Перья тянулись от висков вдоль шеи и ниже, по плечам, по обнаженным рукам до самых запястий, а на пальцах вновь появились короткие острые когти. От темных глаз под кожей виднелись черные, чуть припухшие венки, а в волосах появились длинные птичьи перья, придавая Ксавьеру все больше сходства с теми демонами, что он освободил из монастырских подвалов.
— Нет, нет. Я не такой. Я не один из них. Не могу им быть… — его дыхание сбилось, и он впился в перья на своем лице, пытаясь выщипать их. Они тяжело вырывались из кожи, оставляя кровоточащие ранки, но Чарльзу было плевать на боль. Он смотрел на себя и видел монстра. Такого же, как те, кого он освободил. Демон. Чудовище. Он из того же вида. Монстр, которого все боятся, смерти которому так желают.
— Не смотри на меня! — зарычал Ксавьер и попытался отгородиться от Эрика. Он тяжело дышал, а сердце готово было выскочить из груди. Он никогда не чувствовал себя таким потерянным и запертым одновременно, даже в той проклятой клетке. Его тело, которым Эрик так восхищался, стало белым, словно мертвым, в черных венах и острых перьях. Его ногти снова стали когтями, и его глаза, что прежде светились синевой, которой король мог любоваться вечерами напролет, теперь обратились в черное месиво. И Чарльз понимал, что будет только хуже.
Резь в глазах, и грудь сдавило, будто в тисках. Он отшатнулся от Эрика и вырвал из волос еще пару перьев, взвывая от боли. Эти перья оказались еще глубже, и кровь пошла сильнее, а перед глазами все расплывалось от соленой влаги.
— Чарльз! Стой, не нужно, — Эрик, выйдя из ступора, наконец-то сорвался с места и бросился к Чарльзу, но юноша уже успел вырвать из лица пару перьев и отбросил их на пол. — Остановись, — Эрик схватил Чарльза за руки, пока тот не продолжил себя истязать, и взволнованно посмотрел на его лицо. Видимо, перья росли глубоко и крепко держались за кожу Ксавьера, и теперь на его лице остались узкие ранки, из которых быстро сочилась кровь, словно кто-то резко полоснул юношу по лицу тончайшим лезвием. — Не надо, прошу тебя, Чарльз, — прошептал Эрик, бережно вытирая кровь с лица юноши.
— Надо! Я не такой, как они! Я… Эрик. Оно… Я не могу это остановить. Раньше мог, но теперь оно не исчезает. Я не могу…
— Все хорошо, — произнес Эрик и погладил Чарльза по мягким отросшим волосам, не обращая внимания на твердые перья среди прядей.
— Помоги мне, — совладав с собой, уже без паники, но с отчаянной решимостью произнес Чарльз, глядя Эрику в глаза. — Я не могу… Вырви их.
— Чарльз, это лишь ранит тебя, — попытался запротестовать Эрик, но юноша гневно вздохнул и оттолкнул Леншерра, бросился к кровати. — Чарльз, не нужно… — Эрик так и запнулся, когда Чарльз обернулся и что-то яростно зашипел. Слова были не важны, их смысл терялся, едва Эрик вновь видел символы, вырезанные на теле Чарльза, и в его сознании тут же проступили образы того, как глубоко должен был входить кинжал, чтобы оставить такие раны, как кричал Чарльз, не в состоянии избавиться от боли, как кровоточили свежие порезы… И на этот раз ярость пылала бешеным пламенем, словно спала пелена спокойствия, что окутывала его в ванной, и последние капли проклятья покинули его, позволяя чувствовать все так, как желало его сердце. А сейчас он хотел лишь убить того, кто посмел причинить боль его Чарльзу.
Как долго с ним это делали? Как долго пытали его ангела, пока сам Эрик был так далеко и не в силах защитить его. Руки до боли сжались в кулаки, а глаза затмила пелена ярости. Даже в худшие дни своего проклятья он не испытывал такой жажды крови, какая пробудилась в нем теперь, когда он видел изувеченного Чарльза. И все, что он знал, так это то, что человек, сотворивший это, не умрет быстро.
— Я не демон, нет, — шипел от злости Чарльз, с мясом выдирая из плеча перья и шипя от боли. Кровь тут же засочилась по его руке, и она стала сигналом для Эрика. Он, словно тень, скользнул к Чарльзу.
— Не смей, — приказал он своему гамаюну.
— Не сметь? — Чарльз криво усмехнулся и посмотрел на Эрика снизу вверх. — Вы приказываете мне, Ваше Величество?
— Да, если это остановит тебя. Поэтому я приказываю, не смей ранить себя еще больше.
Чарльз тихо рассмеялся, но в звуке этом было что-то жуткое и пугающее, и Эрик слышал всю боль и страх, снедающие душу его ангела, в эхе этого смеха.
