— Нравится работа?
— Очень, — вырвалось у Романа искренне.
— Очень — это хорошо, — раздумчиво произнес Разумов. — А сколько ты уже работаешь у нас?
— Больше года.
— Больше года, — снова в раздумчивости повторил Разумов, потом, остро посмотрев в глаза Роману, спросил: — О партии не думал? О вступлении в партию?
— Я? — От такого вопроса Роман буквально подпрыгнул. — Н-нет, не думал. А не рано?
— Это уж ты сам должен решить! Советую подумать.
Некоторое время ехали молча, слушая Володино пение.
Потом Роман спросил:
— Сергей Михайлович, а вы давно секретарем парткома работаете?
— Пять лет. А почему ты спрашиваешь?
— Мне кажется, что вы всю жизнь секретарем парткома были, такой вы...
— Какой?
— Ну, настоящий партийный работник.
— Что ты имеешь в виду?
Роман замялся, не зная, как объяснить.
— Отношение к вам на заводе. С одной стороны, вроде побаиваются. А с другой стороны, идут с любым вопросом. Как к отцу родному. Значит, любят или хотя бы уважают.
Разумов усмехнулся:
— Как к отцу родному, говоришь? Так, наверное, и должно быть. Если к секретарю парткома люди не идут, значит, плохой секретарь. Конечно, партийными работниками не рождаются. Пришел я на завод двадцать лет назад молодым специалистом. Работал в отделе главного конструктора, потом в цех перешел начальником смены. В цехе в партию вступил. Был комсоргом. Потом пропагандистом.
Потом секретарем партбюро. Когда начальником цеха назначили, вскоре избрали членом парткома. А потом вот сменил Угарова. Так от ступеньки к ступеньке учился работать с людьми. А это наука такая — всю жизнь учиться надо...
Машина остановилась у двухэтажного здания, на котором была вывеска: «Заводоуправление». После некоторых расспросов они попали в кабинет секретаря парткома. Тот с полуслова все понял и сказал:
— Сейчас начальника отдела техпропаганды приглашу. Он вам все покажет и расскажет.
— Что, часто приезжают? — понял Разумов.
— Со всей области, — улыбнулся секретарь. — Но мы рады. Потому что творческие паспорта — очень полезная форма. Теперь, когда мы проводим ежегодную аттестацию специалистов, по этому паспорту сразу видим, кто как работает...
Разумов и Бессонов долго потом сидели в кабинете новой техники, тщательно изучая изготовленный типографским способом паспорт.
— На первой странице, как обычно, фамилия, имя, отчество, должность, место работы, образование, — давала им объяснения симпатичная женщина, инженер отдела технической пропаганды. — На следующей — оценки основной деятельности специалиста. Они проставляются поквартально руководителем подразделения. Далее — вклад специалиста в рационализацию производства. Потом учеба и общественная работа. По окончании каждого квартала мы собираем паспорта всех инженеров и техников здесь, в кабинете техпропаганды, и проставляем оценки по существующей балльной системе.
— Какие льготы получают те, кто набрал наивысший балл? — спросил Разумов.
— Это решает аттестационная комиссия, которую возглавляет главный инженер. Как правило, вносится предложение о выдвижении специалиста по должности или о повышении ему категории. Увеличивается денежное вознаграждение по итогам года. Учитывается активность специалиста и при распределении путевок, жилья и прочих льгот.
Возвращались Разумов и Бессонов удовлетворенные.
— Давай побыстрей материал в газету, — сказал Сергей Михайлович корреспонденту. — А потом партком соберем, обсудим. Дело, действительно, стоящее. Будем внедрять!
Через несколько дней Самсонов, вернувшийся из парткома, пригласил Бессонова к себе в кабинет. Он молчал, но глаза его хитро с удовлетворением смотрели на Романа.
— Чего вы молчите? — взмолился Бессонов.
— Беседовал я сейчас с Сергеем Михайловичем и Ириной Петровной. — Самсонов опять таинственно замолчал, с улыбкой поигрывая пальцами по столу.
— Насчет чего?
— Чего, — хохотнул Николай Иванович. — Будто не догадываешься! Насчет тебя. Вырос, говорят, ты очень. Пора думать о вступлении в партию. Мы с Демьяновым рекомендации дадим, а одну от комитета комсомола возьмешь. Ну как?
— Спасибо, — сказал Роман, еще не придя в себя. — А не рано?
