Мы выехали на широкую набережную и полетели в сторону легендарного моста, казавшегося в светах огней подсветки чем-то, не принадлежащим земному миру.

Тауэрский мост, который я бесчисленное множество раз видела на картинках и в фильмах, в свете ночных огней являл собой величественное и прекрасное зрелище соединения традиций и древности с современностью, как, в принципе, и вся Англия. И сейчас я лечу на мотоцикле навстречу этому мосту, держась за потрясающего парня. Две мои безумные мечты сбываются в один вечер, и я чувствую, что еще немного – и меня просто разорвет на кусочки от ощущения счастья и какой-то нереальности происходящего.

Мы припарковались в одном из карманов у моста, даже в такое время заполненных до отказа. Хорошо, что мотоциклу много места не надо. За парковку Том заплатить мне не дал, сам бросил несколько монеток в автомат, и, перехватив под руку, увлек за собой в сторону парапета.

- Это набережная Святой Катарины. Единственное место, где в это время можно припарковаться, – Том сделал широкий жест, приглашая меня оглядеть окрестности. А оглядывать было что.

Искрящийся огнями мост отражался в воде реки, и отражение, искажаемое течением, создавало сюрреалистичную картину, от которой невозможно было оторвать глаз. Башня Сити Холла, виднеющаяся за мостом и подсвеченная собственными огнями, расположенная рядом со старинными зданиями, стоящими на противоположном берегу Темзы, довершала картину, от которой у меня перехватило дыхание. Я совершенно иначе представляла себе этот момент. Мне виделось, что мы придем сюда с Лисой и будем слушать уличных музыкантов, играющих для снующей туда-сюда толпы туристов. Что мы будем глазеть на мост снизу вверх, и, насмотревшись, обязательно купим билеты на экскурсию и пойдем внутрь. Что мы приедем на эту самую набережную и найдем огромные солнечные часы... А сейчас я стою здесь в компании парня, по которому заочно сходила с ума, увидев в кино. Стою среди искрящихся огней лондонской ночи и улыбаюсь небу над Тауэром. А в сознании мелькают разноцветные блики от переизбытка гормонов радости.

- Мне приснилось небо Лондона... – я прикрыла глаза и тихонько пропела строчку из песни Земфиры. Вот он, Тауэрский мост, можно падать... Только совершенно не хочется.

- Что? Что ты сказала? – голос Тома вывел меня из эйфорического оцепенения.

- Это строчка из песни. Я в восторге, Том! Это... просто нереально красиво! – я посмотрела на него восхищенными глазами и получила в ответ улыбку, убийственную по степени обаяния. – Кстати, а почему тут никого нет? Не думала, что с наступлением ночи количество туристов уменьшается!

- Основная масса людей идет туда, поэтому тут вечерами пусто, – он неопределенно махнул рукой в сторону моста. – Что за песня? О Лондоне?

- Не совсем. Песня о любви, но Лондон в ней упоминается, – я улыбнулась в ответ, чуть склонив голову к плечу и положив руку на каменный парапет. Я кокетничаю с ним? Да, черт подери, кокетничаю! А почему, собственно, нет?

- Споешь? – Том повторяет мой жест, опираясь на ограду локтем.

- Ну, нет... Петь я могу только под гитару и только в экспедиции. Прочитать если только, как стихотворение, могу, – я смутилась, развернулась к нему боком и оперлась на парапет обеими руками. Да что со мной такое-то, а?

- В экспедиции? – он вопросительно посмотрел на меня, делая шаг и подходя так, что наши локти – тот, на который он опирался и тот, на который откинулась я, почти соприкоснулись.

- Я археолог по профессии. Каждый год на два или три месяца езжу в экспедиции, на раскопки, – я запрокинула голову, вглядываясь в ярко освещенное городское небо. – Это потрясающее время. Ни телевизора, ни телефона, ни электричества – ничего. Живем в палатках, готовим себе сами – тушенка, сгущенное молоко и прочие консервы, овощи-фрукты... Вместо душа – горная река, вместо крыши – полог палатки, лес и горы вокруг. На ближайшие двадцать километров – ни души. Магазин – в ближайшей деревне, ездим на машине раз в три-четыре дня. И то, если не было сильных дождей и дорогу совсем не развезло. Рядом – только те, кому хватило смелости и дури поехать в очередное приключение. И работа. По восемь-десять часов, каждый день. Это тяжелый физический труд – лопаты, зачистки, камни и могилы. Вечерами – костры, горячий чай с травами и песни под гитару. И маленькие трагедии и комедии каждый день. А главное – это люди. В таких условиях каждый показывает, кто он есть. И далеко не все после своей первой экспедиции едут снова. Для многих невыносимо быть такими, какие они есть, а по-другому не получается. Это особенный мир...

