Стоило ли ему что-либо говорить в данный совершенно необъяснимый момент? Проявлять или не проявлять участие, выказывать свое отношение? Требовать или просить? Как вообще поступать там, где все имеет вес и значение?

- Ты случайно не знаешь, где можно поменять пять копеек? - в результате спросил Антон.

- Какие пять копеек? - удивился мальчик.

Он с любопытством принял старый пятак, покрутил его в грязных пальчиках, посмотрел на тусклый свет.

- Ух, дорогая, - с восхищением сказал он, явно видя то, что не видел и не понимал Антон, - а что, вам нужно разменять?

Антон кивнул.

Мальчишка оживился, вскочил на ноги, шмыгнул, и, сопя, полез в карманы. Потом взвесил на свое богатство: пулю и куриный бог.

- Все, что есть, - вздохнул он.

- Жаль.

- А может вы ее за так дадите? - попросил мальчик. Попросил, как обычно просят дети - невинно и без корысти, потому что мир детства бескорыстен и щедр. А если не щедр, значит, там уже основательно поработали взрослые со своими конечно же самыми важными принципами.

- Зачем она тебе? - удивился Антон.

- О-о! - загорелся мальчик. - С нею много чего можно сделать. К примеру, билет купить. Куда захочешь. Даже назад, я знаю.

- Назад?

- Ну да, туда. Отсюда ведь нельзя без билета, - и мальчик задумчиво завертел в пальцах тусклый, длинный кусок металла. - Мамка, небось, извелась вся. Хотя у нее Анька еще есть. Но все равно жалко, Анька маленькая еще. Маленькая и прикольная. Не сдюжают они. Потому что не въезжают ни во что.

Антону представилась белейшая реанимационная, в самом центре которой на специальной платформе лежало хрупкое тельце, окутанное проводами и трубочками, а вокруг на черных экранах длились, пульсировали зеленые линии и цифры. А за дверями, в коридоре мается неизвестностью молодая женщина с кругами под глазами от бессонницы и горя. Смотрит с несмелой надеждой на проходящих врачей и сестёр и изредка склоняется к беззаботно спящей Аньке.

Он отогнал картинку, подумав про фантомы подсознания. Про игру воображения, когда тасуется и перемешивается когда-то виденное или прочитанное. А потом это все накладывается на странный ночной мир и получается невесть что. Почти сон. Пугающий совершенно реальный сон.

Антон погладил мальчишку по коротким взъерошенным волосам.

Как-то вдруг оказалось, что вот этот хрупкий одинокий, оторванный от всего, что знал, понимал и любил, мальчик стал весить на его внутренних весах едва ли не больше, чем далекая тетка без имени, которая получила в детстве психологическую травму и теперь никак не может от неё избавиться.

Антон хмыкнул.

- Ты, похоже, все тут знаешь? - спросил он.

Мальчик отрицательно покачал головой.

- А мне вот девушку надо найти, - проговорил Антон.

- Это вам там нужно спросить, - сказал мальчик и кивнул на здание вокзала.

Затем он с затаенным вожделением посмотрел на пятак, который Антон держал в руках.

- А знаешь, что, - решился Антон. - На, держи свое счастье!

Мальчик вначале не поверил, потом осветился радостью.

Он схватил монету, прижал к себе, собрался было рвануть, но потом глянул на Антона и протянул ему сжатый кулачок.

- Возьмите, может вам пригодится.

Пуля и "куриный бог" переместились из руки в руку.

Антон усмехнулся.

- Вы обязательно у них спросите, - наказал мальчишка. - Идемте, я покажу, куда! Только не просите, за себя не просят, а просто вежливо спросите.

- Не просят? - переспросил Антон.

- Да, - уверенно подтвердил мальчик, - Спросите, они скажут.

Они подошли к дверям вокзала, Антон первым прошел внутрь и замер.

Прежней комнатки не существовало. Вместо нее помещался большой зал с квадратными колоннами. В левой его части находились прежние кассы, с теми же самыми полукруглыми фанерными печными задвижками, расписанием и плакатами, а вот в правой теперь помещались неудобные деревянные скамьи с прямыми спинками. И за ними - большие двустворчатые стеклянные двери, над которыми висел деревянный транспарант с выцветшей надписью "Буфет-ресторан".

