«Он так сладко стонет под тобой, но ты не видишь его почти сутками. Как думаешь, к тебе ли одному он забирается в постель? Он может развлекаться, как пожелает, в этом месте он твой слуга, и власть его огромна. Ты думаешь, он, правда, лишь читает? Потому что так говорит охрана? Все слуги лгут. Ты так не считаешь? А ты не думал, что библиотека пуста, и раз бесу так пришлось по вкусу твое тело, то он может проводить время и со своей охраной, которая не отходит от него ни на шаг?» — Шоу тихо рассмеялся, и Эрик крепче сжал челюсти, пытаясь не обращать внимания на иллюзию его больного разума, но все равно слышал его. «Когда ты был еще ребенком, я позаботился о том, чтобы ты успел познать веру. Пусть ты ее и утратил, но знаешь все о демонах не хуже остальных. Он делает то, что тебе нужно. Чувствует, что ты одинок, и потому делит это одиночество с тобой. Знает, что ты никому не доверяешь, и стал тем, кому ты можешь верить. Он даже чувствует, что после всего, что было, в тебе нет тяги к девушкам. Как долго ты это скрывал даже от самого себя? Думал, что это неважно. Но с ним ты ненасытен. Или ты думал, что демоны будут походить на монстров с церковных фресок? Ох, нет, малыш Эрик. Это не так. И твой Чарльз прекрасный тому пример. Он проник в твою израненную жизнь и занял каждую пустую нишу, сломив все твои барьеры. И что же ты? Ты этого не видишь и жизнь отдашь за него. Уж я-то это знаю. Ты можешь быть предан странным вещам и людям. Тебя достаточно лишь приласкать. Потому ты так долго не позволял этого никому сделать? А он казался таким невинным и чистым. Таким беззащитным. И теперь ты в его власти, но до сих пор не веришь в это? Глупый-глупый Эрик»..

Леншерр едва не зарычал в бессилии, чувствуя, как пульсирует кровь в висках, он хотел взреветь, как раненый зверь, и броситься на Шоу, убить его снова и убивать каждый раз, пока его голос наконец-то не смолкнет навек, но он знал, что его там нет, а он уже достаточно раз срывался, чтобы люди нашали шептаться о его безумии. Так же, как было и с Шоу…

— Сколько можно чистить меч? — прорычал Эрик, вставая с трона, и подошел к слуге, который от испуга согнулся еще ниже, почти уткнувшись носом в пол. Мальчишка побледнел и с ужасом смотрел на лезвие, начищенное до зеркального блеска, и забормотал, что все готово, но руки его дрожали, когда он передал смертоносное оружие в руки короля.

Эрик уверенным хватом взялся за рукоять и поднял лезвие, чтобы лучше рассмотреть его. В блеклом свете десятка свечей он видел собственное отражение в холодном металле. Бледное лицо, больше похожее на маску, медленно закрывала густая, медленно стекающая по острию кровь, а сам меч весь был покрыт следами уже успевшей запечься крови, и Эрик чувствовал едва уловимый смрад мертвечины, который словно впитался в оружие.

— Ты даже меч очистить не можешь, так что забыл при дворе такой, как ты? — зашипел Эрик и оттолкнул мальчишку, который уже было открыл рот, чтобы начать оправдываться, но король не желал его слушать. — Уведите его прочь, — приказал он оставшимся слугам и упругим хищным шагом направился прочь из тронного зала.

***

Он так и не спросил его. Пытался, даже начал разговор, но глядя на Эрика, Чарльз так и не решился заговорить о его прошлом. И успокаивал себя тем, что если бы Леншерр хотел, то рассказал бы сам. Но он совсем не стремился вдаваться в ностальгию и скорее предпочел бы вовсе забыть те дни, чем обсуждать их снова и снова. И потому в день восстания недовольных, Чарльз тихо проскользнул в их спальню и застал Эрика стоящим возле окна. Он не двигался и смотрел куда-то вдаль, казалось, во взгляде его вовсе не было мыслей, лишь чернота, снедающая его изнутри. И делать ему еще хуже… Чарльз не был так жесток. И потому в тот день, как и во все другие, он просто был рядом со своим королем, всеми силами пытаясь облегчить его боль. Но уже не знал, может ли он помочь, когда каждую ночь Эрик шептал что-то неразборчивое и просыпался в холодном поту, а то и вовсе вскакивал с постели и хватался за меч, успокаивался, лишь когда Чарльз обнимал его со спины и шептал, что все это был лишь сон, хоть сам Ксавьер почти не верил в свои слова. И потому так важно было знать, как победить ту тварь, что играла с разумом его короля.

