Политика Фолклендских островов поставила палату общин перед лицом этакого «голландского аукциона» непримиримости[50]. Законодательный совет формально проголосовал за замораживание всех переговоров, кроме чисто экономических. После дальнейших обсуждений в комитете по ВиО Ридли в феврале 1981 г. отправился в Нью-Йорк с двумя членами совета Фолклендских островов. Эйдрианом Монком и Стюартом Уоллисом, дабы сообщить Кавандоли о фактическом снятии с повестки дня любого политического решения. В последней надежде он предложил аргентинцам самим обратиться напрямую к жителям островов — их желание являлись единственным ключом к любым возможным решениям в будущем. Разговор Кавандоли с членами совета позднее расценивался в Порт-Стэнли как нечто вроде искушения Христа дьяволом. Он предложил им более чем «вольготный региональный статус» в Аргентине: они могли сохранить собственные законы, местное правительство. язык и обычаи, но при этом получили бы дороги, школы и телевидение. В обмен надо было произнести только одно слово: «суверенитет». По всем показателям, спектакль выглядел убедительно. Монк сослался на необходимость доложить обо всем совету, он выразил сомнение в перспективах получения какого-то ответа раньше новых выборов в следующем октябре.

Для всех политиков в Нью-Йорке этот выход был последним на сцене данного спектакля. Не прошло и года, как Кавандоли и Ридли были освобождены от обязанностей представлять свои правительства в вопросе Фолклендских островов. Монк и Стюарт точно также не пережили выборов — крайне необычных для Фолклендов по своей политической кипучести. Несмотря на прежнюю двойственность отношения к вопросу, теперь быстро укреплялось мнение островитян против любых договоренностей с Аргентиной. Местное руководство перешло в руки прямодушного полицейского, Терри Пека, и инженера по имени Джон Чик. В сентябре Ридли получил повышение — должность казначея Министерства финансов. Миссис Тэтчер показала, что даже поражение в палате общин не может погубить карьеру государственного служащего, если цена вопроса — всего лишь какие-то Фолклендские острова.

И вот ветры судьбы стали сносить Министерство иностранных дел с его покромсанной политикой к ключевой фазе саги Фолклендских островов. Как откровенно признался Николас Ридли, отправляясь на переговоры в Нью-Йорк, он мог лишь «на время задержать» развитие ситуации. Предложение фирмы «Шелл» исследовать по лицензии Аргентины сектор Магальянес Эст Мальвинского бассейна (как бы захватывающий в вилку фолклендские воды) встретило отказ. В июле 1981 г. Аргентина прислала официальный протест по поводу фактической остановки переговорного процесса. Правительство, по рукам и ногам связанное удавкой мнения совета островов, не имело простора для маневра и продолжения обсуждения вопроса.

30 июня, совсем незадолго до своего перевода в Министерство финансов, Ридли созвал губернатора Фолклендских островов, Рекса Ханта, и посла в Буэнос-Айресе, Энтони Уильямса, на встречу в Лондоне. Несмотря на неудачи в палате общин и в Нью-Йорке, он был полон решимости не потерять темпа движения в направлении урегулирования. На совещании, где также присутствовали Ферн и Юр, обсуждались различные варианты противодействия наращиванию давления со стороны Аргентины. Ожидалось, что оно будет подразделяться на три фазы: во-первых, возобновление протестов в ООН, во-вторых, экономическое воздействие на острова за счет свертывания работы авиалинии и прекращения подачи топлива, ну а третья стадия отводилась военным. Тогда достали папку с материалами по обороне Фолклендов и впервые с кризиса 1977 г. просмотрели ее официально. Набросанные ближе к концу 1960-х годов планы подразумевали меры по усилению гарнизона морской пехоты на островах и отправку в регион формирований надводного и подводного флота в качестве сдерживающего средства на случай возможного нападения аргентинцев. В последнем варианте признавалась целесообразность развертывания лишь «крупного оперативного соединения», способного вести боевые действия против аргентинских ВМС и включающего, по крайней мере, один авианосец и один десантный корабль. Все планы строились исходя из уверенности, что Британия будет хоть как-то предупреждена заранее.