- Ты романтик... – Том смотрел на меня с легкой грустью во взгляде.

- Я псих. Мы с Алисой – единственные девочки в отряде, прошедшие больше пяти экспедиций, – я смотрю ему в глаза и не могу отвести взгляд. Что-то в нем есть такое... настоящее, печальное и светлое.

- Почему?

- Потому что это реально тяжело. Даже не физически, психологически. Несколько месяцев в замкнутом коллективе при условии постоянных физических нагрузок. Мужчины выдерживают это гораздо легче, большинство девочек ломается. Законы психологии, против них не попрешь, – я улыбаюсь, не отводя взгляда. Том продолжал смотреть мне в глаза, и мне показалось, что он не хочет прерывать зрительного контакта.

- Я по-доброму завидую твоему парню – девушки, не боящиеся ехать неизвестно куда и настолько влюбленные в свою профессию, встречаются редко...

- Я в разводе, – быстро перебиваю я его, стараясь замять эту тему, и, закусив губу, опускаю голову, отгородившись от его взгляда волосами.

- Извини, Даша, я не... – Том выпрямляется и встает передо мной, стараясь заглянуть в глаза.

- Все нормально. Я выгнала мужа... бывшего мужа год назад. Не извиняйся, ты же не знал, – я подняла голову и слабо улыбнулась.

- Я расстроил тебя...

Так странно смотреть на него снизу вверх, запрокинув голову, опираясь локтями и спиной на парапет набережной.

- Все нормально, Том. Правда.

- Ты обещала песню, – он смотрит на меня, слегка наклонив голову и виновато улыбаясь уголками рта. На тебя невозможно разозлиться...

- Ладно, – я вдохнула глубже и по-русски прочитала первый куплет:

Мне приснилось небо Лондона.

В нём приснился долгий поцелуй.

Мы летели, вовсе не держась.

Кто же из нас первый упадёт

Вдребезги на Тауэрский мост?

Утром, я узнаю утром.

Ты узнаешь позже.

Этих снов дороже ничего и нет...

Я замолчала, выдохнув. Эта песня, всегда производившая на меня впечатление, сейчас зазвучала как-то по особенному, остро резанув по вроде затянувшемуся шраму.

Том задумчиво следил за мной, вслушиваясь в голос.

- Переведешь?

Я перевела текст максимально близко к оригиналу, наблюдая за его реакцией.

- Знаешь, а мне нравится. Хотелось бы послушать оригинал... – он задумчиво почесал подбородок.

- У меня она есть в плеере... Только он в гостинице... Алиса! – меня осенило, что она уже черт знает сколько времени, как уехала, а я не в курсе, где она. Я судорожно полезла за телефоном и нажала кнопку вызова.

- Да! – недовольный голос подруги порадовал меня лучше любого подарка.

- Лиса! Ты как? Все нормально? – затараторила я в трубку.

- Да нормально все, Даш! Даже не просто нормально, шикарно! Слушай, тут такое дело... я, наверное, ночевать не приеду – ты не пугайся, я с Джереми, – я, было, открыла рот, чтобы разразиться тирадой о том, что домой таки надо, но Алиса не дала мне сказать. – Дашка, он такой классный! Все нормально, я утром вернусь, не бойся за меня. Целую, давай!

Трубка издала короткий гудок, и я с удивлением воззрилась на гаснущий экран. Да что, черт возьми, с ней произошло?! Сорвалась неизвестно куда с парнем, которого впервые видит! Осторожная, вечно скептическая Алиса!

- Что случилось? – Том обеспокоенно наблюдал, как я прячу телефон.

- Алиса сообщила, что не придет ночевать. Она с твоим другом. На нее это не похоже совсем, – я вопросительно посмотрела на него, продолжая задавать себе вопросы о поведении подруги.