— У меня не было другого выхода. Я отстаивал свою точку зрения.

— Какую точку зрения?

Майоров задал вопрос все так же спокойно, без малейшего нажима, только посмотрел на Набатова чуть более пристально.

— Моя точка зрения заключается в том, что Устьинскую ГЭС нельзя ставить на консервацию.

— А вы не забыли, что Красногорский комбинат должен быть пущен через дза года? И об общей установке правительства на первоочередное развертывание строительства тепловых электростанций? Или эта установка тоже противоречит вашей точке зрения?

— Не противоречит. Правительство требует, чтобы мы создавали энергетическую базу быстрее и дешевле.

— Тепловые станции строить и быстрее и дешевле. «Это мне тоже известно! —хотел сказать Набатов, но одернул себя: — Выдержка, выдержка!»

— Мы подсчитали, тщательно подсчитали, товарищ заместитель министра: завершить строительство Устьинской ГЭС не дороже, чем построить тепловую станцию такой же мощности. То же и со сроками. На зимнем перекрытии мы выгадываем год. Еще год сбережем, применив новый метод укладки бетона. Я не стал, об этом говорить на техсовете, но наши инженеры вместе с проектной организацией уже заканчивают разработку метода больших блоков. Через два года мы дадим ток. А за два года, если начинать с первого кола, не построить и тепловую.

— Вы остроумно подсчитали! — усмехнулся Майоров.— А время и деньги, уже затраченные на вашу станцию, не в счет?

— Их уже не вернешь, если и законсервировать стройку или даже совсем прекратить.

Набатов замолчал, как бы ожидая возражений. Но Майоров, видимо, решил дать ему выговориться до конца; и Набатов продолжал:

— И в конце концов дело не только в арифметике. Арифметику знают и работники главка. Но строить или не строить Устьинскую ГЭС — это вопрос большой экономики. Это политический вопрос. Эта станция нужна нашему краю. Наша Устьинская ГЭС — сердце могучего индустриального комплекса. Сталь и алюминий, уголь, лес и большая сибирская химия — все ждут нашей энергии. И плохой бы я был инженер и коммунист, если бы стал равнодушно слушать разговоры о консервации строительства гидростанции.

—Вы уходите в сторону, товарищ Набатов, —сухо сказал заместитель министра.—Разве энергия тепловых станций, не годна для выплавки стали и алюминия?. Не годна для заводов большой химии?

— Товарищ Майоров!—уже с горячностью воскликнул Набатов.— Не мне вас убеждать, вы сами строили. У нас сложился коллектив, создана промбаза, построено жилье. Мы начали перекрывать, реку.

Через два года мы дадим ток. Возьметесь вы, не имея ни коллектива, ни строительной площадки, ни технической документации, наконец, за Два года построить тепловые станции, которые заменили бы Устьинскую ГЭС? Я не возьмусь. И вы не возьметесь. И никто не возьмется. Ведь это же ясно и вам и мне. Чего же тут… — Набатов махнул рукой и насупился. Нет, не умеет он хладнокровно разговаривать с начальниками.

Но Майоров, видимо, остался им доволен.

— То, что вы сказали под конец, убедительно. А вот лекцию об экономике Сибири я сегодня слушаю третий раз.

Утром, чуть свет, позвонил ваш…— он назвал фамилию первого секретаря обкома,— и по старой дружбе — мы с ним еще до войны вместе работали — сперва пошумел, а потом тоже лекцией угостил. Видно, на самом деле хороша ваша Сибирь, что все вы там такие патриоты.

«Молодец Перевалов! — подумал Набатов.—До первого дошел».

— А потом,— продолжал Майоров,— был разговор в ЦК. Тоже о Сибири. И о вашей стройке. В ЦК нам сказали — мы были вместе с министром: что строить, решайте сами, за это вас Советская власть хлебом кормит; что для государства сейчас выгоднее, то и стройте…

— Правильно сказали! — не выдержал Набатов.

— …будете ли продолжать строить Устьинскую ГЭС, или будете строить тепловую станцию, но построить должны за два года…

Набатов на радостях грохнул кулаком по столу:

— Построим, товарищ Майоров!

