- А пожрать дадут, интересно?
- Ты, - говорю, - хоть руки вымой сперва, хамло. Смотри: народ вокруг чистый, пушистый - а мы из дикого леса припёрлись, все в дерьме. Нас лечить стали спешно, чтобы мы по дороге не сдохли, ясно. Но уж кормить грязными не будут, стопудово.
А Разумовский говорит:
- Денис, раз уж ты с ними на товарищеской ноге, спроси и про сортир заодно. Немаловажный момент.
Багров скривился:
- Ну как я буду у них про сортир спрашивать? Какими жестами? А вдруг они что-то неприличное подумают?
Но Цвик и сам сообразил. Тем более, оно у них было рядом - гигиенические помещения. Отодвинул две зановесочки - показал.
В одной - сортир. Окно, чуть занавешено, но светло. На потолке подсветка, опять же. В полу три толчка, поросших чем-то мохнатым - можно сесть рядком и поговорить ладком. Чисто конкретные пуфики с дырками, причём дырки сквозные, ведут куда-то вниз. Никакого смыва нет. Внизу должна быть выгребная яма, но дерьмом не тянет, тянет чуток погребным холодком - и только. Такие же зелёные стволы, как в лаборатории, из пола выходят, в потолок уходят, штук пять растут вдоль стены, прямо с ветками и листиками, типа лавровых. На свободном месте что-то странное, вроде трутовика, опять же, только больше размером и слоистое - этакая штуковина размером в суповую тарелку. На маленькой полке лежат два шарика с пупочками сверху, вроде декоративных тыкв - один ярко-жёлтый, другой - оранжевый в зелёную полоску. И всё во мху, как везде.
И гадить тут как-то странно и непонятно. Непривычно.
Но в следующей комнатухе всё было ещё непривычнее. Потому что это оказалась не ванная.
Вернее, ванна посредине стояла, точно. Большая. Стеклянная. Почти круглая. И полная на три четверти меленьким-меленьким белым песочком. Очень чистеньким. Вдоль стены - полки из веток, на них банки-склянки стеклянные и ещё из чего-то. Вдоль другой - бамбук этот. Всё, как у них полагается. Только мыться нечем, воды - ни капли.
- Японский бог, - говорю. - Что за комедия, пацаны? Нафига тут этот пляж?
Ну, у Разумовского тут же гипотеза:
- Они чистятся песком, Витя. Как шиншиллы, - говорит. Взял с полки бутылочку, вынул пробку притёртую, понюхал. - Ну да. Смотри, видишь - масло тут. Сначала они вычищают себя песком, потом вытряхивают его из шёрстки и смазываются маслом. Чтобы шерсть лоснилась.
- Кайф, - говорю. - Хренею я со всего этого. А мы как мыться будем? Тоже песком посыплемся? А стирать как?
Но никто мне на это не ответил.
Родной сын клана Кэлдзи
Нгилан сказал, что им надо почиститься, поесть и поспать, а я подумал, что всё это может оказаться сложнее, чем на первый взгляд представляется.
Я понял, что всё может быть сложнее, даже раньше, чем Нгилан начал их исследовать и лечить. Я об этом подумал ещё в передней, когда пришелец, который кашлял, закашлялся снова, и Нгилан запретил использовать Старшую речь.
- Говорите только вслух, - сказал Нгилан и собрал все запахи в комнате в кулак. - Этот парень... это существо... мне кажется, любое ароматическое высказывание вызывает у него приступ удушья. А ещё лучше - уходите. Дайте им опомниться.
- Этот парень *это существо*, - не удержался Лангри, но ушёл.
Пришельцы ему не понравились, он даже не попытался это скрыть. Он вообще не из тех, кто всегда благоухает, чтобы не сказать больше. Но его слова и мысли всегда пахнут одинаково, что, по-моему, хорошо.
А Дзидзиро, перед тем, как увести сестрёнок, сказала словами:
- Я была права. Они существа вроде нас, только совершенно нездешние. Им будет очень тяжело, общайтесь с ними поласковее.
И Нгилан тут же сжал кулаки, чтобы не согласиться Старшей речью, и согласился вслух: "Конечно".
