Я смеюсь:

— Ты не пьешь, но куришь?

— Иногда.

— То есть травить себя алкоголем вредно, а курить нет?

— Почему, курить тоже вредно. Но от никотина не затуманивается сознание. Голова остается трезвой, — она забавно стучит пальцем по лбу.

— Не поспоришь. Угостишь?

— Пожалуйста, — Дана протягивает мне пачку.

Я закуриваю синий Winston, смотрю на сигарету и спрашиваю:

— Почему мужские?

— Что? — она в удивлении смотрит на меня, опять чертовски сексуально поднимая брови.

— Почему мужские сигареты? Обычно женщины выбирают тонкие, с ментолом. Изящные.

— Это притворство. На самом деле большинство женщин предпочитают простые, крепкие сигареты без добавок в виде ментола, вишни или коньяка. Крепкие, такие, чтоб горло драло, — она пожимает плечами, — Тонкие сигареты с ментолом придумали для тех, кто хочет казаться лучше, чем есть на самом деле.

— Интересная теория — буркнул я, уставившись на тлеющую сигарету.

Маленькие белые хлопья пепла слетели с ее кончика и закружились в воздухе. Я снова перевел взгляд на Дану, отвлекаясь от пепельного танца.

— Я проводила опрос, — она улыбается, тушит сигарету о стену и бросает окурок в урну возле двери, — Пошли, где там твоя машина.

— Я оставил ее у входа.

Она прошла мимо и свернула за угол. Я пошел следом, так и не докурив до конца.

Моя машина — моя особенная гордость. Единственная в стране, всего пятьсот экземпляров по всему миру. Я был одним из заказавших ее производство в 2008 году. Artega GT, двухместный спорткар с просторным кожаным салоном, шестискоростной коробкой передач, тремя сотнями добрых лошадиных сил. 75 тысяч евро железа, покрашенного в черный цвет. 75 тысяч скорости и драйва. Сто километров в час всего за пять секунд.

Я смотрю, как Дана приближается к моей машине, и снимаю сигнализацию. Артега приветливо мигает фарами и автоматически открывает дверь для водителя. Приятный бонус по индивидуальному заказу.

— Ух, ты! — протягивает Дана — В прошлый раз я ее не разглядела. Это Артега?

— Да, — я довольно улыбаюсь. Что ж, мой размер явно заценили, — Ты слышала о ней?

— Да. Я знаю, что это одна из самых редких машин в мире. Их всего пять сотен выпустили и все были распроданы еще до запуска конвейера, — она садится в салон, и ее голова скрывается из вида.

— Я был одним из вложивших в производство, — продолжаю я хвастаться, устраиваясь на пассажирском сидении. Это немного не привычно для меня.

Я никогда никому не разрешал садиться за руль Артеги. Обычно я покупал своим пассиям какой — нибудь автомобиль представительского класса. Ауди или Мерседес. Естественно, после расставания, машину я отправлял обратно в салон. К чему пустые траты?

— С ума сойти. А ее вообще водить простым смертным можно? — Дана пристегивается, и я делаю то же самое.

— Можно, — я поморщился от ее иронии, — Коробка передач простая. Только на педали лучше слишком сильно не давить. Она быстро разгоняется.

Она настраивает кресло под себя, сразу сообразив, что надо делать. Артегу продумали до мелочей: чтобы отодвинуть кресло, или поднять спинку нужно нажать всего пару кнопок. Я протягиваю ключи, она вставляет их в зажигание и, вздыхая, поворачивает ключ. Машина радостно урчит, как обласканная кошка.

— Господи, это божественно, — шепчет Дана, закрыв глаза, — Она как будто живая. Триста лошадиных сил… Я сейчас обделаюсь, — ее шепот срывается на писк, и я невольно улыбаюсь.

Молча, наблюдаю за ней. За неприкрытой детской радостью и восторгом, которую она испытывает, сидя за рулем этой машины. Я чувствую восхищение, искреннее восхищение и гордость от того, что она оценила ее по достоинству. Не потому, что она дорогая или редкая, а по тому, что эта машина может.

Она нажимает на сцепление и газ, машина резко трогается и замирает. Дана тоже замирает и не двигается, испуганно моргая глазами.

— Не бойся. Попробуй еще. Она податливая, — смеюсь я.

