Литмир - Электронная Библиотека

Мужчина нахмурился, злясь на того, кто вселил в нее неуверенность, научил сомневаться в себе и ждать подвоха в каждом слове или действии. Из-за таких вот мерзавцев замечательные, достойные женщины почему-то привыкают ставить себя ни во что. И страдают, натыкаясь на острые шипы действительности.

Он неожиданно вспомнил заявку, что так настойчиво вручила ему Алиса накануне Нового года. Незнакомка, которой писал, могла быть похожа на эту… Арину. Редкое имя. Редкая чистота в глазах. Редкое, трогательное волнение, окрашивающее позолоченую веснушками нежную кожу в необычайный оттенок. Отчего-то захотелось тронуть эти солнечные крапинки, почти утонувшие в румянце смятения. Согреть в своей ладони тонкие пальцы, наверняка холодные, иначе она не стала бы теребить их так отчаянно.

Вздохнул, отгоняя непрошеные мысли. Если кому-то и суждено греть или успокаивать эту пташку, то явно не ему: в собственной жизни давно не осталось ни тепла, ни покоя.

Глава 4

Пожалел сегодня сердце –

не отдал,

Хоть и, собственно, отдать

было нечего…

Все какого-то звонка

с неба ждал.

… А она ждала ответа

доверчиво…

Вроде шуткой началось,

а потом

заскрипела сзади дверь…

В Тридевятое?

Будто в воздух ледяной

ткнулся лбом,

Что ж ты бесишься в груди все…

проклятое?!

Эта сказка не срослась

на двоих,

Волком добрым в ней тебе

быть не велено!

У нее и без волков жизнь –

под дых,

Ей своей беды и так

не отмеряно.

Лижешь раны да трясешь

головой –

До сих пор звенит любовь

оплеухою?

Все же мысли у тебя

о другой,

Вот и с этой не делись

той же мукою!

Или спрятаться в руках

захотел?

И подставить под ладони

лобастую?

А ее сердечко ты бы

согрел?

А ее бы не обидел,

глазастую?

Если станешь для нее

свет в окне,

Да глаза закроешь сам, да

к отвесному…

Перельется боль твоя

ей вдвойне,

Потому что с ней нельзя

не по-честному.

Зазвенит она струной,

только тронь,

Сделай шаг навстречу ей –

и откроется,

Да ведь в сердце у тебя

не огонь,

О другой душа твоя

Богу молится.

Там, внутри тебя давно

листопад,

Там, внутри тебя давно

осень плачется,

Как же хочется упасть

в синий взгляд,

За которым счастье спит

или прячется.

Пожалел сегодня сердце –

не отдал.

Волчья жизнь, она по-волчьи

и мерилась.

Все звонка ее из прошлого

ждал…

Самому вот только в чудо…

не верилось.

Сказоч-Ник

Мужчина стоял неподалеку от входа в ресторан, в небольшой нише, пока оставаясь незамеченным для расположившихся за столиком коллег. Спешить было некуда, а он нуждался в этом времени, паузе перед тем, как присоединиться к остальным.

Смотрел на плавную линию плеч, неестественно ровную спину, тонкие, изящные руки, и осязал обнаженность не ее молочно-белой кожи, а свою собственную, будто кто-то непрошено ворвался в жизнь, в то, что было незыблемым и непоколебимым. КЕМ-ТО неожиданно оказалась эта странная пташка, непонятная женщина, которую хотелось обойти самой дальней дорогой. Так было бы лучше всего и проще, но вместе с этим желанием, кажущимся логичным и правильным, возникло и иное, как утром в офисе: отогреть замерзшие пальцы, подрагивающие от волнения, и растопить лед в серьезных глазах.

Был почти уверен, что это ее первый поход в ресторан за долгое-долгое время. Она чувствовала себя здесь чужой и смущалась так, что исходящее от нее напряжение чувствовалось на расстоянии. С чего бы только? Ведь выглядела сейчас так, что многих мужчин в зале заставила отвлечься от своих спутниц и украдкой бросать взгляды на нее. И даже не подозревала этого.

Ему впервые приходилось сталкиваться с таким, и увиденное не нравилось. Он не любил проявлений откровенной боли, а Арина казалась ее сгустком, была пропитана насквозь пустотой и отчаяньем. Упоминание утром о маленькой дочери не оставило сомнений в том, что она воспитывает ее самостоятельно, и, если муж когда-то и существовал, то теперь его нет и близко, причем довольно давно.

Вкус одиночества был знаком, но в собственной внутренности почему-то не вызывал отторжения. Привычно, понятно и вполне обоснованно. А вот наблюдать насмешливую, почти кощунственную пляску сомнений и страхов в чужом сознании оказалось неприятно, горько и почти мучительно. Вот только почему? Что ему за дело до ее тревог? Какая разница, что она не может расслабиться даже тогда, когда причин для беспокойства нет и в помине? Достаточно щелкнуть пальцами или лукаво прикрыть глаза и сразу же найдется множество желающих исполнять ее капризы…Вот только в наличии таковых он всерьез сомневался.

9
{"b":"566516","o":1}