— Выпусти меня отсюда! — хрипло закричал Ксавьер и тут же согнулся пополам от боли, пронзившей его голову, и эха собственного голоса, раскатами разлетевшегося повсюду. Влажно. Чарльз замер и очень медленно прикоснулся к своему затылку, морщась от боли. Почувствовал мокрые пряди рядом с пучком пульсирующей боли. Вязкая теплая жидкость. Он понял это еще до того, как увидел кровь на своих пальцах. И усилием воли не позволил себе поддаться панике, сейчас она была подобна смерти.
— Эрик, Дварокс, именно тогда, когда тебя нет рядом… Именно потому, что тебя нет рядом, — пробормотал Ксавьер и зажмурился, заставив себя дышать спокойно. Пусть голова болела, но мыслить здраво он был способен, рана не такая уж глубокая. — Есть здесь кто-нибудь? — уже не так громко, но решительно спросил Ксавьер и поднялся на ноги. Цепи зазвенели и натянулись, не позволяя ему поднять рук. Чарльз тихо выругался и присмотрелся, заметил пару теней снаружи. Должно быть, охрана. Юноша прикусил губу и выдохнул. — Я королевский гамаюн, а мой правитель вернется через несколько дней. Если со мной хоть что-то случится, он вас уничтожит. Одной этой раны достаточно, чтобы он обрек вас на смерть, — прошипел Чарльз, пытаясь преобразовать свой страх в гнев.
— Думаешь, он спасет тебя? — голос Маркуса Чарльз уже ни с чем бы не перепутал и бросился было к двери, но только сильнее натянул цепи.
— Думаю, даже если я не доживу до этого момента, он собственноручно снимет с тебя твою поганую шкуру, а затем медленно заставит умирать, истекая кровью, — прорычал Ксавьер, и глаза его яростно засияли, но в груди бился лишь ужас.
— Неужели? — Маркус встал перед единственным окном в двери камеры, и Чарльз смог рассмотреть его кривую ухмылку. — Это мы еще посмотрим, мой дорогой демон, — заскрежетал тяжелый замок, послышался скрип громоздкого заслона, и Чарльз постарался встать как можно более прямо, гордо и гневно глядя на своего похитителя, от которого воняло ладаном. Теперь этот запах был таким резким, что, казалось, не заметить его раньше попросту было невозможно. Маркус не спешил подходить к Чарльзу, махнул рукой, и стражник, облаченный в серую монашескую робу, вошел в камеру к демону и, стараясь даже не смотреть в сторону Чарльза, принялся поджигать лучинки на стенах, пока не зажег несколько длинных свечей, установленных на узком высоком выступе прямо в стене. Но Чарльза мало заботило, что света в его клетке стало больше. А вот тяжелая алебарда на поясе его охраны была проблемой. Он сильнее натянул цепи, но, даже если бы он сумел вырваться и схватить оружие, шансов на побег из подвалов незнакомого ему монастыря было мало.
— Я не боюсь смерти, — сразу сказал Чарльз, словно эти слова могли бы обезопасить его будущее, когда по спине уже тек холодный пот. Он хотел прямо сейчас провалиться в видение, узнать, что с ним случится и как спастись из плена, но это означало бы потерять контроль над реальностью, оставшись безвольно стоять на месте, пока его разум искал бы ответы. Он был слишком беззащитен в подобные моменты, чтобы так подставляться Маркусу.
— Ох, я не спешу убивать демонов. Я вас изучаю. Всех до единого, — Маркус подошел ближе и нервно поджал тонкие губы. Его глаза налились кровью, и в них появился маниакальный блеск, а и без того влажная больная кожа еще сильнее вспотела. Он бросился на Чарльза так резко, словно змея, кинувшаяся на загипнотизированную добычу, что Ксавьер инстинктивно отступил, едва не рухнув, когда ноги сдержали короткие цепи. Он стиснул зубы, но не закрыл глаза, когда Маркус оказался с ним лицом к лицу, стоял почти вплотную и ухмылялся. — Ох, нет. Ты не умрешь, — он протянул руку в перчатке и прикоснулся к щеке Чарльза, но юноша тут же мотнул головой, стараясь избежать прикосновения, и гневно посмотрел на инквизитора.
— Не дождался своего хозяина Страйкера и решил начать без него? — ехидно спросил Ксавьер, и от его слов лицо Маркуса исказилось. Боль пронзила щеку, а звон пощечины зазвенел в углах камеры, но Чарльз остался на месте и почти не шелохнулся, лишь усмехнулся, понимая, что оттягивает неизбежное.
