— Резонно. Я никогда не совершал сумасшедших поступков до встречи с тобой.

— Я рада, что мне удалось тебя расшевелить.

— Я тоже, — он пристально смотрит на меня, потом переводит взгляд за мою спину, — В озере можно купаться?

— Насколько мне известно, да, — я оборачиваюсь и смотрю на ровную водную гладь, — Но сейчас холодно. Вода в середине июня еще не прогрелась. Если повезет с погодой, то через пару недель можно будет попробовать.

— Тогда вернемся сюда через пару недель.

— Неплохая идея, но я не купаюсь. На меня не шьют купальников, — я устало улыбаюсь и замолкаю, — Но я с радостью понаблюдаю за тобой.

Мы снова молчим. Я вижу, как он о чем — то усиленно думает, потом приоткрывает рот, чтобы задать какой — то вопрос и замолкает. Он допивает какао. Мы молчим еще какое — то время, разглядывая звезды, а потом залезаем в палатку, накрываясь одеялами до носа.

Я дала ему шерстяные носки Руслана из шерсти ангоры и такой же свитер, чтобы он не замерз. Сейчас его ноги высовываются из — под одеяла, и я могу видеть пушинки, торчащие в разные стороны. Эрик пошевелил пальцами, и я прыснула

— Прикольные, — говорит он, — И адски теплые.

Я ничего не ответила, только зевнула, даже не удосужившись прикрыть рот рукой. Мы лежим остаточно близко друг к другу, но сохраняя неловкую дистанцию. Я вижу, как Эрик кладет руки под голову и глубоко вздыхает. Потом он говорит:

— Здесь так светло, хотя ни одного фонаря нет. И воздух такой свежий. Я всерьез думаю переехать куда — нибудь за город.

— Тогда тебе придется сменить машину. Ты будешь работать только на бензин, если нужно будет наматывать по восемьдесят километров в день до работы и обратно.

— Нет, от моей крошки я никогда не избавлюсь, — с благоговением говорит он, — Но вот вторую машину стоит купить. Когда мы сюда ехали, я боялся, что ты оставишь подвеску на какой — нибудь коряге.

— Артега не подходит для загородной езды. Но я постаралась выбрать более — менее ровный маршрут. Здесь есть места получше, но туда только на танке.

— Ничего страшного. Я пережил этот момент, хотя честно, хотел плюнуть на эту затею и развернуться обратно.

— Почему не плюнул?

— Привык доводить все до конца.

— Это хорошая черта.

Я зеваю и потягиваюсь. Закрываю глаза и постепенно отдаюсь власти сна. Я слышу тихое: «Спокойной ночи» и засыпаю.

Глава 16

Утром я просыпаюсь одна в палатке. Солнце пробивается сквозь плотную ткань, окрашивая ее в красный цвет. Я слышу, как трещат угли, и Эрик что — то насвистывает на улице. Я отодвигаю одеяла, приподнимаюсь, и открываю молнию на входе. Высунув голову, я нахожу своего спутника без рубашки, сидящим у костра. Утро выдалось солнечное и теплое. Он расслабленно сидит спиной ко мне на бревне, опираясь локтями о колени.

— Как твоя татуировка? Не жалеешь, что ее сделал? — говорю я, увидев надпись на лопатке.

— Ни капли. Она красивая, — поворачивается он, — Почему такой выбор? Именно эта фраза, и именно испанский?

— Мне кажется, она тебе подходит.

Я снимаю теплую толстовку из флиса, в которой мне стало жарко и поправляю футболку. Эрик не сводит с меня глаз, но его взгляд лишен похоти. Мне это нравится.

— Путь без сердца никогда не бывает радостным, — цитирует он великого эзотерика, — Надо было наколоть ее на лбу, чтобы вспоминать об этом каждый раз, как смотрюсь в зеркало.

— Тогда она тебе быстро надоела бы, — говорю я, вылезая из палатки и потягиваясь, — Жрать так хочется. Что там у нас есть?

— Булочки, сосиски, сыр и печенье, — произносит он, помахав булочкой с отрубями и откусывая от нее кусок.

— Я буду все, — говорю я, выхватывая булку у него изо рта, — Делись с ближним, — мычу я, и мы смеемся.