Она пробует снова, и машина плавно начинает движение. Мы выезжаем из переулка в полной тишине. Я не включил радио, она не спрашивает, просто сосредоточенно смотрит на дорогу. Я закрываю глаза и кладу голову на подголовник сиденья.

— Эрик, мы приехали. Здесь ворота, — слышу сквозь сон ее приятный голос.

Мы. Местоимение, именительный падеж, множественное число.

Я открываю глаза и смотрю вперед на металлические ворота.

— Точно. Я забыл, — я опускаю козырек над водительским сиденьем и тянусь к пульту. Потом останавливаюсь в нескольких сантиметрах от ее лица и спрашиваю, — Как ты доберешься домой?

— Попытаюсь вызвать такси, — она слабо улыбается и вжимается в сиденье.

Я заметил это, и отодвинулся от нее. Когда я это сделал, она расслабленно опустила плечи.

— Можешь поехать на ней обратно. Завтра заберу, — говорю я, разглядывая ворота впереди.

— А если остановят?

— Никто тебя не остановит, — устало отвечаю я, — Это единственная машина в стране, меня знает полгорода и каждый патрульный. Решат, что ты…

— Очередная девушка?

— Типа того. Тебя это напрягает?

Она хмурится, потом медленно гладит руль, обтянутый черной кожей, переключает передачу и сдает назад.

— Нет, — отвечает она с улыбкой, — Плевать, что подумают. Я душу дьяволу готова продать, чтобы на ней еще поездить.

Я смеюсь, открываю дверь и произношу только:

— Твоя душа принята. Катайся, сколько хочешь. Спокойно ночи.

Глава 7

— Эрик, это Дана. Я не оставила своего точного адреса вчера и воспользовалась голосовым набором в машине. Дом, наверное, ты помнишь, квартира двадцать три. Я буду дома до трех часов, надеюсь, ты успеешь. И да, доброе утро.

Я прослушал сообщение еще раз, допивая кофе. Хельга, моя домработница, зашла убраться, взять список продуктов и не удивилась, когда я встретил ее одетый в восемь утра. В субботу. Она привыкла к тому, что я постоянно работаю.

Я проснулся с легким похмельем и ненавязчивой головной болью. Выпил пару таблеток аспирина, проверил рабочую почту, позавтракал и ждал. Чего ждал? Наверное, этого звонка.

Прослушав сообщение в третий раз, я поймал радостный взгляд Хельги:

— Сынок, ты никак встретил девушку? — она радостно проворковала рядом со мной.

— Ага, — я расплылся в улыбке, как подросток.

Хельга очень напоминала мою мать. Она была чуть полновата, с небольшой проседью, но это ее ничуть не портило, напротив, придавало очень открытый и добрый вид. В ее голубых глазах загорелись искорки интереса, и она продолжила свой допрос:

— Хорошенькая?

— Очень. Любит футбол.

— Это здорово! Я давно не видела тебя таким, — она улыбнулась и поставила коробку с чистящими средствами на кухонный стол, — Ты весь светишься.

— Правда?

— Да. Я очень рада. Надеюсь у вас все сложится хорошо. Тебе почти сорок, а у тебя до сих пор не было толковых отношений, — Хельга укоризненно качает головой, и я хмурюсь.

— Что ты имеешь в виду под «толковыми»?

— Мальчик мой, под толковыми я имею в виду «нормальные» — она смеется, — С цветами, конфетами, прогулками под луной. После Загсом и роддомом.

У Хельги было три дочери и восемь внуков. Может уже девять. Она всегда твердила мне, что дети — это смысл жизни и великое счастье, но я не понимаю этого. Я не боюсь ответственности, просто мне кажется, что я ничего не могу дать своему ребенку. Ну, кроме денег. Я совершенно не умею выражать своих чувств, говорить с людьми и вообще не знаю, как признаваться в любви. Детям ведь надо говорить, что их любишь?

Я, наверное, поморщился, потому что она нахмурилась.

— Да ладно тебе, Хельга. Мы знакомы всего три недели, а вчера встретились в третий раз. К тому же, — добавляю, — Я зануда, трудоголик и шовинист. Она сбежит через месяц.

— Ну, во — первых, ты не зануда. А во — вторых, у тебя светлая душа. Надеюсь, она это сумеет разглядеть.

— Мне пора, — я допил кофе, подскочил и быстро пошел к выходу, чтобы не продолжать ненавистный разговор о моей личной жизни.