Наполеон и сделка с дьяволом

Николай Башилов

Роман

Над нами слава дымом веет

Но мучит только

Мучит только нас одно

Сердца без практики ржавеют

Давным-давно

Давным-давно

Давным-давно...

Глава первая

Есаул смерил незнакомого казака взглядом с ног до головы. Почти двухметровый детина возвышался над ним чуть не голову.

― Из уральских, говоришь? Из пополнения?

― Так точно, господин есаул. Угораздило вот отбиться от своих. Пошел по нужде в кусты, живот у меня прихватило. Слышу ― шум, гам, топот. Пока то да се, пока портки надел, выскакиваю ― а наших и след простыл. ― Стоящие рядом казаки загоготали. ― Только мой Гром стоит, копытами перебирает. Видать, срочный приказ пришел. Я, было, по следам пошел, да они быстро смешались с другими. Там пол-армии протопало. Дозвольте, господин есаул, пока к вам прибиться. Обузой не буду. А там разберемся. Одному скучно как-то.

― Скучно ему. Скажи уж, на хранцузов боишься один нарваться, ― со смешком заметил кто-то из казаков.

― Не-а. Хранцузов я не опасаюсь. Взаправду скучно. Я обчество люблю.

― А Гром у тебя хорош, ― заметил есаул, знающим взглядом окидывая коня. ― Ахалтекинец? Откуда такое чудо?

― В Бухаре купил. Довелось побывать в тех краях. Я дочку ихнего эмира помог от абреков отбить. Ну, он мне и уступил по дешевке. Так бы у меня нипочем денег не хватило. Дорогущее животное.

― За дочку мог бы и подарить, ― заметил все тот же казак.

― За сына ― мог бы. Девки у них не в почете.

― А зачем тебе вторая шашка? ― спросил есаул, заметив торчащую из-за плеча рукоятку.

― А я ― двуручник,― ответил уралец так, как будто в этом не было ничего необычного. Но реакция казаков на это заявление показала, что необычное в этом было. Двуручники встречались крайне редко. Искусство боя двумя руками было изрядно подзабыто к началу девятнадцатого века. ― Дед обучил. Он у меня славным был казаком. Да и сейчас кому хошь это докажет, хотя ему скоро шесть десятков стукнет.

― Зовут-то тебя как, казак? ― спросил есаул.

― Егор. Егор Хватский, господин есаул.

― Знатная фамилия. Сколько лет?

― Девятнадцать.

― Женат?

― Нет покедова.

― А что это у тебя за ружье такое чудное?

― Купца залетного упросил продать. "Зверобой" называется. Какой-то наш умелец придумал. Оно пятнадцатизарядное и очень точного боя . Ободрал, гад, как липку. Но не жалею.

Но тут интересный разговор с уральским казаком пришлось прервать.

― Хранцузы! Около полусотни! Сопровождают малый обоз! Карета и две повозки!― доложил подскочивший казак из передового дозора.

― По коням! ― скомандовал есаул и добавил тоном ниже, обращаясь к Егору: ― Ты тоже давай за нами.

На опушке они спешились и через кусты осторожно выглянули на дорогу. По ней действительно приближался небольшой обоз. До него было метров двести. Есаул в трофейную подзорную трубу внимательно осмотрел его. ― "Ого! Всего три повозки, а в охране старая гвардия и французские гусары. По три десятка и тех, и тех. Таких так просто не возьмешь. Без потерь не обойтись. Стоит ли связываться из-за трех повозок добра?"

Пока есаул размышлял таким образом, пытаясь прийти к какому-то решению, случилось неожиданное. Прибившийся к ним казак-уралец внезапно выскочил из кустов и на своем Громе и во весь опор помчался по направлению к французам. Казаки опешили, а французы, засуетившиеся было, успокоились, поняв, что всадник один и не держит в руках оружия. Они приняли его за какого-то посланника.

