– А чё если я сделаю этот бой вашим? – выкрикнула она всем. – Вы все с радостью сидите и гниёте в своих камерах, пока те, кто надел на вас ошейники не скажут, кого вам убивать? Никто не может сделать тя рабом, кроме тя самого, и думаю, вы все это знаете. Наверно, вы все будете рады выполнять, чё вам велят всю вашу жизнь. Легче жить и помирать по воле других, да? Так ведь? Хотите быть рабами?

Здоровяк, державший руку на двери, выглядел озадаченным. Возможно, устыдился, что женщина, в два раза меньше его, ставит под вопрос смысл его жизни. Он убрал руку с двери и почесал лицо.

– Никто рабом-то быть не хочет.

Генри сплюнула и швырнула связку ключей в грудь большого раба.

– Так сражайся, блядь, за свою свободу! – закричала она, повернувшись к ним спиной, вытаскивая свои кинжалы-близнецы и бросаясь на оставшихся двоих охранников.

Она перехватила кинжалы и уклонилась в сторону, когда в неё полетел наконечник копья. Мужик постарался снова ударить её, но Генри была слишком быстра, даже несмотря на постоянную боль в ноге, из-за которой приходилось хромать. Быстро развернувшись, она скользнула к охраннику и три раза пырнула его – один в левую руку, один в бедро и последний удар в шею. Мужик уронил копьё и отшатнулся, зажимая рану на шее, из которой хлестала кровь. Спустя несколько мгновений он упал, и Генри оставила его умирать. Теперь остались только двое охранников, и Генри видела, как Шип хватается за копьё, раскалывает древко топором, а потом бьёт им владельца в глаз. Генри подбежала сзади к последнему охраннику, нападавшему на Андерса, и перерезала ему глотку. Андерс с криком оттанцевал от струи крови, а потом бросился вперёд и обнял Генри. На какой-то жуткий миг пьяница напомнил ей Шустрого, и она его чуть не пырнула.

– Благодарю вас, миледи, – невнятно пробурчал он. – Разумеется, я навеки у вас в долгу. Этот человек доставлял мне нескончаемые неприятности.

Генри глянула на трупы на полу. Судя по всему, Андерс сам отправил на тот свет двоих. Генри решила, что в чистокровном ублюдке есть больше, чем он показывает, но сейчас не время копать глубже. Прибывало всё больше охранников, намного больше. Намного больше, чем они втроём могли победить.

Самый большой раб, с татуировкой на груди, открыл дверь камеры, передал ключи человеку позади и поднял одно из брошенных копий. Человек позади бросился открывать другие камеры, и остальные рабы стали выбегать, поднимать копья мёртвых охранников и вытаскивать мечи из ножен трупов. Вскоре уже охранники оказались в меньшинстве, а после короткой схватки они уже быстро убегали от Генри, Шипа, Андерса и кучи рабов-бойцов, преследующих ублюдков по коридорам. И всё больше и больше рабов присоединялось к восстанию.

Рабы вырвались с арен впереди Генри, Шипа и Андерса. К тому времени, как они добрались до дверей, уже шла схватка на площади. Охранники перегруппировались, и на помощь им пришли наёмники, ошивавшиеся неподалёку. Всё больше наёмников постоянно прибывало, но рабов были сотни, и все распалённые и настроенные сражаться за свою свободу. Генри поняла, что ухмыляется – в Солантисе намечалась кровавая ночка.

Она почувствовала, как её за руку хватает трёхпалая рука и утягивает прочь от хаоса. Андерс топтался рядом, и выглядел ещё более обеспокоенным.

– Сомневаюсь, что Брековичам это понравится, – сказал чистокровный пьянчуга, когда они оказались достаточно далеко от входа, чтобы не ввязываться в сражение.

– Ага, – согласился Шип, уставившись одним глазом на Генри. – Генри, ты с нами?

Генри поняла, что на её лице до сих пор играет полубезумная, кровожадная ухмылка. С некоторым усилием ей удалось успокоиться.

– Ага. Я в поряде. – Она осмотрела площадь за Колизеем. Сотни человек сражались и умирали. Это был уже не просто бой. Это была битва. Битва, которой она стала причиной. И теперь Генри думала, что уже не так уж рада – возможно, немножко даже расстроилась.

