Начнём с простого вопроса: а почему они не бегут? Действительно: вот женщину сломали, поставили на точку; она отработала неделю-другую. Контроль со стороны бандитов ослабевает. Расходы на закрепощение окупились, а за каждой крепостной следить никакой дружины не хватит. Шок постепенно проходит; женщина осматривается, получает информацию. На каждый роток не накинешь платок, тем более, на рты хабалок-проституток. Женщину начинают отпускать на выезд и к «ночникам», берущим проститутку на ночь. У клиентов есть телефоны, а дверь в квартиру или кабину дальнобойщика не стережёт звероподобный охранник. Бежать легко, а искать будут, только если крупно задолжала. Чего не бегут? Во-первых, бегут. Способов ухода с точки три: бегство, карьера и замужество. Текучесть кадров на точках колоссальная. За 3 года состав крепостных меняется почти полностью; производство-то вредное. Если бы не бежали, система непрерывного закрепощения (вербовки) новых женщин была бы не нужна, но она работает. Тем не менее, средний срок службы проститутки составляет 2 года, а реальный шанс сбежать появляется через месяц. Налицо разрыв. Почему они соглашаются стоять на обочине за 40 тыс. руб. в месяц?
А куда бежать-то? Вариантов немного: образования у проституток, как правило, нет. Читать-писать, конечно, умеют. На уровне начальной школы. Натурально: читают по складам, и с трудом расписываются. Многие, если не все, пьют; некоторые употребляют наркотики. Ночью на точке холодно; шлюхи греются известным способом. Хотя пьянство на работе строго запрещено, к середине ночи половина женщин лыка не вяжет. Помимо прочего, точка затягивает. Пока женщина пользуется спросом, она сыта и пьяна, у неё приличная одежда и относительно лёгкие деньги. Перспектива вернуться в провинцию и пахать за 7 тыс. руб. в месяц ей никак не улыбается. Можно устроиться в городе, но кем — министром? Для этого по закону нужно иметь высшее образование. Других рабочих мест, кроме продавщиц и уборщиц, для женщин без образования не предусмотрено. Это 25 тыс. руб. в месяц вместо 40 тыс. руб. на точке. При этом плата за жильё резко вырастёт: проститутки живут по трое-четверо, жильё им снимают сутенёры. Сбежавшая вынуждена искать и платить сама: 20 тыс. руб. вместо 7 тыс. руб. Бежать невыгодно. Но баланс резко меняется, когда женщина срабатывается. Лиля, 28 лет, проститутка со стажем: «Здесь многие через 2–3 года плюют на всё и сбегают домой. А я 6 лет отпахала. Трёх сутеров сменила. Теперь стало хреново. Раньше я за 9 тыс. руб. отъезжала, потом за 7 тыс. руб., а теперь и за 5 тыс. руб. никто не берёт. Су-тер, гад, штрафует (если проститутка долго не приносит денег, сутенёр штрафует её, чтобы заставить продавать себя дешевле). Да и от ментов, как раньше, бегать не могу. Наверное, завязывать пора. Купи меня, а?» Вот тут-то и наступает прозрение. Когда на точке женщина начинает зарабатывать меньше уборщицы, возникают мысли о бегстве. Как говорится, «экономика должна быть экономной» (© Л.И. Брежнев).
Проститутка может сделать карьеру: стать сутенёром и/или мамкой. Перейти из крестьянского сословия в благородное. А то и открыть свою точку, стать графиней; такие случаи известны. Это нормально: социальные перегородки стали непроницаемыми лишь в отчаянно защищающемся позднем феодализме. Рань-ше преодолеть их было можно, хотя и непросто. Недаром русский народ в XVI веке создал пословицу: «из грязи — в князи». А в Китае пополнить благородное сословие чиновников мог любой, сдавший экзамен. На деле, конечно, не любой. Экзамен был строг; чужих «валили» напропалую. Крестьянину надо было либо быть семи пядей во лбу, либо учиться с детства (а пахать когда?) и платить репетиторам, отставным чиновникам (а деньги откуда?). Как правило, средства собирала вся деревня (община), но парня, которого собирались продвигать в благородные, действительно выбирали по уму. Общине выгодно: земляк-чиновник её потом не забывал и защищал. Но провалившегося кандидата могли и убить: деревню-то подвёл.
Убить могут и проститутку, вознамерившуюся стать графиней. Община здесь ни при чём. Открыть свою точку стоит $300 тысяч (1,5 млн. руб.) в карман герцогу. Чтобы их накопить, проститутка должна либо, как они говорят, «на трёх кроватях одновременно пахать», либо, что чаще, «химичить». Например, утаивать выручку или тайно продавать клиентам наркотики. То и другое — очень крупные косяки. Это ведь победителей не судят, а побеждённых — только так. Классический способ уйти с точки: выйти замуж за клиента. Не редкость, но ничего хорошего обычно не выходит. Соней Мармеладовых среди нынешних проституток нет, а формула «из проституток получаются самые лучшие жёны» — устарела.
