Лапин пел вместе с Ричардом Райтом припевы. Мы не сговаривались.

– Приеду домой, надену наушники и буду плакать, – сказал крупный мальчик Сережа Панин, и девушки засмеялись.

На перемене перед танцами ко мне подошел Андрей Финк и сообщил, что Бобровский с дружками испортили мои пластинки.

– Они их записали, а потом «отутюжили». Крутили на «Аккорде» в учительской, грели на батарее. Говорят, папа Месяцу еще купит. Сейчас штампуют копии.

Я попросил Лапина вести дискотеку и помчался по школе в поисках кого-нибудь из банды. Коломийца встретил на лестнице у раздевалки. Он шел с Павликом Сидоренко, который стучал у нас на барабанах.

– Я слышал, ты обоссался, когда приглашал Мэри на медленный танец, – сказал я.

И пока он хлопал глазами, вписал ему в шкварник.

Небольшого роста белобрысый Коломиец отлетел к стене. В этот момент Сидоренко заехал мне сбоку локтем по носу. Он был каратистом, но этот удар к спорту не относился. Я сел на пол, едва не потеряв сознание.

Разгром империи пошел по нарастающей. Пластинки мне вернули. «Сержант» действительно был чудовищно покоцан: за пару дней его состарили на десять лет, и он звучал теперь как пластинки Утесова. Диски с Сидом Бареттом деформированы: у одной изогнулись края, а другая пошла волнами. Бобровский донес в партком, что я распространяю идеологически вредную музыку, а там, где рок-н-ролл, там и фарцовка, и аморалка, и мордобой. Счастье не должно остаться безнаказанным. Олег Нижник отказался вернуть мне шикарный плакат с Робертом Плантом, сказав, что его похитили форточники. Когда я зашел к Штерну забрать свои старые джинсы, оказалось, что он порезал их на заплатки.

Белки моих глаз почернели, приобретя дьявольский антрацитовый блеск. Нос стал пластичным и безболезненно перемещался из стороны в сторону. Я сидел у окна в кресле, положив ноги на подоконник, держал голубой диск обеими ладонями и смотрел на восхождение радуг на темном небе. Недавно прошел дождь, и облака оставались свинцово-синими. Радуги на этом фоне смотрелись эффектно. Иногда я смотрел на мир через «Dark Side of the Moon», и тогда все становилось синим. Благодаря нашей с Лапиным дискотеке эта пластинка осталась целой и невредимой.

В комнату вошел отец. Мама уже сообщила ему, что я вернулся в непотребном виде. Он подошел ко мне, нагнулся и посмотрел в глаза.

– Из-за бабы, – поспешил ответить я. – Обычная история.

– Из-за этой шлюхи? – воскликнул он. – Я так и знал.

Когда он удалился, я с веселой мрачностью пропел песенку, которую никогда бы не спел на школьной сцене:

Вечером к поселку причалило блядское туристическое судно и перепутало Лапину его перетяги и закидушки. Он воспринял это как плевок в лицо рыбака. Была безветренная ночь, река Обь отражала звезды, мы со Штерном брели по берегу, думая о Владимире Ленине. Ленин тоже когда-то был молодым, собирался с друзьями на пикники и мечтал.

– Все начинается с малого, – говорили мы. – Даже наша компания – первичная ячейка общества.

Мы, как и Лапин, рыбачили, но предпочитали делать это высокотехнологичным образом. Мы просто гуляли по берегу: я зацеплял ногой чужие закидушки и вытягивал их на берег. Штерн, который шел сзади, снимал рыбу и складывал ее в пластиковый пакет. Зрелище невинное. Похоже на то, что человек завязывает шнурок. В тот вечер мы «навязали» пять стерлядок, налима и кучу частиковых на засолку.

Когда увидели Лапина, он уже разделся по пояс. Мышцы на плечах переливались свинцом, кудри на голове рогатились.

– Всем стоять! – орал он.

И кидал по теплоходу камнями.

– Пойдем на танцы, – сказал Штерн Лапину. – Прижмемся к кому-нибудь.