— Не рано, — серьезно ответил Самсонов. — Конечно, кое на что надо будет смотреть серьезнее, ответственнее, что ли. Надо иметь постоянное поручение. Ирина Петровна предлагает тебе стать лектором общества «Знание». У нас международников маловато. Подумай.
— Конечно, о чем разговор!
Дождаться конца рабочего дня, чтобы поделиться с Ладой, у Романа не хватило терпения. Он сбежал этажом ниже, где размещался отдел Немова, вызвал ее в коридор. Услышав волнующую весть, Лада вместо того, чтобы поздравить, коротко спросила:
— А я?
— Что ты? — тупо переспросил, не поняв, Роман.
— Я тоже хочу вступать в партию.
— О тебе я, честно, не подумал.
— Ты обо мне вообще редко думаешь.
— Ну посуди сама, зачем тебе в партию?
— А тебе зачем?
— Сравнила, — оскорбился Роман. — Работать в партийной печати и быть беспартийным?
— Ай, ай, ай! — начала стыдить его Лада. — Аркадия в домостроевщине укорял, а сам и того хуже...
— Ладно, я пошутил, — сказал Роман.
— Значит, решено, — непоколебимо заявила Лада. — На комитете оба рекомендации будем просить.
— Вместе, так всем вместе! — с воодушевлением сказал Роман.
— Как это?
— Надо, чтобы Немов и Петров тоже подали заявления.
— Немову давно пора, правильно, — кивнула Лада. — А Аркадий — мразь.
— С чего ты взяла? Ну, дурит слегка. Стерпится — слюбится, — не соглашался Роман.
— Как же, слюбится, — проворчала Лада. — Я, между прочим, с Потаповой вчера разговаривала...
— Ну и что?
— Ты знаешь, как я к ней отношусь. Подружками никогда не были. А сейчас мне ее жалко стало. Издевается над ней Аркадий. То соберется в загс, то потом раздумает. Трижды уже заявление подавали. Живет у нее, а денег не дает.
— Не может быть, — ахнул Роман. — Уж в чем, в чем, а в жадности его не упрекнешь.
— Я ж говорю, издевается.
Бессонов скептически хмыкнул.
— Не знаю... Муж и жена — одна сатана. Так что особенно не лезь. Без тебя разберутся. А я все-таки скажу и ему, и Немову.
— Но учти, на комитете я буду против! — упрямо сказала Лада.
Роман зашел к Немову, закопавшемуся в каких-то бумагах.
— Квартальный отчет, — простонал тот. — Сколько бумаги переводим, ужас.
— Жень, — весело заявил Роман, усаживаясь прямо на стол. — Есть мнение, что пора мне в партию.
— О-о, — Евгений поднялся, пожал руку, — поздравляю.
— Ну, а ты-то как? Давай вместе. Вон и Лада собирается. Аркадий, и тот загорелся.
— Значит, комсомольский призыв? — заулыбался Немов.
— Конечно.
— Ну что ж, давайте.
Немов поскучнел. Снял зачем-то очки, подышал на них, снова надел.
— Ну, будем считать, что еще не дорос.
— Ты? Ты же из нас самый грамотный, способный. Таким отделом доверено командовать.
— Хочешь начистоту? — Евгений снова сел, слегка помялся. — Не буду я вступать в партию.
Увидев, как Роман выпрямился и хочет что-то сказать, замахал руками.
— Нет, нет. Ты не думай. Меня за коммунизм агитировать не надо. Но не всем ведь быть в партии? Как ты считаешь?
Роман пытливо посмотрел на друга.
— Что-то ты не договариваешь, по-моему. Никто тебя, конечно, силком в партию тащить не будет, оставайся беспартийным. Но все-таки, что тебя не устраивает?
— Понимаешь, — Евгений слегка помялся, потом выпалил: — Многие в партию идут из карьеристских соображений.
Роман почувствовал, как кровь жарко бросилась ему в лицо.
— Ну спасибо.
— О присутствующих не говорят, — отмахнулся Немов. — Ты парень честный. Не зря же мы дружим. Да я и не утверждаю, что все. Но многие.
— Ну хорошо, допустим, — подумав, сказал Роман. — Но, во-первых, ты же знаешь, какой идет строгий отбор. Причем решающую роль играет голос первичной организации. А своих товарищей не обманешь. И, во-вторых, если карьерист попал в партию, надо же его искоренять. А кто будет этим заниматься? Легко стоять в стороне этаким чистоплюем...