— А что?

— Тебя заставляют его носить, или это твоя собственная инициатива? — теперь визави стал катать по полу то самое лязгающее, Вадиму видно не было.

— Да, у нас такое требование.

— И как, тебя не парит такое требование?

— Нет. Ну, тебя же не парит, наверное, и не удивляет, что больничные санитары ходят в халатах? Или строительные рабочие в спецовках? Просто это профессиональная одежда.

— Профодежда… Тебе его что — за счет фирмы пошили?

— Нет.

— То есть, — ЭТОТ с видимым усилием и звучным скрежетом прочертил ногой по доскам полукруг, — ты на него сам потратился?

— Да.

— И сколько твой костюм стоит?

— А что, — в Вадиме уже и ехидство проклюнулось, — тоже такой хочешь?

— Что я хочу, — собеседник вовсе отвернулся от Вадима, поглощенный металлическим перекатыванием, — это чтоб ты рассказал мне, на что деньги тратишь.

— Тебе полный отчет представить?

— Нет, зачем. Мне интересно — что для тебя самое важное. Ну, цель. Ради чего ты свои деньги по телефону зарабатываешь. Ты их пропиваешь? Шмотки приобретаешь? Или там — на машину дорогую копишь? У тебя есть машина?

— Нету.

— Но купить собираешься.

— Допустим.

— И какую собираешься?

— Еще сам не знаю. Смотря по ситуации.

— Ну хоть подержанную или новую?

— Подержанную. Наверное. Руки развяжи, а? Я не могу так с тобой базарить. Больно зверски.

ЭТОТ обернулся:

— А ты не убежишь?

— Куда я убегу, когда у тебя ствол в сумке…

— Точно не убежишь?

— Не убегу.

— Ну ладно, — псих/не псих приблизился к Вадиму, зашел за спину, подергал, хмыкнул: — Тебя еще хрен развяжешь.

— У меня нож есть.

— О-о, — восхитился ЭТОТ. — Нож? Чисто перо?

— Перочинный.

— Где?

— В брюках, в кармане. Нет, в правом.

— Да, эт' нож, — он подергал цепочку, связавшую с брючной штрипкой красный скругленный брусочек в палец размером с золотистым крестиком на щечке. Рванул, вырвал. Снова шагнул за столб, повозился: — Таким ножом разве в зубах ковырять.

Вадим почувствовал, что руки свободны. Первым делом он сел, прямо задницей на загаженный пол, привалился к столбу, принялся мять мертвые кисти. Освободитель кряхтел досками поблизости. Вадим глянул исподлобья. Тот задумчиво изымал из красного пластмассового тельца все загадочным образом уместившиеся в нем лезвия, щипчики, пилочки, штопоры, шила, открывашки:

— Так какую подержанную тачку ты хочешь?

— Не знаю. БМВ, может быть.

— Боевую машину воров? Типа понты?

— Почему понты? — кисти наконец заныли. — К подержанным бэмкам запчасти дешевые, и достать никаких проблем. И ломаются они редко.

— Ну ладно. Но тачка ведь для тебя не главное. А что для тебя главное?

Кисти помаленьку оттаивали. Вадим старался не морщиться от мучительной маеты — особенно почему-то под ногтями.

— А может, это тебя не касается?

— Что меня касается — мне решать, — ЭТОТ полюбовался на разлохмаченный швейцарский ножик, уподобившийся махонькому вареному ракообразному — и резко швырнул его об пол рядом с Вадимом. Швейцарец отрикошетил в одну строну, какая-то его звякнувшая конечность — в противоположную. — Давай я не буду за волыной лезть, лады?

— Лады, — Вадим напрягся — руки пульсировали уже размеренно, встраивались в нормальный кровеносный ритм. Он прикинул: сумка с пистолетом — метрах в пяти, но псих прохаживается как раз между ней и Вадимом. Нет, не сейчас. — Я… — он помедлил. — Я жениться собираюсь.

— Ну? — ЭТОТ остановился, наверняка глядя сейчас на Вадима, но тот сидел, уткнув взгляд в пол, еще энергичнее массируя руки. — Серьезно?

— Представь себе, — он несколько раз сжал и разжал кулаки.

— И на ком же?

— На девушке своей.

— Ну-ка, ну-ка, — псих присел перед Вадимом на корточки, но тот по-прежнему не смотрел. — Расскажи мне о своей девушке.

Вадим быстро вскинул глаза — и встретился с глазами ЭТОГО:

— А не пошел бы ты!

Псих бритвенно прищурился, но голос был по-контрастному мягок, сожалеющ:

— Не, боденшатц. Ты все-таки не понял… — он точным движением бросил правую вбок. Взял с пола. Поднялся сам, перехватывая. Ту самую железяку, которую он всю дорогу валял — полутораметровый здоровенный равномерно порыжевший ржавчиной лом. Направил на Вадима уплощенное, расширяющееся на конце острие. Пожалуй, Вадим решился бы на драку, и даже был готов к пистолету, но — никак не к грязной заскорузлой вещественности, тяжести, грубости этой жлобской хреновины. — Продолжаем разговор, — псих — псих, псих, ебанашка! — лыбился блаженненько. — Что у тебя за девушка?

— Что тебя интересует? — Вадим, не отрываясь от столба, распрямился в несколько приемов.

— Ну, как зовут, во-первых.

— Лена.

Убью, подумал Вадим. Я тебя, сука, убью.

— Лет ей сколько?

— Двадцать два.

— Работает, учится?

— Да.

— Что — да?… Э! Але!

— Зачем ты это делаешь?

— Я же сказал: я хочу понять. Как вы живете, гомункулы, блядь, чем? — ебанашка качнул ромбовидной головкой лома. — Что думаете, что чувствуете… Ты ее любишь? Але!!!

— Да.

— Вы давно встречаетесь?

— Полтора года.

— Как вы познакомились?

— Обычно, — Вадим стиснул зубы. — Обыкновенно. Она… Знакомая сестры. Однокурсница.

— А. Где она учится? На кого?

— На психолога.

— Какой курс?

— Четвертый.

— Подрабатывает?

— Угу.

— Где?

— В центре реабилитации.

— Наркоманов лечит?

— Типа того.

— Как выглядит?

— Слушай…

— Ну?!

— Зачем…

— Ты. Боден-хуеден, — лом ахнул в доски в паре сантиметров от вадимовой ступни. — Вопроса не понял?

— Понял.

Убью.

— Ну!

— Что?

— Красивая она — твоя… Лена?

— Да.

— Ну, а конкретнее? Рост?

— Невысокая.

— Волосы?

— Рыжие… Светло-рыжие.

— Глаза?… Глаза?!

— Серые.

— Ну вот видишь. Правда, наверное, красивая. Как она тебя называет?

— Вадик.

— Ты предложение сделал уже, Вадик?

— Нет.

— Но собираешься?

— Да.

— И скоро?

— Скоро.

— Вы Новый год вместе решили встречать?

— Да.

— Где?

— У меня.

— Так ты предложение, случаем, не под это дело намерен?…