– Суки, – продолжил Сашук, почувствовав в нас подмогу. – Давайте проберемся туда.

Трапы корабля были убраны. Народ гулял по палубам с бокалами, наблюдая жизнь робинзонов. Для усиления образа мы с Женькой тоже кинули пару булыжников в отдыхающих. В конце концов, теплоход бесстыдно причалил к нашему месту. Самцы должны охранять свою территорию.

Война Сашука с теплоходом «Максим Горький» началась около часа назад. Оба уже успели нанести друг другу смертельные обиды. Сашук уверял, что какой-то пролетарского вида турист в ответ на его замечания показал ему голую жопу.

– Я ее запомнил, – мстительно шептал Лапин. – Я эту жопу в любой бане узнаю.

Владелец столь примечательной задницы не появлялся. Народ на палубе вел себя интеллигентно. Ночь на великой сибирской реке. Кавалеры обнимают дам и говорят о звездах. Романтика.

Почувствовав, что его доводы не доходят до адресата, Лапин решил применить иное оружие. Мы держали дохлую кошку в кустах для разведения опарышей. Бросали жребий – кому копаться в ней, пересыпали гадких личинок песком или древесной стружкой.

Лапин сбегал к тайнику настолько быстро, что мы со Штерном не успели сообразить, что к чему. Выскочив из зарослей тальника, он с победным воплем швырнул падаль прямо в толпу, раскрутив дохлую кошку за хвост. На этот раз успех был достигнут. Останки кошки разлетелись по палубе. На Сашука обратили внимание. Женщины завизжали. Мужчины недовольно загудели. Газовая атака, дополненная прямым попаданием в лицо одному из туристов.

Вскоре с корабля раздались угрозы, усиленные динамиком мегафона.

– Просим вас покинуть берег и не мешать отдыху пассажиров, – вещал чувак, представившийся капитаном корабля.

Происходящее начало нас со Штерном веселить. Мы набрали камней и прицельно стали закидывать чревовещателя. Когда-то мы знакомились подобным образом с девушками-купальщицами. Обнаружив симпатичные мордашки, торчавшие над водной гладью, мы решили запроверить их россыпью мелкой гальки. Поначалу дамы думали, что с ними заигрывают. Хихикали. Но не на тех напали. Любую шутку надо доводить до совершенства. Мы закидали их камнями и чуть было не потопили, руководствуясь еще не осознанной в те времена женофобией.

На этот раз нашей целью стал теплоход «Максим Горький». Этого писателя мы не любили, хотя, конечно, не читали никогда. У него есть рассказ с хорошим названием «Старуха Изергиль». Но одного названия для автора, в честь которого называют улицы, парки и города, маловато.

Штерн вернулся к большевистской теме и заявил, что на корабле гуляет советское мещанство. Буржуазные недобитки. Мы ожесточились еще сильнее. Запели «Варшавянку». С корабля принялись кричать все громче и громче.

Мы обитали в непосредственной близости от базы отдыха «Киреевск». Нравоучения капитана долетели до ушей тамошнего начальства. Вскоре на берегу появился дородный физрук и, скрутив Лапина, повел его в сторону палатки. Мы дружили. Администрация знала наших родителей, хотя на многие проделки закрывала глаза.

– Я тебя сейчас калекой сделаю, – говорил Сашук физкультурнику. – Мы должны отмудохать этот теплоход. Собирайте народ, Вениамин Яковлевич!

– Саша, подумай, что ты такое говоришь!

– Я не думаю – я бью, – отвечал Сашук афоризмами.

Поднимаясь по деревянной лестнице, физкультурник с Сашуком потеряли равновесие и оборвали перила. Причем упал не Лапин, а пан Спортсмен.

– Вам будет завтра стыдно, – пробормотал он, выбираясь из крапивы.

Ага, разбежался! Мы были людьми принципа. Пробудившись и не обнаружив Лапина на месте, мы пришли к выводу, что он продолжил бой с Левиафаном. Отправляясь на берег, прихватили с собой топор. На этот раз застали Лапина в еще более искаженном виде.