— Это сложно, Вы же понимаете, — вновь оправдывался Хэнк, как и во все предыдущие их встречи в библиотеке.

— Я понимаю. Но если ты не можешь этого сделать, то мне придется самому…

— Нет, прошу, дайте мне еще немного времени! — священник впился в столешницу бледными пальцами, а Чарльз лишь устало на него посмотрел. — Тем более, даже если Вы обратитесь к королю, он не имеет власти над монастырем и не сможет забрать их книги, если только не пойдет за ними с боем. Мы все еще можем избежать этого.

— Я не уверен, что на мирный путь у нас еще остается время.

— Прошу, всего лишь несколько дней.

— У тебя есть еще пара дней, не больше, — Чарльз захлопнул книгу, понимая, что все равно не может ее читать сейчас.

— Спасибо Вам! — Хэнк сложил руки в молитвенном жесте и немного успокоившись, сел на лавку рядом с Чарльзом. — Могу я задать вопрос?

— Давай, — кивнул Ксавьер, хоть мыслями он все еще был в малом саду дворца. Это уже начинало входить в хорошую привычку, а девушка, с которой он познакомился, оказалась очень простой и веселой. Сама все детство провела в деревнях и еще помнила военные походы и страх, пропитывающий сознание людей, но при этом с улыбкой смотрела в будущее и всем сердцем верила в магию. Пусть даже ее вера была больше основана на сказках и выдумках, но все это, по настоянию мужа, она держала при себе, и Чарльз был благодарен этому рыцарю. Он сам жил в Стратклайде не так давно, но прекрасно понимал, что подобные увлечения — прямая дорога на костер. Но Рейвен слушалась мужа и помалкивала, а встретив Чарльза, она словно взорвалась от радости и говорила без умолку, а ее любознательность и азарт не могли не вызывать улыбку. Хоть она и немного расстроилась, узнав, что Чарльз не умеет создавать светящиеся фонарики из воздуха. Зато как светились ее глаза, когда Чарльз показал ей парочку фокусов с монеткой, хоть сам юноша считал их слишком простыми. Приятно было провести время в столь непринужденной и задорной обстановке в тени деревьев рядом с фонтаном, тем более когда помимо этого его ждали лишь пыльный зал библиотеки и просторные покои, где Эрик метался словно раненый зверь, пока не впивался в Чарльза, ища покоя в его объятиях. И пусть к нему Ксавьер сам стремился, но знал, что до вечера Эрика не будет в покоях, а Рейвен… Она могла отвлечь и помочь забыться хоть на время. А вчера он так вовсе позволил себе вольность, о которой и не мечтал прежде. Рейвен сама просила его пару недель, ходила за ним по пятам в саду и упрашивала, словно это было самым захватывающим приключением в ее жизни, показать, как развлекается народ Ирия. В начале она, поддавшись церковным преданиям, была уверена, что все жители раздевались донага, заплетали в волосы венки и ветки на манер рогов и дышали парами сожженных трав, пока их разум не растворялся в природном естестве, а затем все они, подобно животным, бегали на четвереньках, устраивая содомию во славу духов.

— Ты больная на всю голову? Кто сказал тебе подобный бред?! — возмутился Чарльз и какое-то время вовсе не хотел говорить с девушкой, но после долгих уговоров все же согласился научить ее паре праздничных песен и танцев. И, хоть сам Чарльз плохо их знал, потому что на праздниках всегда был с завязанными глазами, но его любопытство было достаточно велико, чтобы он умудрился что-то подсмотреть или расспросить селян о движениях. Так что он с гордостью истинного ученого мужа рассказывал Рейвен, как должно двигаться ее тело и звучать голос, и только после подготовки они вместе танцевали в саду, а Чарльз поправлял Рейвен, обучая ее словам своего древнего грубоватого и рычащего языка. Лишь услышав, как Рейвен, пусть и коверкая слова, поет песни его народа, которые он знал еще с детства, его словно накрыло волной осознания всего произошедшего и невыносимой тоской о потерянном мире. Том, где молились духам и прислушивались к природе, где верили в лучший мир. Где воины были в первую очередь охотниками и защитниками, а не захватчиками. Где все жили в согласии долгие годы… Тот мир, который сгорел на костре инквизиции, погиб на острие мечей воинов Стратклайда под змеиными знаменами…