Однако происшествие продемонстрировало поразительную уязвимость островов перед нападением с континента. В прошедшем апреле Денис Хили заявлял, что «защита островных территорий в Атлантическом, Индийском и Тихом океанах всегда может быть обеспечена из наших основных ареалов развертывания». В случае Фолклендских островов соответствующим регионом базирования стал бы Саймонстаун в Южной Африке. Однако продолжавшееся отступление из района к востоку от Суэцкого канала вызывало большие сомнения в будущем базы, хотя даже и при ее сохранении требовалась неделя, чтобы преодолеть по морю расстояние от Саймонстауна до Порт-Стэнли. А если аргентинцы не захотят предупреждать о своих намерениях за неделю? Единственным вещественным ответом стало увеличение дислоцированного на островах крохотного «сторожевого» контингента Королевской морской пехоты до сорока человек и усиление его технически за счет аппарата на воздушной подушке (позднее сломавшегося). К тому же по мере надобности — если таковая возникнет — представлялось возможным переориентировать в район островов находящиеся где-то поблизости военные корабли. Хотя такими средствами полномасштабного вторжения и не остановить, наличие отряда морских пехотинцев обещало, по крайней мере, не оставить совершенно безнаказанной любую попытку вторжения. К тому же, в особенности в свете проходивших под эгидой ООН переговоров, считалось, что аргентинцы не отважатся на силовую акцию подобного рода.

К сентябрю 1967 г. переговоры вышли на уровень министров внешнеполитических ведомств, и вот в Нью-Йорке состоялась встреча между Коста Мендесом и новым британским министром иностранных дел, Джорджем Брауном. Наблюдатели отметили некоторую неуверенность Брауна в рассматриваемых вопросах, а его инстинктивный энтузиазм нашел ответ в более расчетливой дипломатии Коста Мендеса. Получил признание фактор важности мнения островитян, и прежде подчеркнутый лордом Карадоном в ООН. Британцы намеревались выиграть раунд с вопросом устремлений населения островов за счет демонстрации преимуществ, каковые сулили ему связи с континентом. Аргентинцы с огромной готовностью изъявляли желание предоставить жителям гарантии неприкосновенности их обычаев и уклада жизни. Они же добивались суверенитета, а не колонизации. Встречи продолжались — продолжалась и выработка различных версий соглашения.

Переговоры шли уже два года, а никто до сих пор не проронил о них ни слова парламенту (если не считать короткого «письменного замечания по делу»), как не знали ничего и в Порт-Стэнли. Политика Министерства иностранных дел состояла в выработке удовлетворительного пакета гарантий и экономических выгод, дабы преподнести все жителям островов в удобоваримой форме, — максимум плюсов и минимум минусов. Осознавая секретность процесса, должностные лица с обеих сторон стремились избежать гласности «до тех пор, пока министры не будут готовы». Такое положение не могло сохраняться бесконечно. Губернатором островов в те времена являлся сэр Космо Хаскард — последний из чиновников, назначенных на эту должность Министерством по делам колоний накануне своего поглощения МИД. Он приехал в Лондон, узнал о переговорах Коста Мендеса и Брауна и получил разрешение информировать свой совет, но под клятву сохранять секретность. Необычайная молчаливость Хаскарда по возвращении в Порт-Стэнли в феврале 1968 г., вполне понятно, вызвала всеобщую тревогу.

Ряд жителей островов направили членам парламента в Лондоне и в «Таймс» письма с высказанными в них опасениями по поводу характера переговоров. Авторы с большой обидой жаловались на индифферентность в отношении их мнения и особо подчеркивали, что они, несмотря ни на какие варианты, «не хотят становиться аргентинцами». Среди получателей писем оказался несколько эксцентричный судебный адвокат и бывший дипломат из британского посольства в Буэнос-Айресе, Уильям Хантер Кристи. Он зарекомендовал себя как горячий приверженец идеи сохранения Фолклендских островов и автор работы, посвященной политике в Антарктике[33].