Между тем Егор, подлетев к обозу на тридцать шагов, неуловимо быстрым движением сдернул с плеча свой винчестер и тут же открыл огонь. Он опустошил пятнадцатизарядный магазин за десять секунд, и пятнадцать французов рухнули на землю. К этому моменту Егор оказался уже в самой гуще французов. Отбросив винчестер, он тут же выхватил шашки и завертелся вихрем среди врагов, орудуя клинками с невероятной ловкостью и быстротой, и разя одного противника за другим.

― Казаки! Да этот черт один захватит обоз! Останемся без добычи! Вперед! ― крикнул есаул. И казаки с гиканьем вылетели из кустов.

Спустя пять минут все было закончено. Потеряв шесть человек, сотня решила дело. В плен никто из французов не сдался. Вскоре стало понятно, почему. Когда казаки, утирая пот, начали подтягиваться к карете и возкам, первым у кареты оказался Егор. Он пикой ловко подцепил рукоятку и распахнул дверцу кареты.

― Мать честная! Наполеон! Сам хранцузский император! Чур мой!

От других возков послышалось:

― Братцы! Да тут деньжищ целые сундуки! Видать, казна ихнего императора!

― Казну делите между собой, а этот мой, ― вновь вмешался Егор. ― Давно хотел ему вопрос задать: зачем он нас воевать пошел?

Впрочем, никто ему и не пытался перечить. Казаки, столпившись вокруг вытащенных из возков и тут же открытых сундуков с золотом и серебром, не могли оторвать от этого зрелища глаз.

Спохватились казака-уральца и Наполеона лишь спустя полчаса. Но тех уже и след простыл.

― А-а, пусть его, ― махнул рукой есаул. ― Ну, дали бы по награде. А что с нее проку? А тут нам, братцы, хватит на всю жизнь. Да и нашим детям и внукам тоже. Сейчас будем делить...

* * *

Наполеон Бонапарт то и дело бросал взгляды в сторону пленившего его казака, всякий раз задерживая взор на закинутой за спину винтовке. Тот молча ехал, не оборачиваясь, шагах в пяти впереди. Но у Наполеона было ощущение, что казак каким-то образом чувствует каждое его движение. Их лошадей связывала веревка. Казак молчал всю дорогу, с тех пор, как они покинули место происшествия. Тогда, отведя Наполеона по дороге подальше от казаков, увлеченно изучавших богатую добычу, он поймал для него лошадь одного из убитых гусар и помог сесть. Это был единственный момент, когда Наполеон услышал голос своего пленителя.

― Вы не будете делать глупостей, Ваше Величество? Иначе мне придется связать вам руки.

― Не нужно связывать руки, ― буркнул Император. ― Никуда я не денусь.

Он видел в окошко кареты, на что способен этот казак, и ему вовсе не хотелось увидеть это еще раз, теперь применительно к себе. Людей, столь виртуозно владеющих оружием, ему еще встречать не приходилось.

Казак кивнул, принимая сказанное к сведению. С тех пор они и пробирались цепочкой вот уже два часа вдвоем по сентябрьскому лесу к ведомой только самому странному казаку цели. Странному, потому что Императору раньше не приходилось слышать о казаках, в совершенстве владеющих французским языком. А именно на таком языке к нему и обратился его пленитель. И еще эта его винтовка. Наполеон был поражен тем, как казак за несколько секунд положил из нее больше десятка его старых ворчунов.

Но, похоже, их путешествие подошло к концу. Наполеон понял это по тому, что они выехали на небольшую полянку, где стоял дом. Добротный рубленый дом из толстенных сосновых бревен, размером примерно шесть на шесть метров.

― Прибыли, Ваше Величество.

Казак помог Наполеону слезть с лошади и кивком указал на крыльцо, приглашая войти в дом.

В доме было тепло, и Император с удовольствием избавился от верхней одежды. В светелке находился большой стол, на котором располагалось нечто, закрытое от взора белой скатертью, но издававшее пленительные запахи. Казак подошел к столу и откинул скатерть, и глазам Наполеона предстали яства, которые сделали бы честь даже его обеденному столу в парижском дворце. Наполеон почувствовал, как его рот невольно наполнился слюной: он был очень голоден.

― Присаживайтесь, сир. Перекусим и побеседуем.

Дважды повторять приглашение не пришлось.