Вадим свернул на Лачплеша — наблюдатели и комментаторы сыпались следом из-за угла, указуя и взывая. Тут из подворотни, наперерез, поперла новая толпа — в «Дайле» кончился сеанс. Вадим ввинтился, извините, смешался, пардон, под прикрытием (этим сообществом владел, к счастью, не он, а Джим Керри) просочился во двор кинотеатра. Справа, у кирпичного забора с обгрызенным верхним краем, обосновалась выездная сессия факультета ненужных вещей, эмбрион свалки — выпотрошенный шкафчик для пожарного инвентаря с сетчатыми дверцами, досрочно уволенная домашняя елка, на полуобсыпанной лапе — лаковая деревянная вешалка; внизу, в прокопченном смерзшемся сугробе: фанера, шифер, размокшая бумага. Поверх оббитого заборного среза сонно смотрели обветренные теремки-мансарды дощатой халупы. Вадим попробовал шкафчик — держится, подсадил баул, дрыгнувшись, заволок на жестяной скат халупы себя. Потрусил, балансируя, по гремучему козырьку, чуть не сверзился… Дворик. Сумку вперед, громко, но стрематься некому, помойным контейнерам по барабану. Вадим спрыгнул сам, миновал еще одну подворотню — и оказался на Блауманя. Он пошел уже неторопливо, прогулочно, догулял до Тербатас, по ней, мимо Кабинета министров, до «Вернисажа» — пошловатейшее зданьице клуба пиарили разноцветные прожектора, — мимо главного корпуса Университета, через скверик у Городского канала — к «лаймовским» часам. На середине культовой площади, неизменного, неизменно заселенного ожидающими места встреч, вспомнил про подключенную к Сети телекамеру. Вот сейчас Вадим Аплетаев, разыскиваемый, наверняка, растиражированный по числу нитей Всемирной Паутины, бредет в режиме он-лайн на виду у всего мира через интернетовский портал… В этот момент с басовитым металлическим гудением — ногтем вдоль толстой гитарной струны — пришли в движение колбы часов, двухметровые, мутноватого дюймового кварцевого стекла, забранного в окислившиеся медные рамы, — поменялись местами: синяя оказалась сверху, красная снизу. Крошечные монетки в один сантим, кванты песочного времени, устремились в узкую горловину. На узорчатом металлическом циферблате дрогнула тяжелая стрелка, сместилась на римскую шестерку — восемнадцать ноль-ноль. А таймер внутри Вадима уже торопился дальше: 32.00.00… 31.59.59… 31.59.58…