К окончанию разговора внимательно прислушивался прибывший с черного хода высокий мужчина в куртке, перепоясанной ремнем. Вдруг он достал из кармана длинный пистолет Штейера и закричал:

— Руки вверх!

Оба стекольщика подпрыгнули и при виде нацеленного на них оружия быстро повиновались приказу.

— Что это значит?

— Ну, ну, не прикидывайтесь. Украли будильник! Было донесение.

Он наклонился, чтобы поднять будильник с земли. В тот же миг высокий стекольщик подмигнул низенькому. Они бросились на чужака и после короткой борьбы отобрали будильник.

— Сопротивление властям! В тюрьму!!! — рычал мужчина в куртке.

Стекольщики скрупулезно перетрясали его большой потрепанный портфель. Их глазам поочередно предстали: удостоверение милиционера, хлебные карточки, служебная книжка…

— Господин комиссар, извините! Мы не знали, что вы настоящий милиционер, — говорил низенький, всовывая мягким, стыдливым движением пистолет в руку агента. — Ей-богу, мы думали, что… Мы ведь вас не знаем. Это ошибка.

— Мерзавцы! Руки вверх! — снова рявкнул уже вооруженный агент. Стекольщики послушно исполнили приказ.

— Номер одиннадцатый… Осецкий… — с трудом прочитал на бумажке милиционер. — Пойдем наверх, уж этот господин опознает свой будильник. А за эту драку вам еще достанется.

— Какую драку? Мы же извинились.

— Уж я вам извинюсь! Негодяи! Кончился Дикий Запад.

Они поднялись на этаж. Стекольщики дефилировали с поднятыми руками, а за ними шумно ступал милиционер. Вдруг дверь одиннадцатого номера приоткрылась.

— Где Петрус? Боже правый, уже десять! Почему меня никто не разбудил? Где будильник? — кричал Осецкий, в пижаме высовываясь в коридор.

И тут он увидел направленное ему прямо в грудь дуло револьвера, который держал высокий мужчина в куртке.

«Дикий Запад, бандиты!» — промелькнуло у него в голове.

— Это вы… — начал человек с пистолетом, но Осецкий, не дожидаясь, захлопнул дверь.

Раздалось лязганье ключа и топот босых ног, панические крики, а затем глухие, резкие звуки оповестили о том, что жители номера спасаются бегством через окно на газон, — к счастью, этаж был очень низкий.

— Вы стойте здесь, надо отдать будильник, это наверняка он, — закричал сбитый с толку милиционер и в три прыжка исчез на лестничной клетке.

Через четверть часа патруль милиции обнаружил в здании трех полуодетых жильцов, которые пытались убежать, завидев нацеленное на них оружие. Это были инженер и два его соседа по номеру. Был составлен протокол следующего содержания: о сопротивлении властям, о разоружении милиционера при исполнении обязанностей, об оскорблении государственных служащих и еще о массе подобных нарушений. Следует заметить, что стражи порядка, занятые составлением важных бумаг, совсем забыли о несчастном будильнике, от которого не осталось никаких следов. На Мисько тоже составили протокол. Но Осецкий встал на его защиту, и это спасло шофера. Наконец инженер, уже одетый и побритый, встретился с другом.

— Юрек, если б ты знал, что тут было. Милиция, обыск, я думал, что это бандиты.

— А зачем приходили?

— Понятия не имею. Я проспал телефонный разговор. Кстати… ты знаешь, мне очень жаль, но твой будильник исчез. Попросту потерялся в этой суматохе или кто его украл, не знаю. Я куплю тебе другой.

— А, глупости. Не стоит, — ответил офицер, — он и так не ходил.

— Что?!

— Нет, не ходил.

На этом закончилось дело о будильнике. Главный свидетель по обвинению шофера в нанесении легких телесных повреждений, ординарец майора, а это именно он вызвал милицию, уехал в тот же день, так что все это было предано забвению.

Искушение Мисько

— Оставьте меня в покое, — сказал Осецкий повышенным тоном репортеру, который выскочил из-за угла как раз в тот момент, когда инженер садился в автомобиль. — У вас есть сенсация, была милиция, обыск, протоколы; напишите об этом и успокойтесь.

