Между тем стоявший в Лондоне великолепный весенний денек никак не помогал Вестминстеру и Уайтхоллу оправиться от чувства парализующего шока. Чиновники и политики говорили, казалось, только шепотом, будто бы оплакивая кого-то безвременно ушедшего. Будущее неожиданно сделалось совершенно туманным. И слова эти особенно справедливы в отношении группы лиц, побывавших прошлой ночью на встрече в кабинете миссис Тэтчер. Только вчера они участвовали в этаком командно-штабном учении — в дипломатическом балансировании на грани допустимого. Они говорили о сдерживании. Теперь же событие, которого они старались не допустить, сделалось свершившимся фактом. Перед ними ширилась бездна катастрофы. Хуже того, у них даже отсутствовали точные данные, основываясь на которых представлялось бы возможным принять соответствующее решение и дать надлежащий ответ. На всем протяжении утра пятницы высокопоставленные гражданские служащие Британии упорно продолжали не верить в состоявшееся полномасштабное вторжение. Не имея никаких контактов с Порт-Стэнли, они молились, чтобы сведения из Буэнос-Айреса оказались не более чем хвастовством. В результате, на протяжении восьми критически важных часов правительство не могло ни успокоить страну, ни начать действовать. Для ядерных стратегов данный случай стал классическим примером «выпадения в осадок» руководства — вполне ожидаемый результат неработоспособности структур и линий коммуникаций при внезапном начале войны (см. с. 416).
Первое заседание кабинета по чрезвычайным ситуациям после аргентинского вторжения пришлось на утро пятницы, 2 апреля, где присутствовали как Лич, так и исполняющий обязанности начальника штаба обороны сэр Майкл Битем. Собрание заслуживает названия жалкого и нерешительного. Лич отчитался о степени готовности флота и передвижениях сил Королевской морской пехоты. Он сообщил, что «Инвинсибл» сможет отправиться в поход к понедельнику. «Гермес» в спешном порядке выводили из ремонта. Но никакого твердого решения принять не представлялось возможным до получения кабинетом каких-то проверенных данных, помимо сведений, поступавших из Буэнос-Айреса. Оставалось лишь сидеть и ждать известий.
Затем Хамфри Аткинс, как старший из представителей Министерства иностранных дел в палате общин, сделал чрезвычайно сбивающее с толку заявление с кафедры. Он сказал, что его ведомство имело контакт с Хантом двумя часами ранее, и никто тогда не упоминал ни о каких вторжениях. В действительности связь с Хантом состоялась за четыре часа до того, совсем незадолго до вторжения. Хотя заявления, раздававшиеся из Буэнос-Айреса, были, несомненно, преждевременными, в слова Аткинса никто не поверил. В 2.30 пополудни положение усугубилось. Когда британское радио сообщило о толпах танцующих на улицах Буэнос-Айреса, а палата общин переполнилась взволнованными членами парламента, лидер палаты, Фрэнсис Пим, поднялся для очередного «пленарного заявления». Он мог дать лишь обещание о созыве сессии парламента по чрезвычайным ситуациям на следующий день, в субботу, «если обстановка на Фолклендских островах ухудшится». Кабинет полностью утратил взаимосвязь с событиями.
В 6 часов вечера лорд Каррингтон и Джон Нотт, по крайней мере, собрали пресс-конференцию для подтверждения факта вторжения. Оба выглядели шокированными и ошеломленными. Они объявили, что дипломатические взаимоотношения с Аргентиной находятся в процессе разрыва, а крупное оперативное соединение готово к выходу в море. (Как мы видели, 1-ю флотилию уже отправили.) Палате общин предстояло встретиться на следующий день для обсуждения положения и формирования мнения. Подобное заседание проводилось впервые со времен Суэцкого кризиса, и для членов парламента сей прецедент казался зловещим. Затем Кабинет немедленно приступил к работе в рамках второй в тот день сессии по чрезвычайным ситуациям.
Полный британский кабинет играл лишь незначительную роль в Фолклендской войне. Миссис Тэтчер как его председатель и ранее всегда считала данный орган трудно поддающимся управлению. В нем по-прежнему доминировали фигуры либеральной традиции тори — Каррингтон, Уайтлоу, Фрэнсис Пим и Джеймс Прайор. Они и им подобные никогда не обещали ей истинной сплоченности и коллективной лояльности делу, которому она служила. В результате премьер во все большей степени принимала ключевые решения на заседаниях подкомитетов и по итогам двусторонних встреч, из участия в каковых представлялось возможным исключить оппонентов. Тактику эту Тэтчер, вполне вероятно, позаимствовала у одного из предшественников, сэра Харолда Уилсона. Как бы там ни было, во втором пятничном заседании миссис Тэтчер понимала вынужденную необходимость заручиться поддержкой полного кабинета в деле, ставшем очевидно крупнейшим кризисом в трехлетней истории ее правительства.
