В блокноте появляется новая запись: «Побеседовать с Перетолчиным».

Возвращая карточку, Перевалов говорит:

— Вызовите ко мне завтра, после работы.

— К вам заведующая клубом с правого берега.

— Пусть заходит.

Заведующая клубом явно взволнована. Говорит она быстро, как бы опасаясь, что ей не дадут высказаться до конца.

— При таком отношении совершенно невозможно вести никакой культурной работы. Хозяйственники не только не помогают, а прямо суют палки в колеса. С большим трудом подготовили программу для новогоднего молодежного вечера, и все срывается. Веру Гончаренко не освобождают от вечерней работы. Срывается вся программа, а Ершов говорит, что это его не касается: он не отвечает за работу клуба, он отвечает за работу строй участка. Никакого у людей сознания…

Перевалов звонит несознательному Ершову и убеждает его перевести Веру Гончаренко в дневную смену.

Разговор с заведующей клубом еще не закончен, входит секретарь комитета комсомола Саша Долгушин. У. него тоже неотложное дело.

— Помогайте, Семен Александрович. Комсомольцы автобазы решили создать комсомольско-молодежную колонну. Начальник автобазы противится.

Перевалов звонит начальнику автобазы. Тот оправдывается, приводит свои доводы.

— У тебя в автобазе прогулы есть? — спрашивает Перевалов.— Есть. Аварии есть? Тоже есть. После получки выходят на работу под хмельком? Случается. Так вот, комсомольцы хотят тебе помочь. Создать колонну, в которой не будет прогулов и аварий. Советую не отказываться от их помощи, а поддержать инициативу.

…День уже клонится к вечеру. А время не просто идет, оно подбрасывает один за другим все новые и новые вопросы.

Приносят заявление группы рабочих бетонного завода. Домоуправ спекулирует квартирами, а начальник жилищно-коммунального отдела его покрывает.

Женщина из далекого белорусского города Бобруйска просит написать ей, как работает ее сын, уехавший на стройку по комсомольской путевке.

Приходит слесарь ремонтно-механического завода: начальник цеха плохо помогает рационализаторам.

Приносят телеграмму: строители Нижне-Волжской гидроэлектростанции вызывают на социалистическое соревнование строителей Устьинской ГЭС.

Пишут ученики десятого класса из неизвестного Перевалову города Мензелинска: они решили после окончания школы всем классом ехать на великую стройку и просят партийный комитет помочь им в этом.

…День окончен. Многие вопросы решены. Но в блокноте заполнена новая страничка. Разные, самые разные вопросы. И все тоже неотложные.

И все это вместе взятое — только небольшая часть того, что именуется — партийная работа.

— Вот молодец, что пришел без опоздания! — сказал Набатов, встречая Перевалова в дверях.— А то бы мне Софья Викентьевна дала такой разгон! Чего смотришь? Она у меня женщина строгая, особенно когда дело коснется ее кулинарной репутации.

— Не слушайте вы его, Семен Александрович,— сказала Софья Викентьевна, выглянув в прихожую.— Раздевайтесь, мойте руки и проходите к столу.

— С удовольствием! — совершенно искренне признался Перевалов и подумал: «Конечно, лучше начать с этого, а пошуметь друг на друга всегда успеем».

Стол был накрыт с необычайным для здешних отдаленных мест щедрым разнообразием. Заметив изумление Перевалова, Набатов пояснил:

— Дары московского «Гастронома». Все свои чертежи и расчеты оставил Майорову на память, а чемодан загрузил более питательными вещами. Сонюшка! Тебя ждем.

— Сию минуточку,— ответила из кухни Софья Викентьевна.— Сажай гостя за стол.

— Гость стеснительный, без хозяйки не Садится.

Перевалов заметил, что на столе всего три прибора (сына-то, выходит, в черном теле держишь, Кузьма Сергеевич!), и не удержался, спросил:

— А где же Аркадий?

— Не пришел еще с работы.—Кузьма Сергеевич усмехнулся.— Мы же с тобой страху на всех нагнали и рабочий день сдвинули.

Вошла Софья Викентьевна, раскрасневшаяся от кухонной духоты.

— Не обращайте внимания на мой затрапезный вид,— сказала она, указывая на свой передник,— один бочок у пирога еще не готов. Хозяин виноват, давно прошу духовку переложить. Да садитесь вы наконец!

— Какой прикажешь? — спросил Набатов, протянув руку к бутылкам.

— Все равно,— сказал Перевалов.— Ты знаешь, я не большой охотник до этого зелья.

