Сэм покачала головой.

– Элемент неожиданности. Не хочу дать ей время спрятать фотографии или отослать парня из города.

– Ты думаешь, это может иметь отношение к убийству?

– С уверенностью не могу сказать, пока не поговорю с матерью, но ведь по какой-то причине они скрывали тайну двадцать лет. Хочу знать почему.

– Несомненно, замешана политика.

– Что ты имеешь в виду?

– Сын-тинейджер с ребенком был бы политической помехой сенатору. Мне ли не знать. Как отпрыск родителей-тинейджеров, я могу удостоверить, какая это помеха в семье, которая с политикой даже не имела дела.

В душе Сэм отозвалась боль, прозвучавшая в его голосе.

– Грэхем О’Коннор захотел бы запрятать этот факт подальше в шкаф, – заключил Ник.

– Своего внука?

– Не думаю, что это имело бы значение. Имя О’Конноров не всегда было синонимом власти, как сейчас. В середине карьеры у него было несколько спорных кампаний. Если бы подгадали момент, это бы уничтожило отца Джона. Он действовал бы соответствующе.

– Ценой собственной семьи?

– Власть творит странные вещи с людьми, Сэм. Она может стать наркотиком. Однажды попробуешь – и трудно отказаться. Я всегда считал Грэхема добрым и любящим, хотя и требовательным отцом, но он человек, как и любой обычный мужчина с соседней улицы. И подвержен соблазну власти.

Ник замолк, словно еще что-то взвешивал.

– О чем ты думаешь?

– Да вот размышляю, как, учитывая, что ты определила у Джона наличие сына, ты одновременно думаешь, что он мог быть геем.

– Просто намек по ходу расследования. Ничего конкретного. Я же говорила, что мой инстинкт подсказывает: это была обиженная женщина, но потом Фредди разбил версию, указав на то, что с таким же успехом могли быть и любовные шашни с парнем, которые пошли не так.

Ник помотал головой.

– Не могу представить. Ничего такого, ничего за двадцать лет тесной дружбы, что позволило бы сомневаться в его ориентации, Сэм. Он волочился за каждой юбкой.

– Это и я поняла. Но он не первый парень, использующий женщин как прикрытие для настоящей жизни.

– Наверное.

– Ты расстроен. Прости.

Ник пожал плечами.

– Просто… вот думаешь, что знаешь кого-то, по-настоящему знаешь, и тут обнаруживаешь, что он имеет кучу секретов. У него был сын. Ребенок. И двадцать лет Джон не упоминал об этом близкому другу? Мягко говоря, разочаровывает.

И еще звучит как предательство, посочувствовала Сэм. Семья, которую он считал своей, – своей единственной – утаила такой важный факт от него.

Будто прочтя мысли Сэм, Ник спросил:

– Неужели они считали, что я кому-нибудь проболтаюсь?

– Не стоит принимать на свой счет. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– А как мне принимать?

Обняв его рукой, она прижалась губами к теплой груди и ощутила сильное ровное сердцебиение.

– Прости, что сделала тебе больно. Мне самой плохо от этого.

Ник обхватил Сэм руками.

– Хорошо что я узнал это от тебя, так мне немного легче.

Приподняв ее подбородок, он запечатал ей рот поцелуем.

– Мне пора, – сказала Сэм, когда они выплыли на поверхность.

– Останься. Ночуй у меня. Ты мне нужна, Саманта. – Он покрывал нежными горячими поцелуями ее лицо и шею. – Ты нужна мне.

– Ты ведешь нечестную игру.

– Я не играю.

Что-то поднялось в душе. Не прежняя боль, а что-то теплое, нежное. Такая беспомощность Ника была в новинку, и от нее стало как-то хорошо. По-настоящему хорошо. Сэм позволила себе провести ладонью по широкой груди, погладить живот. Ниже. Найдя его твердым и готовым, она проследила губами путь, проложенный руками. Вздохи наслаждения Ника, его полная капитуляция подсказали, что ей удалось изгнать из его мыслей боль и горечь, от чего все плохое растаяло как дым, уступив место настоящим чувствам.

***

Следующий день они начали тем же, чем закончили день минувший.

Пока тело гудело от последних содроганий, Сэм прижалась губами к плечу Ника.

– Это выходит из-под контроля.