— Он мне не хозяин, и ему вовсе не стоит знать, что ты у меня, — с елейной улыбкой произнес Маркус, словно и не было этой вспышки гнева. — Он так долго смотрел на тебя и не мог коснуться, не мог заполучить тебя в нашу коллекцию. Не мог запечатать твою силу, не мог ее отнять, только мечтал об этом, а нужно было просто взять, — он схватил Чарльза за горло. Хотел. Его костлявые пальцы уже готовы были впиться в тонкое горло, но Чарльз отпрянул вбок, так далеко, как позволяли его короткие путы, и ощутил, как разорвалась и разлетелась тонкая цепь, удерживающая крест, и его звенья разлетелись по полу, а само серебряное распятие застряло в щели неровной плитки пола. Следом натянулся и ремешок кулона, впиваясь в кожу, его застежка разорвалась, освобождая шею юноши от ставшей привычной и родной невесомой ноши с гербом его короля.
— Нет! — Чарльз хотел выхватить кулон из рук Маркуса, но тот отошел на несколько шагов, и Чарльз бросился на него, словно цепной пес, натягивая свои путы, не в состоянии ступить больше ни шага. — Верни! — захрипел он и оскалился, рванул цепи, не видя больше ни камеры, ни Маркуса, а только его истонченные пальцы, сжимающие кулон с морским драконом. Его подарок. Его знак… Он смотрел на оскал на медальоне, и один этот образ вновь оживлял в нем отчаянные мечты о холодном морском ветре и криках чаек. О тишине и покое на берегу Холодного моря. Об Эрике, который больше его не оставит…
— Верни мне его, или я убью тебя.
— Как же? Ты же просто видишь будущее. Или все же решил показать свой истинный облик?
— Больной фанатик, я такой, какой есть, это и есть мой облик! Верни его!
— Эту безделушку? Видимо, она правда дорога тебе? — Маркус критически осмотрел медальон и пожал плечами, крепко сжал его в руке и холодно глянул на Чарльза, который впился гневным и беспомощным взглядом в то единственное, что для него еще хранило тепло Эрика. — Тебя не спасет ни клеймо короля, ни сам король. Даже если это будет стоить мне жизни, я уберегу этот мир от нечисти, вроде тебя.
— Ублюдок! — захрипел Чарльз, и цепи вновь сковали его движения.
— Может. Но я убедился, что сейчас ты все еще слаб. Или думаешь, что еще не время?
Чарльз не ответил, едва не зарычав, в жизни его не переполнял такой гнев и желание причинить боль, как в этот момент. Холод пронзил его глаза, а сердце забилось чаще, улыбка сползла с лица Маркуса, он отступил, врезался в стену и смотрел на Чарльза со смесью ужаса и восхищенья.
— Браво, не сдерживайся, это последний раз, когда ты можешь показать свое лицо! Взять его, — со смехом распорядился инквизитор, и в камеру ворвалось сразу трое монахов, они окружили Чарльза, схватили его под руки, с трудом удерживая на месте, пока юноша извивался, словно хищный зверь, рвущийся из плена, он впился в руку одного из монахов, когда тот попытался схватить его за челюсть, и камеру наполнила богохульная ругань.
— Держи его!
— Моя рука!
— Он не ядовитый, — закричал на них Маркус и сам бросился к монахам, крепко держащим Чарльза. Один из них схватил Ксавьера за длинные пряди и оттянул голову назад, до боли в позвоночнике, и юноша невольно зашипел, ко рту его тут же приставили флягу, вбивая ее горлышком в рот юноши.
— Ну же, пей!
Чарльз выворачивался, тяжело дышал и сопротивлялся. Но они были повсюду, тянули и держали его. Жидкость потекла по подбородку и губам, и, как бы Чарльз ни старался, она все равно заливалась в горло резким знакомым дурманящим вкусом.
— Нет!
— О, ты знаешь, что это, верно? Надеюсь, мы сделали его правильно. Если да, то это будет прекрасным достижением для всей инквизиции.
Монахи швырнули его на жесткий пол, а юноша не мог даже пошевелиться, зашелся хриплым кашлем, начиная задыхаться.
— Великолепно! — воскликнул Маркус, но Чарльз его не слышал, как и не чувствовал, что потух свет в его глазах. Все это отошло на второй план, покрылось дымкой тумана, юноша не смог устоять на четвереньках и рухнул на пол.