Эрик уже разложил наш импровизированный завтрак на складном столике, который я тоже прихватила из дома, и мы спокойно едим, что — то обсуждаем и много — много смеемся.

Потом мы сдуваем матрас, собираем его и палатку, грузим все в багажник и уезжаем. Он очень осторожно едет по лесной дороге, видимо, переживая за машину. Он так напрягается, что на его лбу выступили капельки пота.

Когда мы выезжаем на шоссе, он расслабленно опускает плечи и говорит:

— Включи какую — нибудь песню.

— Какую?

— Любую, я доверяю твоему вкусу, — спокойно говорит он, не отрываясь от дороги.

Я достаю мобильник, уже привычным жестом жму кнопку Bluetooth соединения с машиной. Ищу в плейлисте и нахожу один приятный трек. Включаю и смотрю на Эрика. Он узнает эту песню, и его губы приподнимаются в улыбке.

— Hurts. Хороший выбор, — он начинает подпевать, и я невольно улыбаюсь.

Ждал долго нужного момента

Чтобы сказать, как любил

Но пока все высказать пытался

Остался один

У него очень приятный голос, но совершенно нет слуха. Когда он поет по — английски, его обычный легкий эстонский акцент вообще не заметен. Не удивительно, что он не играет на рояле. Ему на ухо наступил не медведь, а слон. И все же, он поет, пусть и паршиво, но полностью расслабляется и поет. Я громко смеюсь, глядя на него, и подпеваю:

Под ливнем мы прощаемся

Уходишь ты, и рассыпаюсь я

Останься, останься

Всю жизнь тебя одну любил

Но нужных слов не находил

Останься, останься^[2]

Мы целый день провели вместе. Пили кофе с заправки, потом пообедали в кафе, где Эрик пытался обсудить какой — то контракт, пока я бросалась в него картошкой фри, закинув ноги ему на колени. Он собирал эту картошку, и вставлял соломку мне между пальцев, показывая жестами, чтобы я не громко смеялась. Это было невозможно.

После обеда мы покатались на роликах, правда он все — таки упал и подвернул ногу, так что остаток пути мы просто шли босиком вдоль моря, разговаривая о всякой ерунде. Мы купили по хот — догу, а потом решили обменяться ими. Оказалось, что он ненавидит майонез, а я кроме него больше ничего не добавляю к сосиске. Мой хот — дог он жевал с болью в глазах. Впрочем, его месть была изящна — ведь он любит горчицу, и вдобавок запихнул к булке с сосиской все соусы, кроме сальсы. Я получила настоящее пищевое изнасилование, и отомстила ему ванильным мороженым, размазанным по его футболке.

Вечером мы переоделись, и добрались в бар. Я работала, Эрик сидел за стойкой, рассказывая мне истории из своего детства и травя анекдоты на пару с Русланом. Когда, почти в два ночи, он привез меня домой, я не чувствовала ни ног, ни рук; мой голос сел, а живот болел от постоянного смеха так, как будто я пол дня качала пресс без остановки.

— Дана, у меня в среду будет одно мероприятие, — начал Эрик, когда я уже собралась выходить из машины, — Я хотел бы тебя пригласить с собой.

— Вечеринка?

— Скорее презентация. Будет куча скучного народу, фальшивых улыбок и раздутого самомнения. В общем, мне нужен человек, с которым я не сойду с ума в этой атмосфере, — он робко улыбается, — Ну и трезвый водитель не помешает.

— Поняла. Форма одежды?

— Вечернее платье. Если нужно, я могу… — начинает он, но я перебиваю:

— Все в порядке. У меня есть походящий вариант. Тогда до среды?

— До среды, — пристально смотрит он на меня, — Я заеду в семь.

— Хорошо…

Я вылезаю из машины, и иду к подъезду. Потом оборачиваюсь, и машу ему рукой. Он улыбается в ответ и медленно отъезжает от моего дома.

Я долго думаю, а потом набираю Руслана. Наверняка, он еще в баре:

— Руся, помнишь мое красное платье?

— Это, которое с пуговицами? — устало спрашивает он, перестав греметь посудой на том конце провода.

— Да.

— Так это не платье, а комплект. Помню, конечно. Это был лучший твой наряд.

— Ты его продал?

— Нет, так и не решился, оно где — то лежит в кладовке дома. А что?