Кристи вступил в контакт с Патриком Эйнсли, председателем учрежденной 116 лет назад Компании Фолклендских островов (КФО), являвшейся владельцем двух третей тамошних ферм и фактическим хозяином скромной экономики территории. Кристи предложил Эйнсли сформировать Чрезвычайный комитет Фолклендских островов. Если компания согласится финансировать такой орган, он будет готов руководить его работой из своего офиса в «Линкольн Инн». И вот гостиничный номер, со своими пожелтевшими газетами и пыльными томами словно бы перекочевавший в реальность из романов Диккенса, превратился в центр кипучей деятельности. Комитетчики заручились поддержкой ряда членов парламента, преимущественно из правого крыла партии консерваторов, в том числе Майкла Кларка Хатчисона и Бернарда Брейна. С согласия Эйнсли Кристи, проявив достойный уважения такт, привлек в качестве первого секретаря комитета парламентария от партии лейбористов, фермера по имени Клиффорд Кинион.

Задача комитета выглядела просто: представлять в Лондоне мнение населения островов независимо от губернатора и его исполнительного совета. Иначе говоря, намерения выглядели совершенно демократическими. По мнению Министерства иностранных дел, комитет являл собою не что иное, как передовой фронт КФО. Даже его представитель на островах, Артур Бартон, был всего лишь ее ушедшим на пенсию управленцем. Однако никто не мог утверждать, будто мнение комитета не выражало чаяний островитян. Касательно Бартона, он был популярной личностью у себя дома и одним из восьми выборных членов законодательного совета Фолклендских островов. (Отдельный исполнительный совет губернатора включал в себя двоих членов этого органа плюс лиц ех-officio[34].) Позиция КФО на всем протяжении спора с Аргентиной носила характер патернализма и ярко выраженной британской направленности, пусть даже и в ущерб интересам пайщиков.

Подобные британские группировки редко оказывают сколь либо эффективный нажим на политиков, если только не считают, будто министры и гражданские служащие плетут сети каких-то заговоров у них за спинами. Кто там прав, а кто не прав, не так уж важно — важна секретность вокруг всего дела. Вопрос выполнения резолюции ООН начал обсуждаться в парламенте только в марте 1968 г., после того как лорда Чалфонта спросили в палате лордов о том, верна ли информация о ведении некоторого рода переговоров с Аргентиной. Он признал сам факт, но уточнил, что они проходят «конфиденциально между правительствами». Чалфонт не пошел на отрицание того, что речь идет о суверенитете.

Лорд Чалфонт стал первым из многих министров, отзывавшихся о Фолклендских островах как об источнике худших для себя моментов в парламенте. Из раза в раз такие министры наступали на грабли собственных речей — или речей, написанных их помощниками из числа гражданских служащих рангом пониже. Были или все же не были они готовы передать суверенитет над островами аргентинцам, несмотря ни на какие протесты жителей? Что вообще означает этот неувядаемый штамп «сообразно интересам населения островов»? Почему же тогда то самое население не участвовало ни в каких переговорах? Что понимало Министерство иностранных дел под самоопределением: есть ли это решение собственно жителей островов или приговор британского народа в целом? Обозначенные выше вопросы, задаваемые тогда Чалфонту с все более иссушающей прямотой, так и не получили вразумительного ответа на всем протяжении лет ведения переговоров. Чиновники считали эти «почему?» компетенцией политиков-министров. Министры бормотали нечто уклончивое и надеялись, что, когда окончательный момент откровения все-таки наступит, на постах их будет стоять уже кто-нибудь другой.

Новая политика по Фолклендским островам буквально не успела сформироваться, как тут же принялась рушиться на глазах у Министерства иностранных дел. «Заднескамеечники» тори пришли в ярость, когда член парламента Джон Биггз-Дэйвисон назвал предприятие «решением, исполненным стыда и позора». А ожидания Аргентины тем временем росли. В Британии же любое изменение требовало согласия с «мнением народа» из Порт-Стэнли и палатой общин. И там и тут со всем страхом и подозрительностью ожидали самого худшего. Следовательно, должностным лицам приходилось делать пассы, успокаивая бурные воды, чтобы фактически не пойти против резолюции ООН.