– Нам приходится наверстывать целых шесть потерянных лет.

Она задрожала, когда его губы прошлись по ее шее.

– Мне скоро нужно идти, – напомнила Сэм. – Нужно принять душ, переодеться и ехать в аэропорт.

– Я везу команду в Ричмонд прощаться с Джоном, – с глубоким вздохом сказал Ник. – А лучше бы поехал с тобой.

– Мне бы хотелось, чтобы у тебя была возможность. – Она погладила его по щеке и полюбовалась щетиной, которую нашла очень сексуальной. И повторила ласку губами. – Я забыла тебе сообщить новости.

– Какие?

– Меня повысили до лейтенанта.

Его лицо просияло от удовольствия.

– Потрясающе, Сэм! Поздравляю.

– Официально еще неделю не объявят. – Секунду она думала, сказать ли ему, как это случилось, но решила опустить подробности. – И папочка женится на сиделке.

– Ух ты. Тебе она нравится?

– Да. Очень.

– А где твоя мать?

– Она живет во Флориде с парнем, с которым замутила, когда я еще училась в старших классах. Они сбежали на следующий день после моего выпускного. Это чуть не убило папу. Он и понятия не имел.

– Ого. Паршивая ситуация. Мне жаль.

– Да, полагаю, я должна быть благодарна, что мать была рядом, пока я училась в школе, однако не похоже, что она торчала здесь ради меня или еще чего-то.

– Я видел свою мать три раза, когда учился в старших классах.

Сэм отругала себя за невнимательность.

– Прости. Я не собиралась жаловаться.

Он пожал плечами.

– Что было, то было.

– По крайней мере, у тебя была бабушка.

– Да, настоящий подарок, – с горьким смешком заметил Ник.

Заинтригованная, Сэм сместилась, чтобы увидеть его лицо.

– Она к тебе плохо относилась?

– Она делала, что могла, однако всегда давала понять, что я ей обуза, не даю попутешествовать и отдохнуть на пенсии. – Он помолчал, глядя на свои пальцы. – Когда мне было десять, я услышал, как она разговаривала с отцом, своим сыном. Сказала, что достаточно сделала, и теперь пора ему взять на себя ответственность, что он уже взрослый, и почему бы ему самому не позаботиться о своем ребенке. Он пообещал, и я так обрадовался, решив, что ну вот наконец-то уеду с ним.

Ее желудок отозвался, переживая за десятилетнего мальчика.

– И что?

– Я его увидел снова только через год.

– Ник… мне так жаль.

– Он посылал деньги, довольно, чтобы заплатить за хоккей, который я любил. Всю энергию я вкладывал в спорт и в учебу. Закончил с академической стипендией в Гарвард и там тоже играл в хоккей. Это была отдушина.

Слушая Ника, Сэм хотелось дать ему все, чего он был лишен в детстве, она желала это иметь, чтобы было что отдать.

– В любом случае, – сказал он, ероша волосы, – когда-нибудь, надеюсь, у меня будет собственная семья, и все это уже не будет иметь значения.

Ну вот, подумала Сэм, сигнал к уходу. Она села и потянулась за одеждой в изножье кровати.

– Только семь. У тебя еще есть время. – Его рука соскользнула с ее плеча на бедро. – Могу приготовить тебя завтрак.

– Спасибо, но мне нужно успеть заскочить домой принять душ, переодеться, отметиться в управлении, – отозвалась Сэм, просунув руки в блузку и надевая ее через голову.

Воздуха и пространства, подумала она, и речь не о музее. Вот что мне требуется. Немного воздуха и пространства, и какой-то перспективы. Отдаленности.

Покачивая на указательном пальце бюстгальтером, Ник сложил полные губы в сексуальную усмешку.

– Ничего не забыла?

Сэм вырвала у него вещицу и сунула в карман брюк.

Засмеявшись, Ник откинулся на гору подушек.

Она ощущала на себе его жаркий взгляд, ныряя в ванную комнату. Появившись через несколько минут, обнаружила, что он встал с постели и надел домашние брюки, в которых был накануне вечером. Брюки висели низко на бедрах, а грудь… Скорее, просилась на обложку любовного романа, чем прятаться под накрахмаленными рубашками и шелковыми галстуками. Какая трагедия. Воистину потеря образца красивой, нет, великолепной, мужской груди.