Ожидание поэтапного нарастания давления со стороны Буэнос-Айреса в преддверии каких бы то ни было военных акций лежало в основе любых оценок ситуации Министерством иностранных дел и разведкой в кризисе Фолклендских островов вплоть до самого вторжения.

Министерство иностранных дел получило два удара от другого правительственного учреждения, которые неизмеримым образом ослабили переговорную позицию внешнеполитического ведомства во взаимоотношениях с Буэнос-Айресом. Несмотря на протесты Каррингтона и Ридли весной 1981 г., Министерство обороны вновь актуализировало планы вывода судна «Эндьюранс» из Южной Атлантики в конце его плавания 1981 — 82 гг. Каррингтон отправил несколько нот министру обороны, Джону Нотту, в которых совершенно ясно объяснял, что такое действие будет означать отказ Британии от намерения держаться за Фолклендские острова.

МО отстаивало позиции железно. Какое-то время «Эндьюранс» находился в перечне пунктов списка «Л» министерства, каковые. в случае сильного давления Минфина, можно вычеркнуть «без серьезного снижения оборонного потенциала». (Списки «В» и «С» подразумевали сокращения с более значительными последствиями.) Учитывая «климатические условия» в деле распределения расходов на общественные нужды в середине 1981 г., любой пункт из списка «А» по определению находился под угрозой. Сколько стоил тот «Эндьюранс»? Не более £2 миллионов в год, но… но он их проедал. Когда лорд Трефгарн потихоньку обмолвился о решении в палате лордов 30 июня, один аргентинский чиновник позвонил лорду Шэклтону и спросил, не означает ли это и в самом деле уход британцев из Южной Атлантики. Что мог сказать Шэклтон'? Конечно же, он ответил «нет». И все же обвинять в капитулянтстве стали теперь Министерство иностранных дел, пусть оно и отчаянно возражало против прекращения экспедиций. Лорд Карринггон продолжал протестовать против этого решения вплоть до своей отставки.

В то же самое время в парламент с легкой руки Министерства внутренних дел поступил новый билль о британской национальной принадлежности. Целью служило прояснение статуса граждан британских колоний. допускать переезд которых в Британию правительство, по причинам расовых отношений, не очень-то хотело. В первую очередь закон нацеливался на китайцев из Гонконга. Правила следовало основательно продумать (тонко, скрывая цинизм), дабы не отнять у белых потомков британцев возможности переселения в метрополию. Метод, применявший-<ся к гражданам Британского содружества наций, предполагал выдачу полного гражданства обладателям «частичного» статуса гражданина, если, по крайней мере, дедушка или бабушка кан-дидата родились в Британии.

Закон не распространялся на поселенцев третьего или четвертого поколения в колониях вроде Гибралтара и Фолклендских островов. Билль лишал их так высоко ценимой безопасности: полного британского гражданства с правом переселиться в СК. Консерваторы правых взглядов тут же выказали готовность к союзу с парламентариями от лейбористов и либералов, каковые уже высказывались против принятия билля, и 2 июня правительство едва не потерпело поражение в отношении поправки, исключавшей бы из списка Гибралтар. Когда документ достиг палаты лордов, гибралтарская поправка обрела значительно большую поддержку и была протолкнута вопреки желанию правительства 150 голосами против 112, несмотря на страстное предостережение лорда Сомса: «Если будут особые случаи, то каждая зависимая территория станет особым случаем». Он имел в виду, в частности, и Фолклендские острова. Так или иначе, жителей Гибралтара спасли от незавидной участи. В отношении такой же поправки, исключавшей иэ списка Фолкленды, доводы Сомса возобладали, и это предложение недобрало всего одного голоса.