На что ропщу, коль сам вструпил в сей круг?
Коль им пленен, напрасны стоны. То же,
Что в жизни смерть — любовь. На боль похоже
Блаженство. «Страсть», «страданье» — тот же звук
[13]
.
Я не стала сопротивляться, когда он взял меня за плечи, заставил встать и буквально потащил в «кабинет». «Если не помогло шампанское, быть может, поможет секс», — мелькнуло в сером веществе под светло-платиновыми волосами.
Ничего нового, но приятно. Плюс с минусом, соприкоснувшись, образовали маленькое облачко тепла и согрели хотя бы на несколько секунд.
Странное время суток — ночь. Голова работает четко. От этой четкости мысли впору на стенку залезть…
Черт, она не лесбиянка, но почему тогда так меня обхаживает?.. Материнский комплекс? Что-то не верится. Я ее ненавижу. И еще больше за то, что она со мной так ласкова. Что сделать, чтобы ее проняло? Эта ханжеская доброта, от которой меня просто воротит. Даже этот дебил Фантик сказал: «Теперь я убедился воочию, что значит христианская доброта». Тоже мне, святая с партбилетом.
Мама изображает кающуюся грешницу. Так вошла в роль, что, думаю, сама в это верит. «Все время чувствую себя распятой на кресте собственной совести», — это теперь ее любимая присказка. И А-2 туда же. Он бы Старуху на руках носил, да не поднимет.
…Репетируем у нее на даче. В костюмах и как бы на публику. А-2 переворачивает «Рихтеру» ноты. Вечером пьем чай — дружная семейка. В воздухе витает искусство, словно святой дух. Старуха пригоршнями рассыпает полезные советы, которые берется помочь воплотить в жизнь. Я должна перевестись в ГИТИС («Поговорю с ректором!»). «Рихтеру» нужно взять садовый участок («Подсоблю со строительством»). «Сашуле» купить мягкую финскую мебель в его квартиру на Мосфильмовской («Позвоню директору мебельного в Медведково»).
Бродила по саду с сигаретой в зубах и в Старухиной дубленке на плечах. Тихо. Пахнет осенью и тленом.
Они легли почивать: сама видела, каким вожделеющим взглядом обрисовала Старуха А-2. А он ответил ей ужимкой кролика. Вышел «Рихтер» — тоже не спится и тоже одиночество заело. Затянул нудьгу про неприкаянность артиста в нашем мире, про соблазны, обещанные искусством и не выполненные жизнью. Ненавижу нытиков и боюсь. Это очень заразно.
Одна… Хорошо, что есть А-1.
Дурь накатывает после концерта…
Весь успех достался Старухе. Мне — два жалких букетика гвоздик. В ресторане Старуха провозгласила за меня тост. Обозвала «неимоверно талантливым ребенком». А-2 надрался. Напряжен. Тоже не может без нормального секса. Еще удар хватит.
Полжизни бы отдала, лишь бы увидеть, как у них все происходит в постели.
Серое утро.
Я точно влипла. Никакая это не задержка — уже так муторно по утрам. И грудь стала жесткой. (Это, кстати, заметил А-1.) У меня всегда месячные нерегулярны, а потому не придала поначалу никакого значения. По-видимому, это случилось в «дни принцессы» на тигровой кровати.
Старуха, ты очень мстительна!!!
Ненавижу себя!
А-1 говорит, что аборт делает из женщины обыкновенный антрекот. Он мне сочувствует и называет природу «старой ханжой».
Никаких советов — это его достоинство номер один. Но сейчас мне НЕОБХОДИМ совет. К кому пойти?..
Человек должен делать другим больно, иначе он не выживет в этом мире. Забавно, правда?
В больнице столкнулась нос к носу со Старухой — притащила матери корзину цветов и апельсины. Судя по всему, они о чем-то долго болтали. Мать заметно воспрянула духом. Старуха смотрела на меня очень внимательно — у нее на самом деле удавьи глаза, и я почувствовала, что съеживаюсь под ее взглядом. Властно:
— Поехали ко мне.