Антон оглянулся, но мальчишка сгинул, за дверями не проглядывалось никого.

Постояв секунду у порога, Антон направился к стеклянным дверям.

В ресторане-буфете стояли на столах опрокинутые стулья, а дальний край занимал прилавок с витриной, в которой сохли в вазах яблоки и груши и лежали сомнительного вида конфеты.

И стояла за прилавком между доисторическими механическими весами и древними-предревними счетами маленькая девочка-задавака лет девяти, в продолговатых прямоугольных стильных очках.

- Буфет закрыт, есть нечего, - сказала девочка и важно посмотрела на Антона поверх очков.

- Совсем-совсем нечего? - спросил Антон.

- Нечего, значит нечего. Последнюю конфету я съела.

Антон подошел к девочке.

Она была одета в сарафанчик и рубашку, непослушные волосы едва-едва уложились в две непослушные косички. Возможно, ее привели сюда, потому что не с кем оставить дома. Привели, показали, дали в руки бумагу и карандаш и отправили восвояси. И девочка, тут же выбросив и бумагу, и карандаш нашла занятие себе по душе.

- Выучили стишок, который вам задавали? - строго спросила она и поправила перекладину очков одним пальчиком.

- Нет, - честно признался Антон.

- Будете наказаны.

- Я не специально. В следующий раз обязательно выучу.

- Смотри, в следующий раз выучи, - покладисто согласилась девочка. - Рассказывай, что у тебя есть интересненького.

- Да нечего рассказывать, - вздохнул Антон.

- Так-таки и нету? - не поверила она. - Я проверю.

Антон усмехнулся, вспомнил мальчишку и вытащил на свет прежние его богатства.

- А говоришь, что нет. Ну-ка, покажи.

Она посмотрел на свет куриного бога, кивнула понимающе - хорош, затем взяла и положила на весы пулю.

Это были весы с двумя чашами. В верхней расширенной части помещался циферблат, который доставала длинная черная стрелка.

И вот эта черная стрелка переместилась от нуля до самого края весов.

Антон чуть не присвистнул от удивления.

Девочка проверила стрелку, посмотрела испытующе поверх очков на Антона и спросила:

- Хорошая вещь, тяжелая. Что за все это хотите, гражданин?

Антон на секунду опешил. Игра вдруг превратилась в нечто иное, строгое, веское, а, главное, серьезное. И готовые сорваться с языка "корзина печенья и бочка варенья" замерли и скрылись без следа в бешеном хороводе мыслей.

Почему-то вспомнились древнеегипетская богиня правды с весами. И как клали на одну чашу весов перо, легчайшее перышко истины.

Вот откуда египтяне придумали про весы? Вот так взяли и решили, что без весов никак нельзя? Или где-нибудь в тени мастаб и первых пирамид, высекая на твердом камне фигурки и знаки, или же воскуряя сводящие с ума благовония, вдруг находили, что мир гораздо шире, чем кажется? И в этом другом расширенном мире маленькие девочки взвешивают и вопрошают? Пробирая своими вопросами до основания?

Он вспомнил слова мальчищки, что отсюда без билета не уехать, и ужаснулся возможности застрять тут надолго.

- Я хотел бы получить билет, - осторожно проговорил он.

- Билеты продаются в кассе, - резонно заметила девочка.

- Тогда... тогда... даже не знаю. А что можно попросить?

- Да что угодно, - снисходительно пояснила девочка. - Таблетку, листочек, живую воду, ключик, влюблялку...

- Таблетку? - переспросил Антон.

- От всего, - пояснила девочка.

- А-а, - сообразил Антон. - Понимаю, от всех болезней. Живая вода, это вроде вечная молодость. Ключик - все открывать. А листочек для чего?

- Чтобы никто не видел, чего непонятного!

- В самом деле, чего это я...

Какие шикарные открывались перспективы. Но Антон, вздохнув, попросил что-нибудь, на что можно купить билет.

- Денежку? - строго спросила девочка. - Денежку ему подавай. Ишь какой.

Она достала откуда-то квадратик бумажки, карандаш и старательно намалевала на нем каляку-маляку.