Спустя пять минут, Лилит тихо выглянула из комнаты. Любопытство – страшная вещь и отрицательная черта характера. Хотя это слово можно рассмотреть с двух позиций: первая – люди, которые любопытны в знаниях, и вторая – это люди, которые любопытны только в познаниях о других людях. Это же ужасно, когда человека больше всего интересует только чужая жизнь.

В течение многих веков в любопытстве обвинялись в основном женщины. Но это еще спорный вопрос, кто любопытнее женщины или мужчины? И те, и другие без устали суют свои носы куда надо и не надо. Просто женщины делают это более явно, а мужчины исподтишка, ведь упаси боже, если кто-нибудь заметит это.

Пустой коридор второго этажа никак не удовлетворял любопытства Лилит. И она, крадясь, словно кошка, охотящаяся за мышью, пошла вдоль него. В доме стояла полная тишина, за исключением шума воды, доносящегося из ванны. Лилит приоткрыла дверь и облокотилась на стену.

Сквозь матовое от пара стекло, виднелся расплывчатый силуэт обнаженного вампира. Вода струилась сверху, а Левиафан, опустив голову, стоял, упираясь руками в стену, и разглядывал стекающую воду.

Лилит тихо опустилась на пол, неотрывно наблюдая за ним.

Она не могла заметить, что вампир улыбался, потому что слышит ее шаги. Он продолжал стоять в той же позе, принимая тепло воды, но затем стеклянную перегородку резко отодвинули, и он, не глядя в сторону девушки, с улыбкой на лице позвал Лилит к себе.

Лилит усмехнулась над своей глупой надеждой, что она была беззвучна, затем встала, скинула одежду на пол и подошла к ванне. Левиафан все также стоял с непосредственной улыбкой на лице. Лилит влезла между его рук и встала.

Вампир медленно поднял голову, оглядывая ее, но, он даже не успел посмотреть ей в глаза, а острые зубы уже вцепились в плечо, не причиняя никакой боли…

На самом деле, Лилит просто соскучилась по таким вот безмятежным денькам, по объятиям в ванной, поэтому решила наслаждаться таким редким, но чувственным моментом.

На какое-то мгновение ей показалось, что Левиафан сам не понимает, что делает из-за этой не обычной нежности. Он то кусал ее мягко и безболезненно, то целовал, то обнимал с такой силой и страстью, что она едва не ломалась. Он как будто боялся, что она возьмет и исчезнет из его объятий…навсегда. А его лицо было наполнено тоской и обреченностью. Лилит это заметила, но виду не подала. Так ведь тоже интересно, иметь что-то необычное в обычном. Почти со слезами на глазах, любить другого человека в душе. И этот человек все чувствует, и так беспечно отдается, перенимая его боль и тоску.

Левиафан опустился на колени и уткнулся лбом ей в живот. Лилит положила руки ему на голову, а ее нежные пальцы тоскливо игрались в мокрых волосах. Молодой человек только сильнее прижимался к ней.

Когда вампир, наконец, поднял взгляд, Лилит даже опешила от выражения его лица, от того, что было изображено на нем. Левиафана поглотила пучина печали и скорби, и девушка не могла понять причину такого удивительно ничтожного состояния вампира. Она никогда не видела его таким, что-то, сильное и значимое для него, причиняло эту боль, что у него даже не было сил скрывать ее. А может он и не хотел скрывать чувства…Лилит тоже опустилась на колени обхватила его лицо ладонями и крепко поцеловала.

В тот момент между ними творилось что-то странное, они оба понимали это и наслаждались странным явлением. Но все-таки где-то в глубине души, они оба опасались ненормальной сцены.

3

Лучи солнца нежно пробежались по голени, затем они ласково обогнули округлые бедра, живот и не стали останавливаться на лице. Лилит лежала на полянке перед домом и читала книгу. Перекрещенные ноги, и свободно пошатывались в такт неслышной музыке, а глаза прятались под солнечными очками. Открытый белый купальник отражал лучи и слепили глаза. На груди висел плеер.

Необыкновенная жара пыталась сморить ее, и это-то в начале июня. Ни ветра, ни облачка, только на все наплевавшие птицы распевали свои зачарованные песни, и вместе с ними, словно дуэтом, стрекотали и жужжали насекомые. Но Лилит этого всего не слышала, ее уши наслаждались искусственной музыкой.

И она так же не слышала, как сзади подошел Левиафан, с двумя коктейлями. Его божественное тело прекрасно себя чувствовало на жарком солнце, так же было не против побалдеть в его лучах.

На вампире ничего не было кроме шорт. Он стоял босиком, крепко держа два стакана и ждал, когда Лилит соизволит посмотреть на него. Но этого он так и не дождался.