Молодой человек слегка обиделся.

— Демократическая пресса не занимается распространением бульварных сообщений. А впрочем, ничего особенного и не случилось. Ваш шофер — дебошир, ударил солдата и…

— Кто дебошир, кто? — вмешался в разговор Мисько, высовывая голову в окно. — Вали отсюда, борзописец, а то как добавлю тебе газа, так будешь носом тормозить.

Репортер презрительно пожал плечами и удалился с величественностью августейшей особы.

— Что за непоседа! Сам ничего не делает и другим не дает, — ворчал Осецкий, усаживаясь в машину.

— Пан Мисько, едем на электростанцию.

Проехали несколько улиц, прежде чем инженер отважился начать:

— Ну как там… вы спрашивали? И что?

— Насчет этого электричества? Конечно. Есть тут два деловых типа, посредники в распродаже мародерских вещей. Знаете, они сидят на бриллиантах как курица на яйцах. Один вытащил портфель, чтоб расплатиться, так там, чтоб мне провалиться, было столько денег, сколько я никогда не видел.

— Это не важно.

Осецкий лихорадочно записывал что-то в блокноте, потом положил на колени чертеж дизеля и стал рисовать на нем красным карандашом.

— Так что с этими посредниками?

— Господин инженер, я вот не знаю, мы будем с ними в открытую вести переговоры или нет?

— Что это значит?

— Ну, если договоримся с теми, у кого есть эти вещи, то заплатим или оставим его с носом?

— Где я возьму деньги? Заплатить? Никогда не думал об этом. Может, просто показать бумаги? У меня есть полномочия от Энергетической централи, я главный руководитель работ, и только. А если они не согласятся, то нужно будет обратиться в милицию. Но это лишь в крайнем случае, как вы думаете?

Осецкий все больше проникался уважением к ненаучным психо— и социологическим познаниям шофера.

— Нет, вы знаете, обманывать даже и вора некрасиво. Уж лучше в морду, и всех делов. А что касается бумаг, то вы что, с луны свалились? Кто же испугается ваших полномочий?

— Так что же делать?

На этот раз Мисько не мог удержаться от поучений:

— Сидеть у чертежной доски и мелом рисовать — это одно. А нужное оборудование, спрятанное у людей, раздобыть — совсем другое дело. А, господин инженер? Тут надо хитрость применить, чтобы они не сообразили, что их дурят. Я скажу, что знаю специалиста по таким вещам. Приведу вас, водки выпьем, потом вы посмотрите и скажете так: «Так это же рухлядь, все сгорело, никуда не годится. Только на свалку». Они в расстройстве, а вы идете к дверям: ауфвидерзеен — и будто уходите. Тогда я хватаю вас за рукав и говорю: «Господин директор, а может, вы все-таки что-нибудь возьмете, может, пригодится». А вы — нет. И так мы, и этак; наконец, как бы из милости, нехотя что-нибудь им заплатим, и ходу.

— Но это что-нибудь должно быть очень небольшой суммой. Впрочем, не знаю, смогу ли я разыграть такое представление. — Осецкий улыбнулся, ему понравилась эта история.

Он уже видел в своем воображении щиты, указатели, переключатели, распределители, шины и весь этот распрекрасный комплект встроенным в мраморные плиты.

— И еще… Они могут и не поверить… Эти устройства красиво выглядят, знаете. Такие щитки, там много меди, контактов, никеля…

— Чтоб их черти взяли, — согласился Мисько.

Они подъехали к электростанции. Навстречу им выехал грузовой «фиат», который вывозил мусор со двора. Инженер оставил «опель» у ворот и побежал внутрь. Мисько видел, как его потрепанное пальтишко развевается уже на внутренней лестнице зала.

— Господин шофер…

Довольно грязный субъект в надвинутой на глаза фуражке приблизился к «опелю», некоторое время критически изучал восстановленный и отремонтированный автомобиль, затем оперся о крыло.

— Чего это? Это тебе что, трамвайная остановка? — деловито спросил Мисько. — Обопрись о свою тетку, а еще лучше купи себе палку.

— Господин шофер, — произнес субъект тихим и кротким голосом. При этом ветер принес крепкий запах самогонного перегара.