— Что же мне еще делать? Даже ты смотришь на меня со страхом сейчас. Ты тоже видишь во мне монстра, мой король? — с безумной от боли улыбкой произнес Чарльз, а Эрик скользил взглядом по его черным глазам и глубоким шрамам и готов был продать свою душу духам, демонам, да хоть самому Дьяволу, лишь бы не оставлять Чарльза тогда одного. Не подвергать его всему этому.
— Я не боюсь тебя. И никогда не боялся, — сказал Эрик и, вздохнув, сел на постель, и похлопал по покрывалу, приглашая Чарльза сесть рядом. Юноша какое-то время смотрел недоверчиво, а затем сел лицом к Леншерру и даже не вздрогнул, когда король принялся бережно касаться его плеч, вытирая кровь, касаясь жестких перьев, но не спеша их вырывать. — Ты не монстр, — приказным тоном прошептал Эрик Чарльзу, и рука его легла на заднюю часть шеи Ксавьера, мягко удерживая юношу на месте, пока Эрик продолжал гладить его покрытые длинными перьями плечи. — Не монстр. Кто угодно, но не ты. И я точно знаю, что за чудовище живет в этих стенах, — Леншерр прислонился лбом ко лбу Чарльза, чтобы успокоить его и себя. — Тот, кто схватил тебя. Кто пытал тебя. Кто оставил эти шрамы, — цедил сквозь зубы Эрик, пытаясь сдержать волну гнева. — Я убью его. За все, что он сделал с тобой. За каждый шрам на твоем теле…
— Он мертв, — холодно прервал его Чарльз и наконец-то посмотрел Эрику в глаза с какой-то странной, незнакомой улыбкой. — Я убил его. Остановил его сердце. Лишь коснулся, пожелав его смерти, и ощутил, как остановилось его прогнившее сердце, — во взгляде Чарльза мелькнул блеск ярости и боли, и Эрик сам не понял, почему это вдруг разбудило пламя и в его крови. Он притянул юношу ближе и наклонился, впиваясь в его бледные губы, целуя своего демона с горечью и страстью, понимая, что это именно он завел своего чистого и невинного Чарльза на этот темный и кровавый путь. И вот теперь его ангел, который был чист и нетронут, невинен и полон сострадания, с сияющими ярче лазурного неба глазами, словно впитал всю боль и страдания, что снедали самого Эрика, и стал таким из-за него. Эти черные глаза и перья, когти и кровожадность, решительность и недоверие. Даже неуверенная страсть, с которой Чарльз ответил на поцелуй, словно желая быть ближе, но боясь приблизиться, напугать и оттолкнуть от себя, все это он почерпнул у Эрика. Словно Леншерр был чашей с чернилами, в которую упал белоснежный птенец. И Эрик не мог позволить Чарльзу взять на себя еще хоть каплю этой тьмы.
Лишь нежность, на которую, Эрик думал, он больше не способен. Лишь сердце, которое жило только когда Чарльз был рядом, и душу, которую Эрик целиком и полностью ему отдал. Пусть он возьмет все лучшее, что еще было в проклятом короле. Все это он отдаст ему без остатка в надежде, что сможет искупить вину перед своим ангелом.
Эрик осторожно отстранился и провел большим пальцем по израненной щеке Ксавьера, вытирая кровь от вырванных перьев и прозрачный след от слез, которых юноша не смог сдержать, когда, пусть всего лишь на мгновение, решил, что даже Эрик отвернется от него теперь и обернется против него, как и весь остальной мир. Леншерр повалил Чарльза на постель, потянул его дальше на мягкое покрывало, чтобы было удобнее устроиться поверх его гибкого обнаженного тела.
Он поглаживал тело юноши, задевая черные перья, покрывавшие его плечи и руки, и ощущал, как нервно напрягается в его руках Чарльз, а затем юноша вовсе надавил на грудь Эрика, отстраняя его от себя…
— Эрик, я…
— Ты прекрасен, — перебил его Леншерр и сильнее навалился на него сверху, чтобы тот и не думал сбежать, и улыбнулся, глядя на смущенного Чарльза. Тот поерзал под ним, но явно сейчас чувствовал себя не на своем месте и боялся смотреть Эрику в глаза, уже осознавая то, как именно он выглядит. И боялся увидеть страх и отвращение на лице Леншерра, даже несмотря на то, как нежно тот его касался и целовал всего мгновение назад. — Чарльз, — Эрик бережно коснулся подбородка юноши, заставляя того посмотреть на себя. И пусть его глаза больше не сияли, а были темнее ночи, даже в этом Леншерр видел что-то гипнотически прекрасное. — Я не знаю, сможем ли мы вырваться отсюда. Не знаю, что ждет нас, и не хочу вынуждать тебя сказать мне, что скрывается в будущем. Но, даже если это наши последние дни, я хочу провести их с тобой. И больше никогда тебя не оставлю.