Шип схватил её за плечо и кивнул ей.

– Хорошо поработала, Генри. Пожалуй, всех нас спасла.

Она лишь кивнула в ответ. По правде говоря, ей сейчас не хотелось говорить. Не знала, что она в итоге наговорит.

– Эм-м… – начал Андерс, на его лице было паническое выражение. – Я хотел бы предложить убраться отсюда, пока мы не оказались ещё глубже вовлечены в эти вечерние празднества.

– Чё?

Чистокровный пьяница вздохнул.

– Думаю, нам надо валить. Живо.

Шип кивнул. Он всё ещё держал руку на плече Генри, и теперь, когда она обратила внимание, это казалось успокаивающим.

– Точняк, Андерс. Давайте быстро в заведенье Генри. С тем, какого хуя будем делать дальше, разберёмся там.

– С тем, что мы будем делать? – переспросил Андерс.

– Ага. Это говно, Карлстон, тока что пытался нас убить. Те, кто хочет убить Чёрного Шипа, после неудачи обычно не долго живут. Думаю, надо бы ему отплатить.

Шип

Бетрим считал, что никто из них не мог предсказать, как далеко зайдёт освобождение рабов, устроенное Генри. Прошло два дня, и теперь сражения шли повсюду. По правде говоря, рабов в Солантисе было больше, чем наёмников, а рабы с арен освободились и теперь занимались освобождением всех, кого могли найти. Большие части города стали лагерями для свободных рабов, которых постоянно освобождали всё больше и больше. Отряды наёмников, неспособные объединиться и сражаться единой силой, во всех стычках были в меньшинстве и большую часть сражений проигрывали. Всего лишь за два дня Солантис из беззаконной жопы превратился в беззаконную зону военных действий, и Генри начала всё это. На взгляд Бетрима, восприняла всё это она не очень-то хорошо.

Два дня ни один из них не покидал таверну Генри. Бетрим со своей стороны проводил большую часть времени, прислонившись к стене, шагая или возясь со своим недавно сломанным пальцем. Забавно, как боль временами может практически вызывать привыкание. Андерс решил использовать вынужденное бездействие для развития своего пьянства. Он очухивался от своего пьяного ступора только для очередной выпивки. Генри с другой стороны то бросала на всех и каждого, тёмные взгляды, то проводила бо́льшую часть времени в одиночестве в своей комнате наверху.

К счастью, до них сражения ещё не дошли. В этой части Солантиса не многие заведения могли позволить себе рабов, так что освобождать здесь было некого. Впрочем, это не значило, что этот район не мог однажды превратиться в поле битвы. Если бы всё решал Бетрим, то к тому времени они были бы уже далеко отсюда. Но Генри не была в восторге от идеи оставить свою таверну.

А ещё надо было разобраться с этим Карлстоном. Он подставил их и пытался сделать так, чтобы они не вышли живыми из арен. Он потерпел неудачу, а Чёрный Шип славился тем, что не давал людям второго шанса. К сожалению, Карлстон Барроу командовал небольшой армией наёмников, и сейчас, несомненно, залёг за стеной стали и плоти. Это расстраивало Бетрима, но следовало признать, что надо оставить это дело, по крайней мере на время. Если повезёт, то восстание рабов покончит с мелким посредником, но если нет, то Бетрим просто запланирует как-нибудь в будущем обратную поездку в Солантис, когда всё успокоится. Это не то место, которое он хотел бы посетить снова, когда отсюда выберется, но некоторые вещи неизбежны. В конце концов, надо поддерживать репутацию.

Андерс встрепенулся от пьяной дремоты, поднял голову от стола, прищурился и с таким видом осмотрел таверну, что у Бетрима не осталось сомнений, насколько он был бухой. С героическими усилиями пьянчуга поднялся на ноги, сбив в процессе стул, и направился в сторону бара, где Джозеф стоял с таким каменным выражением на лице, что и Чёрный Шип мог бы позавидовать.

– Будь умницей и… и… и налей… мне выпил… хм… выпить… Джозеф, – невнятно пробубнил Андерс, обвалившись на бар, а потом ухмыльнулся бармену. В ответ Джозеф покачал головой, скрестив жилистые руки на груди. – Что? Отказываешь? Чушь собачья!