Сама за рулем «вольво». А-2 на съемках в какой-то Тмутаракани. Кажется, надолго.
Одни в ее пустой темной квартире. Я вдруг плачу, упав ей на грудь. Поит кагором и ни о чем не спрашивает. Гладит по волосам.
Призналась, что забеременела.
Молчит и гладит.
Говорю, что не от мужа.
То же самое.
Что я не хочу, не хочу никакого ребенка.
Вздыхает, молчит, гладит.
Я в бешенстве выскакиваю на середину комнаты и ору, срываясь на площадный визг:
— Я беременная от твоего любовника!
Ни слова, ни вздоха. Лица не вижу — только темные очертания громадной туши на диване.
Зло щелкаю выключателем — мне нужно видеть ее лицо.
Тихо плачет.
— Что мне делать? — с болью вырывается из меня.
— Какая ты счастливая. — Все так же тихо плачет. — Ничего не делай. Вернется Сашуля, вместе все обсудим.
Я где-то на дне. Не верю в наказание Господнее. Не верю!
Фантик видел, как я блевала в туалете. (Мерзкая привычка ссать в «Ж».) Сходу скумекал. Зазвал в кабинет. Руки трясутся. Так и прет любопытство.
— От него?
Молчу по-партизански.
— Она не должна догадаться. Наклевывается Париж.
Вечно у него все наклевывается, а потом расклевывается.
Молчу. Перед глазами зеленые круги.
— В театре никто не должен знать. Донесут.
Молчу.
— У меня есть хороший врач. Какой срок?
Молчу.
Лезет в свой сейф и достает целую бутылку коньяка.
— Пей.
Я держу руки по швам, а он пытается залить мне коньяк насильно. Наконец отталкиваю его руку со стаканом. Такая вонь, что рвать хочется.
— Дура. Не губи карьеру. Потом локти будешь кусать.
Бегает по кабинету, как хорек в клетке. Наконец осеняется гениальной идеей:
— Ты ей все сказала…
Он в ужасе.
Меня начинает выворачивать наизнанку.
Фантик врубает на всю катушку магнитофон. Пол Маккартни со своим пронзительным «Yesterday».
Лежу на мерзком холодном диване под вонючим пледом.
Не хочется жить.
Плохо. Не знала, что может быть так плохо физически.
Прилетел А-2. Думаю, Старуха вызвала. Нашел меня в театре. Тоже дрожат руки.
Чуть не долбанулись в зад троллейбуса на Маяковке.
— Она святая, слышишь? Едем к ней на дачу.
О, эта святость святых! Может, было бы лучше, если бы нас окружали сплошь грешники?..
Мне на все наплевать. На дачу, так на дачу. Пускай хоть на кресте распинают.
Совет старейшин состоялся. О Господи, что я наделала?!
Порешили, что я должна родить. Детали помню плохо. Кажется, ОНИ собираются пожениться и усыновить будущего ребенка. Это предложение исходило от А-2. Старуха при слове «замужество» зарделась точно красная девица. Господи, она, кажется, счастлива. Идиотка!
Лежу в теплой мягкой постели с грелкой в ногах. Может, она отпустит его ко мне на ночь?.. Он мне сейчас очень, очень нужен!!! Но нет, на такое даже святые не способны.
Заглянул с порога пожелать «спокойной ночи». Руки все еще дрожат.
Тайком он не придет — святых не обманывают.
Исповедь королевы-матери перед рабыней, вынашивающей наследника. А как назвать это иначе?..
Е.В. пришла в десять утра с чашкой чая и теплыми тостами с джемом. Я была голоднее волка. Она смотрела чуть ли не со слезами умиления на глазах, как я поглощаю тосты. Сказала:
— Тебе нужно лежать, и тогда не будет мутить. Эту неделю я в твоем распоряжении.
(Надо же, как омерзительно добра!)
— У меня репетиции в театре, — слабым голосом возразила я и ощутила в горле волну мути.
— Я сама позвоню Фантюшину. Если ему потребуется, возьмем бюллетень. — Берет мою руку в свою. — Доченька, прошу тебя, не суди меня слишком строго.