Майоров посмотрел на него со снисходительной, ни не обидной улыбкой, было в ней что-то отцовское. — Да, вы приросли сердцем к своей стройке,— сказал он, и Набатову показалось: сказал, подавив вздох.—Это хорошо. Можно позавидовать. А что? — он вдруг улыбнулся и, весело подмигнув Набатову, сказал самым простецким тоном: — Может, поменяемся местами? Вы сюда, а я на Ангару? А?..

— От добра добра не ищут,— в тон ему ответил Набатов,

— Теперь поговорим о главном,— снова серьезно сказал Майоров.— Познакомьте меня с вашим проектом перекрытия.

От только что выказанного им добродушия не осталось и следа. Он придирался к каждой мелочи, с педантичной тщательностью проверял все расчеты и графики работ. Но тут Набатов чувствовал себя как рыба в воде. И Майоров это понял.

— Сами разрабатывали проект? — спросил он.

— Я же главный инженер стройки,— ответил Набатов.

— Да… главный инженер…— повторил Майоров.— Придется вас освобождать от должности главного инженера…— он пристально посмотрел на удивленного Набатова,— и назначить начальником стройки. Возражений нет?

— При одном условии.

— Именно? — насторожился Майоров.,,.

— Оставьте за мной должность главного инженера.

— Не густо будет?

— Я глубоко убежден, — сказал Набатов, — что главный инженер и должен быть начальником строительства. Два медведя в одной берлоге ни к чему.

— Резон в этом есть, но… — Майоров развел руками,— структура не позволяет.

— Тогда оставьте как было… Исполняющим обязанности.

После некоторого размышления заместитель министра согласился, что иного выхода не придумаешь, и они снова вернулись к проекту. Майорову приходилось однажды перекрывать реку зимой, правда, далеко не такую мощную, как Ангара, но все-таки это был живой опыт, которого Набатову недоставало. И уже в кабинете не было ни заместителя министра, ни подчиненного ему начальника стройки, а сидели два инженера и обсуждали глубока интересующую обоих и очень важную для обоих техническую проблему.

И только в конце разговора Майоров неожиданно спросил:

— А за каким дьяволом вы вклинились в эту байкальскую историю?

Набатов насупился и готов был огрызнуться. Но Майоров засмеялся.

— Тоже из принципиальных Соображений?.. Да не смотрите на меня волком! Я вовсе не сторонник этого проекта. И, насколько мне известно, на министра Зубрицкий тоже ссылался зря. Идейка эта пока еще очень сыровата. И, надо полагать, увянет, не созревши. Но если этот вопрос встанет на обсуждение, обещаю: пригласим и вас принять участие. Хотя, как я понимаю, это дело Не близкого будущего.

Тут Набатов вспомнил про статью профессора Шемякина и показал ее Майорову.

— Ну это не наша забота,— сказал Майоров.— Ваш обком настаивает на строительстве гидростанции. Ему виднее.

Уже собираясь уходить, Набатов осведомился: как теперь будет с решением техсовета?

— Считайте, что министр отменил решение технического совета,—-ответил Майоров и, так как ему показалось, что Набатов собирается его благодарить, сказал строго: — В Москве не засиживайтесь. Желаю успеха. Но помните, кашу заварили крутую. Головой отвечаете!

Последняя фраза глубоко огорчила Набатова. Ну зачем он это сказал?.. Так хорошо разговаривали! И Набатов не сдержался:

— Разве за такое дело головой рассчитаешься?

— Верно,— сказал Майоров.— Тут головы не хватит. И зря не рискуйте. Берегите людей.

Николай вышел на крыльцо, и рука сразу потянулась к воротнику, чтобы поднять его. Ветер, казалось, и не сильный, резал лицо и высекал слезу.

«Что же это Володя? Опаздывает?» — подумал Николай и, отогнув край мохнатого рукава, посмотрел на часы. Нет, он сам поторопился. В аккуратности Володи можно не сомневаться.. Она у него доведена до щегольства.

Николай повернулся боком к ветру так, чтобы край воротника закрывал лицо, и снова стал перебирать в памяти, все ли он подготовил и не забыл ли чего. Сегодня предстояло опускать второй ряж.

Вчера вечером Терентий Фомич сказал ему:

— Сам будешь опускать. Я буду стоять в сторонке, как пассажир. А ты командуй. И чтобы к обеду ряж сел на дно.