Почему? Казалось бы, нахлебавшись грязи на точке, женщина имеет резоны крепко держаться за мужа. Но местных проституток в крупных городах давно нет. В 1990-е были. Особенно много москвичек пришли на точки после дефолта 1998 года. Сейчас 100 % крепостных приезжие, за исключением приходящих индивидуалок. В родных местах остаются семьи. Обычно неполные: муж либо в тюрьме, либо незнамо где, либо не хочет вспоминать об «ошибках молодости» и платить алименты. На точки вербуют не малолеток; большинство проституток имеют детей, оставленных на родителей или на родственников. Для того и стоят они на точках: чтобы 20 тыс. руб. в месяц ребёнку послать. Отсюда потребительское отношение к мужчинам. Заполучив клиента в мужья, или сожители, нынешняя шлюха ею и остаётся: тянет-потянет. Свой ребенок дороже, а «все мужики сво…», в чём она могла не раз убедиться на точке. Как правило, браки клиентов с проститутками, официальные или нет, через год-два, распадаются. Мужик восстаёт и прекращает кормить чужих детей и многочисленную прожорливо-наглую провинциальную родню, обретённую в довесок к благоверной. Особенно, когда бывшая проститутка месяцами живёт дома с детьми, бросив мужа-клиента. Муж ведь не сутенёр: в морду не даст, искать не поедет. Зато денег с него потребовать и вытянуть можно. Чтобы хватило на всю родню, по доброй провинциальной традиции охватывающую всю деревню или полгорода. С их стороны глупо так поступать, но они, как правило, умом и не блещут. Думают: раз мужики сами на точку приходят, то взовьётся этот муж — найдём другого. Иногда они возвращаются. В смысле, на точку после неудачного замужества. Творческий поиск, ага. Лучше всего о том сказал поэт:
Не в ветхих сочиненьях грека,
А в русской классике простой —
Давно постиг я мудрость века:
«Не верь блядям!» — сказал Толстой.
© Игорь Губерман
Не думай, приятель, что я жалею проституток, называя их крепостными. Жалел бы, если на дворе Интернета не было. Минимальный рабочий компьютер стоит 15 тыс. руб., безлимитный интернет — 500 руб. в месяц, компьютерные курсы — 9 тыс. руб. Это двух- трёхмесячный доход крепостной проститутки; вполне доступно. Многие из них имеют компьютер и Интернет, но не используют их для самообразования. А ключ именно в нём, если женщина действительно хочет выбраться с точки и улучшить свою жизнь.
Расскажу про двух женщин, которыми я восхищаюсь. Не проституток.
В молодости довелось подрабатывать преподаванием на компьютерных курсах для взрослых в Мытищах. Туда приходили учиться по направлениям биржи труда (платило государство), а также все желающие за свои деньги. Однажды пришла сухонькая бабка, 83 года (пожилых было довольно много). Училась старательно; делала успехи. Как-то во время занятий позвонил ей по сотовому бархатистый мужской голос. Тональность ответов становилась всё более раздражительной, а потом она вдруг выдала многоэтажный мат, и таким голосом, что стекла зазвенели. Как говорится: «Я и слов таких-то сроду не слыхал» (© Тимур Шаов). «Непростая бабка», — подумал я. Больше подобных эпизодов не было. Сдала она экзамен; получила сертификат; ушла довольная. Потом пришла на День Победы при параде. Господи!! Два Героя Советского союза; два Героя социалистического труда (жившие в СССР поймут); общее количество орденов и медалей на худосочной груди не помещается. Пришла поблагодарить меня, грешного, за то, что компьютеру научил. На курсах была инкогнито, а оказалась Государственным санитарным врачом Мытищинского района Московской области, доктором медицинских наук. Человек может единолично принять решение об объявлении эпидемии и закрыть город. Тогда ей будут подчиняться все силовые структуры. Она ведает системой санэпидстанций, СЭС — грозой бизнесюков. Бархатистый баритон в телефоне хотел ей взятку дать. Но она начинала медсестрой во время Великой Отечественной войны в военно-полевом госпитале. Вот и ответила ему по-простому, по-фронтовому. В её жизни были все горячие точки. В СССР не было МЧС, и на военных медиков во многом ложились функции спасателей. От Ташкента 1966-го до Чернобыля 1986-го. Ай да бабка! Как говорится, ещё нас переживёт. Эта мысль во мне особенно укрепилась, когда она разъяснила цель тайного обучения на компьютерных курсах: «Моя секретарша знает, а я не знаю; щёлкает, а я проверить не могу. Непорядок. Я решила: изучу компьютер, чтобы секретаршу уесть. И недавно уела»! Не буду утомлять техническими подробностями, но действительно уела. Впервые сев за компьютер в 83 года. А здоровые молодые девки на точках стоят, жалуются: ничего, мол, не умеем, кроме как ноги раздвигать, а учиться нам поздно…
