— Ох, ну он все со своей одержимостью, — небрежно сказал Себастьян, и эти слова из его уст звучали как насмешка. Не ему говорить о чей-то одержимости, когда на его лице играла тень животного бешеного наслаждения при виде крови, и глаза так и блестели, когда ринг пронзал очередной крик боли или предсмертный вопль.
— Мне казалось, что Страйкер и его Красные балахоны уже расправились со всеми нечистыми язычниками, — осторожно и почти небрежно попытался узнать подробности Эрик и невольно оглянулся, услышав очередной крик. Их трибуна была выше остальных, и арена с этого места была превосходно видна, в то время как никто из зрителей не смог бы приблизиться к королю и его свите. Медведь, из спины которого торчал широкий меч, вошедший в тело зверя до середины лезвия, впился в лицо одного из несчастных пленных, и хруст его костей был слышен даже в королевской ложе.
— Да, но он все еще считает, что где-то остались эти дьяволопоклонники. Кто-то из воинов сдал в инквизицию парочку одержимых. Так что Страйкер еще долго будет занят допросами. Да и его коллекция, как я слышал, пополнилась новым бесполезным фолиантом.
— Только не говорите, что кто-то поймал живого гамаюна, — усмехнулся Эрик, но напряжение в теле медленно нарастало, и он невольно подумал о Чарльзе, которого он оставил запертым в своих покоях, приставив лишь пару стражников у двери. Словно главный его страх вдруг воплотился в жизнь, и на мгновение Леншерр даже представил Ксавьера в казематах инквизиции, но отогнал от себя эту мысль. Он хорошо защитил Чарльза, стер любой намек на его сущность. Сами Шоу и Страйкер ничего не заподозрили, Энджел ничего не сможет сказать или вспомнить, а медный кулон с гамаюном сгинул в пламени кузницы. Для всех Чарльз был лишь его полоумным слугой, не способным понять, где находится. Он вызывал жалость, но не любопытство, и тем более не привлекал внимание Церкви.
— Не знаю, я не видел. Но отец Страйкер был крайне взволнован, значит, поймали кого-то стоящего. Может, хоть в этот раз ему удастся прочесть хотя бы строчку из тех книг, которые он так долго… Браво! — Шоу так и не договорил, резко поднялся и сам снисходительно зааплодировал, жадно глядя на худого паренька, который едва держался на дрожащих ногах, возвышаясь над тушей мертвого медведя, все еще упираясь в рукоять меча, который он смог вогнать в шею животного, успевшего как раз добраться до последнего из противников. — А с виду такой щуплый! Я был уверен, что его разорвут первым! — с восторгом произнес Себастьян.
Эрик покосился на Эмму, и та едва заметно кивнула. Эрик извинился и сказал, что отправится в казармы, что не особенно удивило Шоу, он давно привык, что его хмурый наследник не любил торжеств, и то, что он просидел пару часов, уже было достижением.
— Ваше Величество, Вы не против, если я принесу накидку? Здесь становится холодно, — спустя примерно полчаса и еще одно кровавое сражение промурчала Эмма, и Шоу легко ее отпустил. Он был так поглощен кровопролитием, происходящим перед ним, что, казалось, все остальное его не волновало вовсе. Он впивался в перегородку костлявыми бледными руками, его дыхание сбивалось, и даже Эмма не могла на него смотреть без страха, практически видя, как бушует то самое безумие короля Стратклайда, о котором так много говорили и перед которым трепетали остальные страны. И она боялась оказаться рядом, когда этому безумию потребуется кровь, чтобы уняться. Уж слишком свежи были воспоминания о прошлом горьком опыте, и шрамы на ее спине до сих пор болели, а в кошмарных снах она снова оказывалась в постели с королем, но помнила лишь холод лезвий и горящие безумием глаза. И голос. Слишком ласковый, заботливый и нежный, который сплетался с болью и превращался в агонию.
Она нашла его в казармах недалеко от часовни.
Эрик стоял, прислонившись спиной к каменной стене, смотрел на серое небо, сквозь которое пробивался болезненно-бледный свет, и вслушивался в крики толпы.
— Еще пару недель назад они боялись, что война дойдет и до их стен. Боялись крови и звона мечей. А сейчас кричат и радуются крови, пролитой ради забавы. Порой мне кажется, что безумие Шоу расползается, подобно берегам слишком широкой реки, и затапливает всех окружающих, — тихо произнес Эрик, точно зная, что тут их никто не услышит. Он сам об этом позаботился.