— Нет,— возразил Набатов.— Сегодня грех на сухую. Имеем по крайней мере два отличных тоста.

— Даже два?

— По меньшей мере два,— повторил Набатов и налил Перевалову и себе «Столичной», а Софье Ви-кентьевне золотистого вина из узкой, длинной бутылки.— Один по личному поводу, второй, так сказать, по общественному. Вообще-то общественные интересы должны стоять выше, по сегодня, я уверен,— он посмотрел на Перевалова и снова уже не в первый раз загадочно улыбнулся,— следует вперёд выпить по личному поводу.. Итак, за скорую встречу!—Он чокнулся со всеми и выпил.

Перевалов, недоумевая, последовал его примеру.

— Нет душевной чуткости у современной молодежи,— сказал Набатов и с сокрушением покачал головой, глядя на Перевалова.— Ты за что пил? За встречу! Маша твоя через неделю прилетит, а бесчувственный супруг сидит, как на поминках.

— Кузьма Сергеевич! И ты молчал!

— Ты утром был такой сердитый.

— Рассказывай!

Кузьма Сергеевич стал рассказывать, как он созвонился с Машей, как она приходила к нему, как расспрашивала о Семене, как ей удалось высвободить время для поездки домой.

Перевалов слушал, а перед глазами было Ма-шино лицо, веселые глаза и ласковая, застенчивая улыбка…

— Тоскливо так жить,— тихо, как бы про себя сказала Софья Викентьевна.— Мы с Кузьмой Сергеевичем всю жизнь вместе, и не наскучило. А вы молодые оба…

Перевалов ничего не ответил.

Тоскливо?.. Нет, трудно. Очень трудно. Очень не хватает ему Маши… А как быть? Нельзя же закрывать ей дорогу. Окончит институт, будем всегда вместе… Сам настоял на этом и правильно поступил.,.

— В общем-то, будь я на месте Марьи Алексеевны,— заключил Набатов,— ни за что не оставил бы такого сокола одного. Тем более на стройке. Сюда невест со всех сторон понабилось. Я ей так и сказал, чтобы поторапливалась.

— Заболтался, Кузьма Сергеевич,— вмешалась Софья Викентьевна.— Семен Александрович не из той породы.

Она принесла пышный, подрумянившийся пирог и порезала на широкие ломти.

Кузьма Сергеевич вдохнул, раздувая ноздри, аппетитный запах рыбного пирога.

— Всем хороша матушка Ангара! Осетр? - Не угадал, Кузьма Сергеевич. Таймень.

— Тоже неплохо! Теперь к месту и второй тост, по общественному поводу.

Перевалов, конечно, знал, какой последует тост. Но все же спросил:

— За что же второй тост?

— А за то, чтобы секретарю парткома не было нужды отбивать хлеб у экскаваторщиков.— Кузьма Сергеевич потянулся к пирогу и добавил:—Тост, как видишь, в порядке самокритики.

У радушного хозяина были в запасе еще подходящие тосты, но гость согласился только на один, каковой сам и предложил: за хозяйку и ее искус тво! И подумал, дождется ли дня, когда в такой же обстановке будет не в гостях, а дома…

После обеда хозяин увел гостя к себе наверх и рассказал о заседании техсовета и завершающем разговоре с Майоровым.

— Наша взяла! — сказал Перевалов.

— А что было делать заместителю министра? Ему тоже положено смотреть не назад, а вперед. А в наше время вперед — это значит лицом к Сибири. Возьми Только нашу область. Алюминиевый завод строится, большая химия строится, горнорудный комбинат строится. В будущем году начнут строить металлургический завод. Попробуй оставь их без энергии! Откуда ее брать? Быстрее нас никто не даст. Так что наш спор решила сама жизнь. А если бы не это, круто бы спросили за наше самоуправство.

— Теперь уже не самоуправство, а новаторство,— сказал Перевалов.

Набатов поморщился — он не любил громких слов — и, ничего не ответив на реплику Перевалова, продолжал:

— И я, когда еще сидел у Майорова, подумал и с тех пор все время думаю, что теперь и для нас тихая жизнь миновала. Раньше мы так располагали: поставим ряжевую перемычку и, может быть, перекроем реку со льда. Теперь никаких «может быть»: должны перекрыть Ангару зимой! Сразу после ледохода отсыпать низовую перемычку, осушить котлован и летом начать большой бетон. Иначе все наши новаг торские затеи — детская забава. Понятно это тебе, товарищ секретарь?