Левиафан сел на землю и поднес коктейль практически вплотную к лицу девушки. Огромный стеклянный фужер застыл перед глазами. В нем виднелась свежая мята и лед, выполняющий функцию лупы.

Лилит перепугалась и выронила книжку на землю. Выдохнув, она обернулась и взглянула на вампира. Левиафан маленькими глотками пил свой коктейль, рукой поднимая книгу.

– Ммм…Интересная книга, читал ее век назад! – Левиафан положил книгу девушке на ноги.

Лилит улыбнулась и вытащила наушники, загадочно смотря на него.

– Что? – спросила она.

– Ничего. Говорю, ты вспомнила о существовании книг. Очень похвально. – Вытягивая ноги, расслабился он.

– Да, стараюсь не тратить время напрасно! Скоро в университет, – пробубнила девушка и тоже вытянулась.

– То есть, ты настроена серьезно? Мне больше не придется за тебя краснеть перед ректором и деканами?

Лилит косо посмотрела на Левиафана, пряча улыбку.

– Да что ты вообще понимаешь в университетах?

– Вообще-то, достаточно. Ты себе даже представить не можешь, сколько было в моей жизни колледжей, институтов и университетов. Я довольно хорошо помню, что означает студенческая жизнь. Кстати, может мне с тобой пойти поучиться? А?

– Ты что серьезно? Серьезно собираешься лишить меня единственного места, где я могу отдохнуть от тебя и твоего цинизма? Ты собираешься сидеть на лекциях, бубнить, отвлекать меня от знаний? Нет, Левиафан, пожалуйста, сиди дома. Или иди работать. Делай что-нибудь, только не вмешивайся в мою учебу.

– Уже столько лет я знаю, что людям нельзя делать и давать ничего хорошего. Знаешь, почему? Они – неблагодарные.

– Это я тоже уже слышала. – Лилит улыбнулась, выпив прохладительного напитка.

О позавчерашнем вечере, проведенном в душе, никто из них не вспоминал. Лилит вообще показалось, что все это ей просто приснилось, потому что она не могла поверить, что вампир мог быть в таком подавленном настроении. А Левиафан элементарно делал вид, что ничего не произошло, сам при этом, не особо понимая, что это было.

Спустя пару часов болтовни, девушка почувствовала, что безумно хочет спать. Палящее солнце и полнейший штиль, нет ни дуновения ветерка, топленая жара и изнывающие легкие. Разум теряется в потоках солнечной лавины, а мозг пропитывается давящим теплом.

Веки тяжело опускались, как будто они не спали уже неделю. Пальцы расслаблялись вслед за телом. Лилит погрузилась в сон, сама того не замечая.

Левиафан сидел рядом и с интересом наблюдал, как тает человеческое тело.

– Милая, – шепотом позвал он, – похоже, ты всерьез решила посетить Морфея. Не буду мешать.

– Спасибо… – промямлила она, засовывая наушники в уши и пуская любимую музыку в сердце.

Вампир сел поудобнее и поближе, слегка облокачиваясь

– Ты же помнишь недавнее рандеву в ванной? Конечно, помнишь! Я уверен, что тебя очень интересует мое поведение и состояние, но ты упорно делаешь вид, что ничего не было. Оно и к лучшему. Меня самого интересовало мое состояние, но потом я понял, в чем дело. Милая, в тебе собака зарыта, именно в тебе. У меня практически не осталось сил любить тебя. Ты представляешь, как это тяжело? Я раньше думал, что для любви нужно только сердце, знаешь, как домик для улитки. Но для любви к тебе, нужны постоянные силы. Силы, чтобы взглянуть на тебя; силы, чтобы обнять, и, при этом, не сломать тебе ничего, потому что очень хочется это сделать; силы, чтобы поцеловать и не откусить язык, потому что он чрезвычайно хамский и остренький; силы, чтобы чувствовать от тебя ответную любовь, но порой, мне кажется, что твоя любовь – это всего лишь моя галлюцинация. Похоже на какую-то надежду. На что я надеюсь? Ты же не изменишься, и честно говоря, я сам не особо этого хочу. Разве что, чуть-чуть. Что за надежда теплится в моей голове и какого черта ей надо? В ванной мне было до слез обидно от этой любви, от твоего, как бы все понимающего взгляда… А сейчас, ты, такая болезненно красивая… настолько красивая, насколько я хотел, лежишь на солнце и тебе наплевать на все! А у меня такой огромный поток мыслей, что я даже не знаю, куда его направить. На тебя, конечно же, нельзя. Во-первых, ты все не так поймешь, во-вторых, ты, как древний сундук, закрыта от всего мира. Для тебя не существует никого, кроме тебя и твоего «Я». Радоваться мне этому или нет?