— Шоу тут ни при чем, такова людская натура, — пожала плечами Эмма, кутаясь в мягкую меховую накидку. — Ты хотел поговорить?
— Страйкер, правда, поймал гамаюнов? — все так же глядя на небо, спросил Эрик и скрестил руки на груди.
— Нет, конечно. Наверняка просто парочку перепуганных горожан, которым не повезло родиться с голубыми глазами. Такая малость. Но для него этого достаточно, чтобы срывать с них кожу, словно из-за этого их тело будет свободно от демонов, или что от боли бедняги смогут прочесть те книги.
— Значит, все же кого-то они поймали, — кивнул Леншерр.
— Почему тебя это вдруг стало беспокоить?
— Тот юноша, — Эрик перевел на нее взгляд, и Эмма подошла ближе, ожидая ответа. — Он настоящий. И он не демон.
— В смысле? — едва слышно с ужасом спросила Эмма, и ее и без того бледное лицо побелело от страха.
— Я был рядом, когда он видел будущее. И он сделает это вновь для меня, — теперь Эрик едва заметно улыбнулся, глядя на перепуганную женщину.
— Ты уверен?
— Да.
— И что?..
— Я смогу. Пусть все пошло не по плану. Он видел это.
— Он хорошо охраняется? — сразу перешла на деловой тон Эмма, забыв о страхе, и стала той девушкой, какой всегда была рядом с Эриком, — той, на кого можно положиться в этом неустойчивом мире.
— Не более чем любой обычный слуга в этом замке.
— Ты с ума сошел… Стой. Это тот паренек, которого ты приводил к Шоу? Полудурок?
— Именно. Он не всегда такой. Это скорее было побочное действие. Зато даже Страйкер не заподозрил его.
— А сейчас он… приличный демон? — Эмма сама хмыкнула, с трудом веря в свои слова, но руки у нее задрожали отнюдь не от холода, стоило только осознать, что она видела одного из одержимых людей и не тех, которых крестит инквизиция, а самого что ни на есть настоящего. Другого бы Эрик даже не решился покрывать.
— Такой, о котором Страйкер всю жизнь мечтал и о котором говорил в своих проповедях, чтобы запугать народ.
— Я… Признаться, всегда считала, что это просто сказки, — слегка нахмурилась Эмма.
— Знаю. Поэтому ты должна его увидеть, — Эрик усмехнулся и прищурился от солнечного света, который начал слепить глаза. Вой толпы продолжался, но теперь их жажда крови волновала его немного меньше. Ведь если он справится, то новое поколение вовсе не будет знать войн, а нынешнее найдет покой в мирной жизни. А он вернется на родину и уже не покинет стен возле Холодного серого моря.
***
Чарльз пристально смотрел на каменную стену, давно утратив счет времени. Его глаза сияли, пронизывая пелену времени, но он видел одну лишь стену и больше ничего. А когда он рассказал о своем видении Леншерру, надеясь, что хотя бы он поверит в то существо, которое Чарльз видел в церкви, Эрик с сожалением посмотрел на него и ободряюще сжал плечо юноши. Он не верил в проклятье. Не верил в тысячи сердцебиений под кожей камня, не говоря уже о духе, бродящем в крепостных стенах. «Всего лишь эффект твоего пойла», — вот как он это назвал и велел отдыхать, распорядился принести еды, а сам отправился на празднование в честь окончания войны.
Чарльз тихо вздохнул и потянулся к подносу, на котором стояла большая миска с остывшей гречкой и мясом, нарезанными кусками свежего хлеба и сыра, но не прикоснулся к еде, взял деревянную кружку и допил остатки вина. Тело пропитывала слабость, и очень хотелось спать, но Ксавьер боялся сомкнуть глаза, почти уверенный в том, что стоит только погрузиться в сон, как темный дух, обитавший в этом замке, нападет на него. А он был уверен в том, что видел. Пусть даже не только не встречался ни с чем подобным, но и в местах, где жили короли, не бывал. Все духи, которых он видел прежде, были безобидными и крохотными, напоминали светлячков или солнечные блики, только двигались по собственной воле, и у каждого были свои излюбленные места. Кого-то тянуло к огню, кого-то к воде, были даже такие, которые слетались на похороны и поля боев, но люди их не замечали, не могли увидеть или почувствовать, даже если бы прошли сквозь потустороннее существо. Но этот…