— Нет. Я почти уверена в том, что это ребенок Гарнье.

— Спасибо хоть этот гувернер был белым, — сказала Луиза и, повернувшись к дочери, улыбнулась ей ободряюще и слегка насмешливо. — Вот ты и отомстила ему, красотка. Достойно и со вкусом. Больше всего на свете презираю вульгарщину.

— Мне этого мало, мало! — Синтия стучала крепко стиснутыми кулаками по своим голым коленкам. — Я хочу, чтоб он рыдал, рвал на себе волосы, проклинал день и час, когда встретил меня. Я хочу, я очень хочу, чтоб он меня возненавидел!

— Глупышка. — Луиза снисходительно потрепала дочь по мокрой красной щеке. — Пускай лучше он тебя полюбит. За то, что ты родишь ему наследника.

— Он должен знать, что это не его… — начала было Синтия, но Луиза ее перебила:

— Он не должен этого знать. Этого вообще никто не должен знать. И ты забудь, не то выболтаешь по пьянке. Кстати, с этим делом пора завязать. Разумеется, если хочешь родить своему мужу нормального малыша.

— Я рожу ему уродца! — воскликнула Синтия. — Буду пить день и ночь, курить марихуану, колоть героин и…

— Милочка моя, такой человек, как Бернард Конуэй, в состоянии найти себе еще дюжину Синтий Маклерой, если первая оказалась не способной сделать то, что от нее требовалось.

— Но ты бы видела, как… как он ее целовал, — задыхаясь от безысходного гнева, твердила Синтия.

— Я с удовольствием посмотрю эту кассету, — сказала Луиза. — Похоже, ты увидела там далеко не все. Детективов немедленно прогони. Эту женщину… — Луиза задумалась на несколько секунд, потом сказала, прищурив все еще прекрасные испанские глаза: — Я, кажется, знаю, кто эта женщина.

— Она… она старше меня в два раза! — зло выкрикнула Синтия.

— Поверь, это не имеет никакого значения, тем более что их роман длится уже много лет. Схема проста и в то же время достаточно поучительна для женщины, желающей посадить мужчину на короткий поводок. — Луиза как ни в чем не бывало проехала на красный свет и помахала рукой опешившему от подобной наглости полисмену. — Он упорно обхаживал ее, она с таким же упорством ломалась и строила из себя недотрогу. Потом наконец отдалась ему. Насытившись, он спутался с небезызвестной тебе Джейн Осборн, но… Марию терять не хотел. Он заточил свою прекрасную принцессу в роскошной вилле на берегу Средиземного моря, а сам стал нырять время от времени в постельку к этой белокурой ведьмочке Джейн. Узнав об измене возлюбленного, принцесса взяла и сбежала из своей башни с собственным отцом, писателем-неудачником, который пыжился сделать себе на этом деле громкую рекламу. Разумеется, оба остались в дураках. Потом нашу принцессу похитила эта психопатка Сьюзен Тэлбот, мамочка распутной святоши Сью и гомика-девственника Тэдди, и тоже заточила в башне, но только с видом на снежные вершины. С какой целью, ей-Богу, не ведаю. Здесь ее и нашел Берни, снова воспылавший к ней страстью. Не знаю всех подробностей этого похожего на дешевую голливудскую мелодраму сюжета, знаю только, что принцесса вдруг взяла и вернулась в лоно семьи, а Берни, как говорится, взялся за ум и удвоил, если не утроил, миллионы Джека Конуэя. Потом, как тебе известно, женился на прекрасной, но очень наивной южаночке. И тут на его пути снова попадается эта femme fatale, теперь уже в образе очаровательной вдовушки. — Луиза вдруг резко крутанула руль влево и, лихо развернувшись под самым носом у какого-то велосипедиста, сказала тоном, не терпящим возражений: — Ты сейчас примешь аспирин и ляжешь в постельку, Син, а я посмотрю эту чертову кассету. Сдается мне, Берни Конуэй, что и ты вполне можешь сесть в жаровню с кипящим маслом. Но в Капитолии не любят тех, у кого поджарены яйца.

— Спасибо, что тебя не пришлось уговаривать, — сказала Луиза, одарив Бернарда Конуэя очаровательнейшей из своих улыбок. — Ты чем-то озабочен? — безмятежным голосом спросила она.

— Да. Меня беспокоит состояние психики моей жены.

— О, это все пройдет. Опыт вашей супружеской жизни еще столь ничтожно мал, что ошибки неизбежны. Между прочим, от них не застрахованы и куда более опытные пары.