Вообще, забавно себя чувствуешь, когда приходится сознательно себя останавливать, чтобы не пахнуть. Это похоже на контроль каких-нибудь естественных, как дыхание, движений: как в детстве, когда задаёшься целью прыгать до какого-нибудь места на одной ноге, или тебе щекочут ухо травинкой, а ты стараешься им не шевелить. Всё время себя одёргиваешь... это похоже на какую-то игру.
Пришельцы вызвали у всех разный запах, это и понятно. Ктандизо, мне кажется, просто перепугалась, а может быть, ей неприятно смотреть на эту голую белую кожу и очень странные лица. К таким вещам нужна привычка. Зато Гзицино было интересно. Мы с ней здорово похожи: ей тоже интересны все люди, все живые существа и всё необыкновенное. Но Дзениз, почему-то, сам испугался её, даже, кажется, больше, чем моего паука.
А меня не боится. И вообще не из трусливых.
Вот тогда-то я и понял, что всё будет очень непросто.
Нгилан позвал пришельцев в лабораторию, а пришельцы позвали с собой меня. Мне было очень интересно, лестно, что удаётся помочь и понять в таком сложном случае - и ещё появились забавные мысли. Моё положение было до странности похоже на положение Друга Народа, который объясняет людям информацию, принесённую Роем - только какой же пришельцы Народ? Разве что - в том смысле, что мы с ними разные виды. Но представители разных Народов общаются друг с другом с помощью феромонов - то есть исключительно Старшей речью, не смешно ли!
Интересно, когда-нибудь кому-нибудь приходилось решать такую невероятную задачу - договариваться с разумным существом, которое не понимает Старшего языка? У любого человека с детства прорастает в сознании: Старшая речь - универсальна. Её понимают все. Звери, птерисы, Народ, причём - любой. Грибы, растения. Мир же держит биохимия! Если отвлечься от всяких поэтичностей, то Старшая речь - это химическое послание, в общем-то, единое для всех живых существ.
И вдруг - раз! - вот перед нами пришельцы, вроде нас, которые не понимают!
И сразу думаешь: а они точно разумные? Вправду нам сродни? И сам понимаешь, что мысли эти - глупы и несправедливы.
Если пришельцы и впрямь из другого мира, то почему тамошние химические послания должны совпадать с нашими? Ерунда, не должны.
И мы, получается, к визиту чужаков совершенно не готовы.
Вот что я думал, пока Нгилан их обнюхивал, а потом отправил разведчиков взять материал для биопсии. Чтобы ещё и Мать Роя могла высказаться на сей счёт.
Честно говоря, я думал, что их строение вызовет у Матери замешательство, если у пришельцев и впрямь совсем другая биохимия. А Мать очень быстро сориентировалась.
- Знаешь, Цвиктанг, - сказал Нгилан вслух, - они отличаются, но не принципиально. Мать определила их как... и несколько мгновений думал, как перевести образ, созданный Матерью, в слова. - Ну... как "незнакомых", например. Не как "невозможных" или "невероятных", а как "незнакомых"... как долго всё это выговаривать, бездна!
- Не ругайся, - сказал я. - "Незнакомый" - это как *чужой, но предсказуемый*...
Нгилан тут же собрал мой запах.
- Я же просил! У этого парня сейчас снова будет приступ - у него задышка, летний кашель...
- А вид такой, будто сильно поражены лёгкие, - сказал я. Я удивился.
- Его организм ничем не защищён от наших инфекций, - сказал Нгилан. - Вообще ничем. Иммунитет очень слабый. Это просто задышка, Мать нашла возбудителя и создала антидот - пока что. Посмотрим, как организм среагирует. Я боюсь применять серьёзные иммунопротекторы и ставить защиту, даже стандартную - он слишком сильно отличается от нас.
Антидот ввели два бойца Роя. И мы с Нгиланом, а пришельцы вместе с нами - стали наблюдать, что с их товарищем будет.
Ему было хуже всех. Я не изучал медицину специально, но от него несло явственной болью за версту. И я печально думал: а если антидот, который создала наша, местная Мать, на пришлого человека не подействует? Он умрёт?
И понимал, как это будет жаль. Обидно и печально. Пришелец так издалека, преодолел, конечно, множество опасностей - и вдруг умрёт от задышки, пустяковой болезни, обычной летней простуды, которая у любого из наших проходит за трое суток.
