправильное и слабое представление о преследуемых этими инструкциями целях.

Если он даже достаточно лоялен и добросовестен, чтобы выполнить точно букву инструкции, у него часто возникает соблазн, для того чтобы не нанести оскорбления, сопровождать передачу полученных инструкций такой интонацией или такими жестами, которые давали бы понять, что он лично не согласен с представлениями, которые ему поручено сделать. Об этих соблазнах и сопровождающих их симптомах будет сказано в разделе "лояльность".

Третье качество, необходимое идеальному дипломату, это— спокойствие. Лицо, ведущее переговоры, не только не должно показывать свое раздражение при столкновении с глупостью, бесчестностью, жестокостью или самомнением тех, с кем на него падает печальная обязанность вести переговоры, но он должен отречься от какой-либо личной враждебности, личного предрасположения, от энтузиазма, предрассудков, тщеславия, преувеличений, театральности и морального негодования. Известная эпиграмма Талейрана, когда его попросили дать совет молодому дипломату, гласила: «Et surtout pas trop de zele» [ «Главным образом поменьше усердия»]. «Прежде всего не приходите в возбуждение от вашей работы». Этот совет могли бы повторить все опытные-дипломаты.

Выдержка, свойственная идеальному дипломату, может подорвать его популярность среди друзей. И в самом деле, манеры, свойственные вышколенному дипломату, как то: нерешительные суждения, скептическая терпимость, бесстрастное отношение ко всему, часто заставляют посторонних наблюдателей считать его гордецом, лентяем, дураком или больным.

Спокойствие идеального дипломата должно проявляться, главным образом, в следующем: во-первых, он должен быть в хорошем настроении или по крайней мере уметь подавлять свое плохое настроение, во-вторых, он должен быть исключительно терпелив.

Случаи, когда дипломаты теряли терпение, вспоминаются с ужасом поколениями их преемников. Наполеон потерял терпение во время переговоров с Меттернихом во дворце Марколини в Дрездене 26 июня 1813 г. и швырнул свою треуголку на пол, — результаты были очень печальны. Сэр Чарльз-Юэн Смит потерял терпение при переговорах с марокканским султаном и в присутствии последнего разорвал договор. Граф Таттенбах потерял терпение на Алхесирасской конференции[56] и подверг свою страну тяжелому дипломатическому унижению. Господин Стиннес потерял терпение в Спа[57].

Терпение и настойчивость очень важны для успеха переговоров. Поль Камбон, один из наиболее удачливых дипломатов современности и французский посол в Лондоне в течение 20 лет, был на редкость терпелив. Он прибыл в Англию в те времена, когда англо-французские отношения были напряжены до крайности и находились почти под угрозой разрыва. Когда он оставил Англию, мы были союзниками. В течение всех этих 20 лет Поль Камбон выжидал. Стремящийся к примирению, неизменно скромный, исключительно лояльный, он всегда был готов действовать. Его исключительная способность выбирать подходящий момент, его тонкое понимание обстановки, достоинство его манер сделали его к 1914 г. человеком всеми уважаемым и пользующимся всеобщим доверием. Подобное терпение не всегда проявлялось послами других наций, которые желали достигнуть быстрых успехов и скорее вернуться домой с блестящими результатами. Слишком часто эти нетерпеливые послы запугивали британского бульдога и заставляли его отказываться от сделанных ему заманчивых предложений.

Брат Поля Камбона, Жюль Камбон, посол в Берлине, в своем увлекательном труде «Дипломат» считает терпение одной из первых добродетелей дипломата. «Терпение, — пишет он, — необходимое качество для успеха переговоров. Иногда ветер дует в противоположную сторону, и приходится лавировать, чтобы добраться до гавани». В качестве примера терпения и настойчивости он приводит свои довоенные переговоры с Кидерлен-Вехтером.

Желательно, чтобы дипломат был правдив, точен, спокоен, терпелив, всегда одинаково настроен, но чтобы быть идеальным, он должен быть также скромен. Трудно преувеличить опасность тщеславия для дипломата. Тщеславие может побудить его не считаться с советами и мнениями людей, обладающих большим опытом и лучше, чем он, знающих страну и тот или иной вопрос. Оно делает его легко уязвимым для лести или нападения лиц, с которыми он ведет переговоры. Тщеславие способствует выработке слишком субъективных взглядов на характер и задачи дипломата и иногда даже заставляет предпочитать яркий, но нежелательный успех не бросающемуся в глаза, но более осторожному компромиссу. Оно побуждает его хвастать победами и этим вызывает ненависть побежденных. Тщеславие может даже помешать ему в критический момент сознаться своему правительству, что его предсказания или информация были неверны. Тщеславие приводит к тому, что он вызывает ненужные трения в незначительных вопросах, касающихся положения в светском обществе. Оно может заставить его оскорблять своим чванством, снобизмом или вульгарностью. Тщеславие— корень неосторожных поступков и бестактности. Оно толкает страдающих этим недостатком к проявлению краснобайства и к большим дипломатическим порокам — иронии, эпиграммам, необоснованным обвинениям и колким ответам… Оно заставляет посла не сознаваться даже самому себе, что он не настолько владеет турецким, персидским, китайским и русским языками, чтобы в важных вопросах обходиться без переводчика. Тщеславие может породить опасную иллюзию, свойственную часто профессиональным дипломатам, что его пост — это центр дипломатической вселенной и что министерство иностранных дел только из-за слепоты и упрямства не следует его советам. Оно может подвести его, заставляя отзываться перед посетившими его политическими деятелями или журналистами вероломно и лукаво о своем министре иностранных дел. Тщеславие может породить и прочие недостатки— неточность, легкую возбудимость, нетерпение и даже лживость. Из всех недостатков дипломатов, а их много, тщеславие — наиболее распространенный и наиболее вредный недостаток.