Они ехали в «шевроле» Бернарда в сторону Лос-Анджелеса. Луиза попросила зятя отвезти ее в аэропорт — она возвращалась в Вашингтон к мужу.

— Я бы не хотел, чтобы наша семейная жизнь начиналась с упреков и подозрений в измене, — говорил Бернард, не отрывая взгляда от дороги. — Мне нужна жена-друг. Обстоятельства складываются так, что я хочу выставить свою кандидатуру на ближайших выборах в Конгресс.

— О, я заранее тебя поздравляю с успехом, — сказал Луиза и едва заметно подмигнула ему в зеркальце. — Признаться, я горжусь выбором моей дочери.

Бернард вздохнул и, глянув на спидометр, прибавил скорость.

— Не надо так спешить, Берни — у меня кружится голова от слишком быстрой езды. До самолета еще больше часа. К тому же мне бы хотелось задать тебе вопрос довольно интимного характера.

Бернард повернул голову и настороженно посмотрел на сидевшую рядом с ним женщину — изящную, элегантную и непредсказуемую. Она улыбнулась ему — так улыбается пациенту хирург перед сложной операцией.

— Я тебя слушаю, Луиза.

— Это правда, что у тебя есть любовница?

Она обратила внимание, как дрогнули лежавшие на руле пальцы.

— Это… это не совсем то, что ты думаешь. Впрочем, да, это правда.

Луиза самодовольно усмехнулась.

— А тебе известно, что Синтия знает об этом?

— Вот оно в чем дело… — пробормотал Бернард и крепко стиснул руль. — Но откуда?

— Я же сказала, у тебя нет никакого опыта семейной жизни. Ты все не можешь выйти из образа плейбоя-холостяка.

Луиза не спеша достала из сумки конверт и, вынув из него фотографию, помахала ею перед носом Бернарда.

— Черт! — вырвалось у него. — Я и не знал, что мой дом нашпигован этой пакостью.

— Ты сам виноват, что его нашпиговали ею, — сказала Луиза, засовывая фотографию в конверт.

— Это сделала Син? — поинтересовался Бернард.

— Теперь не имеет никакого значения, кто это сделал, — все материалы у меня. — Луиза похлопала ладонью по своей изящной бледно-бирюзовой сумочке из жатой кожи. — А я, как ты знаешь, не предаю старых друзей.

— Что тебе нужно взамен? — спросил Бернард. — Дело в том, что я не люблю быть чем-то обязанным даже таким верным друзьям, как ты.

Луиза кокетливо прищурила глаза.

— Ты неисправим, Берни. — Она положила ладонь в тонкой шелковой перчатке на его руку и, слегка пожав ее, быстро убрала. — Но твой прагматизм нисколько не портит тебя даже в глазах женщин. Надеюсь, твой сын унаследует от тебя этот здравый смысл истинного техасца. Что касается твоей жены, то у нее, как и у всех очаровательных женщин, голова забита всякой романтической белибердой.

— Сын?

Бернард резко сбросил скорость, и голова Луизы, похожая на полураскрывшийся бутон розы, качнулась на задрапированной в изумрудно-зеленый шарф шее.

— Ты разве не знал, что Синтия беременна?

— Мне казалось так одно время, но когда я спросил у нее об этом, она ответила отрицательно.

— Тогда она еще ничего не могла знать. Доктор считает, что зародышу три — три с половиной недели. Знаешь, я очень рада, хотя титул бабушки женщину отнюдь не красит.

— Я тоже рад, — пробормотал Бернард. — Так вот почему Син стала подозрительна и…

— Но это ни в коей степени не оправдывает твоей неосторожности, — не дала закончить ему фразу Луиза. — Кстати, это правда, что Мария — русская?

Бернард увидел в руках у Луизы фотографию. Изображение было довольно расплывчатым, но вполне узнаваемым. Они с Маджи в чем мама родила сидели на полу возле горящего камина и курили длинные сигареты. Что это за сигареты, можно было догадаться по отрешенному выражению их лиц.

— Она бежала из России, — тихо сказал Бернард.

Луиза удивленно округлила глаза.

— Ты хочешь сказать, ее преследовали коммунисты?

— Не думаю. Она влюбилась в американца.

— Вот оно в чем дело… Бедняжка. Он погиб, заслонив ее своим телом, и она от горя — я слышала, русские женщины очень серьезны и постоянны в своих чувствах, — пристрастилась к травке.