Главы видов вооруженных сил даже и не пытались скрывать огромные трудности в деле тылового обеспечения при посылке оперативного соединения в Южную Атлантику. Прежде всего, требовалось собрать необходимое количество боевых кораблей, оснащенных системами ПВО, самолетов «Си Харриер» и кораблей поддержки, то есть танкеров, снабженческих и госпитальных судов. А ударная группа морского десанта, как же без нее? Придется полагаться на реквизиции гражданских судов, изымая их из торгово-коммерческих операций (имеются в виду суда, реквизированные из торгового флота, или коротко СРИТФ). Адмирал Лич всячески спешил отправить первую группу к понедельнику, очень опасаясь политического давления и оттягивания операции из-за не окончательно проясненных моментов дипломатии. Однако ранний выход в море судов в свою очередь требовал крупного воздушного моста с перевалочным пунктом на острове Вознесения, каковой момент создавал огромные сложности для Королевских военно-воздушных сил.
Помимо энтузиазма Лича, выводы кабинета предрешили три фактора. Первое, это сама по себе кинетическая энергия уже предпринятых действий. Отправка субмарин в понедельник, объявление состояния повышенной боевой готовности на флоте в среду, продолжение в четверг — все эти шаги, как представлялось, выглядели вполне разумными мерами перед лицом аргентинской угрозы. Однако одно дело блеф — другое дело, когда карты раскрыты. Южная Атлантика виделась чужим местом — очень и очень враждебным. И все же миссис Тэтчер и ее коллеги едва ли могли позволить себе сказать военным: стоп, мы все отменяем. Почему? Да потому что вторжение, противодействовать которому они собирались, произошло.
Второй фактор состоял в следующем: даже при наличии подтверждений вторжения, просто отправка кораблей виделась чем-то на миллионы лет отдаленным от необходимости вести тотальные военные действия. Миссис Тэтчер обходила стол в кабинете и методично по порядку отмечала мнение каждого из присутствующих. Один за другим они подтверждали высказанное ранее, но оставался еще Джон Нотт с главной своей заботой: не следует посылать флот, если Британия не уверена, а не отзовет ли она его посередине операции. И все же, как Министерство иностранных дел никогда воистину не верило в одержимость аргентинцев идеей непременного овладения Фолклендскими островами, пусть даже и за счет нападения, так и британский кабинет не мог представить себе, что те не дрогнут перед угрозой жестокого возмездия. Решили заморозить аргентинские вклады в Британии, приостановить выдачу экспортных кредитов, наложить запрет на импорт. Обратиться к США и ЕЭС с призывом присоединиться к этим мерам. Мобилизовать ООН. На фоне таких шагов оперативное соединение представляло собой не более чем некий жест в поддержку решимости Британии. Все из проинтервьюированных при сборе материалов для написания данной книги дружно сошлись на том, что 2 апреля никто из министров кабинета ни на минуту не верил, будто результатом их решения станет открытая война.
Важнейшим моментом, однако, выступал третий фактор. Правительство, откровенно говоря, просто не могло выйти назавтра к парламенту без заявления об отправке оперативного соединения. Если воспользоваться радикальным заключением Уильяма Уайтлоу, «правительству пришлось бы подать в отставку». Уайтлоу давно считался этаким мудрым воплощением согласия в партии, пусть даже нередко казалось, будто лично он по большей части не в ладу с ней. В накаленной пятничной атмосфере мнение его выглядело неоспоримым. В клубах и салонах повсюду в Лондоне члены парламента тори ожидали субботних дебатов, точно взрыва бомбы с неумолимо бегущим к запалу по бикфордову шнуру шипящим огоньком. На флоте объявили тревогу. Отменить ее? Нет — этого не мог снести политический организм из плоти и крови. Оперативное соединение Королевских ВМС являло собой инструмент стратегической игры, но оно же, бесспорно, выступало и политическим императивом. Лишь один министр — глава ведомства торговли, Джон Биффен, — по понятным причинам разошелся во мнении с остальными, каковой момент коллеги отнесли к его мрачной эксцентричности. Мы вернемся к данному вопросу в наших заключениях.
