Может быть, это просто облачные скопления плазмы, временно стабилизированные каким-то случайным сочетанием естественных сил, подобно недолговечным шаровым молниям, загадку которых все еще не разгадали земные ученые?.. Объяснение простое и, пожалуй, успокаивающее, но Боумен, глядя на странный поток, захвативший чуть ли не всю поверхность звездного диска, сам плохо в это верил. Блистающие световые сгустки знали, куда они движутся; они целеустремленно стекались к основанию огненного столпа, вздымавшегося вслед за «белым карликом», который мчался по своей орбите над багровой звездой.

Боумен еще раз вгляделся в эту рвущуюся вверх колонну, которая уже перемещалась по горизонту вслед за крохотной звездочкой, повинуясь притяжению ее колоссальной массы. Что это — или он слишком дал волю своему воображению, или и правда по гигантскому газовому гейзеру ползут вверх мириады ярких искр, сливаясь в целые светящиеся материки?

Мысль, которая пришла ему в голову, была почти сумасбродна: уж не происходит ли у него на глазах миграция органических существ по огненному мосту с одной звезды на другую? Вряд ли ему доведется узнать, стада ли это космических зверей, гонимые через пространство слепым инстинктом, подобно леммингам на Земле, или огромные скопления разумных существ.

Он попал в иной мир, по-иному сотворенный, о котором мало кто из людей мог даже помыслить. За пределами царств моря и суши, воздуха и космоса лежит царство пламени — и ему, единственному из людей, выпала честь взглянуть на него.

Нельзя ожидать, чтобы он еще и понял все, что увидел…

Огненный столп уходил за край солнечного диска. По тускло-багровой поверхности солнца, в тысячах километров внизу, уже не скользили бегущие пятнышки света. Дэвид Боумен, оберегаемый от губительных воздействий среды, которые могли уничтожить его за малую долю секунды, ждал своей судьбы.

«Белый карлик» стремительно близился к закату: вот он коснулся горизонта, воспламенил его — и исчез. Неверный сумеречный свет упал на багровый ад внизу, и в этот миг, когда освещение резко переменилось, Боумен уловил, что в пространстве вокруг него происходит нечто совсем необычайное.

Очертания поверхности красного солнца задрожали и исказились, словно он глядел на нее сквозь текучую воду. Он подумал было, что это какой-нибудь эффект преломления света — его могла породить особенно сильная ударная волна, в которую уже погрузилась капсула.

Но свет тускнел, как будто надвигались еще одни сумерки. Боумен невольно поднял глаза и тут же виновато опустил, вспомнив, что главный источник света здесь не небо, а раскаленный мир внизу.

Вокруг, казалось, возникли стены из чего-то, подобного дымчатому стеклу; они становились все менее прозрачными, гася багровое свечение солнца. Темнота сгущалась, стихал и рев звездных ураганов. Капсула плыла, погруженная в ночь и тишину. Спустя мгновение Боумен уловил еле ощутимый толчок — капсула коснулась какой-то твердой поверхности, опустилась на нее и больше не шевельнулась.

Какая поверхность? Откуда? Боумен спрашивал себя, не веря своим ощущениям. Но тут вновь вспыхнул свет, и растерянное недоумение сменилось безмерным отчаянием — увидев, что его окружало, Боумен понял, что сошел с ума.

Да, он был готов к любым чудесам. Он не ожидал только одного — будничной заурядности.

Капсула покоилась на блестящем полу безлико-элегантных апартаментов отеля, какие можно встретить в любом большом городе Земли. За иллюминатором была гостиная, и в ней кофейный столик, диван, дюжина стульев, письменный стол, разные лампы, книжный шкаф, наполовину пустой, на нем журналы и даже ваза с цветами. На одной стене висел «Мост в Арле» Ван-Гога, на другой — «Мир Кристины» Уайета. Боумен подумал: вот выдвинуть сейчас ящик письменного стола, а там обязательно лежит Библия…

Если и вправду он сошел с ума, его галлюцинации на редкость упорядочены. Все выглядело совершенно реальным: он на мгновение отвернулся, но все осталось на своих местах. Единственной несуразностью во всей этой картине — и несуразностью весьма существенной — была сама капсула.

Боумен долго сидел, не шевелясь, в своем кресле. Он все-таки еще ждал, что мираж этот вдруг рассеется, но все оставалось на своих местах столь же прочно и основательно, как и любые материальные предметы на Земле.

Нет, это было подлинное, настоящее — или уж обман чувств так невообразимо искусен, что его не отличить от реальности. Может, это своего рода испытание? Тогда от его, Боумена, поведения в ближайшие несколько минут зависит, быть может, не только его судьба, но и будущее всего человечества!

Что делать? Сидеть и ждать, что будет дальше, или открыть капсулу и выйти — рискнуть и проверить реальность окружающего?.. Пол с виду прочный: во всяком случае, вес капсулы он выдержал. Если ступить на пол, из чего бы он там ни был сделан, вряд ли можно провалиться.

Но еще вопрос, есть ли тут воздух; как знать, может, в этой комнате полнейший вакуум или она полна ядовитых газов. Впрочем, это маловероятно — те, кто так заботится о нем, вряд ли упустят столь существенную деталь, однако без особой надобности незачем рисковать. Долгие годы практики приучили Боумена остерегаться отравленной атмосферы, ему не хотелось выходить в неизведанную среду, пока можно было этого избежать. Правда, все вокруг выглядит точь-в-точь как гостиничный номер где-нибудь в Соединенных Штатах. Но ведь ему-то ясно, что на самом деле он сейчас находится в сотнях световых лет от Солнечной системы…

Он опустил лицевой щиток шлема, изолировав себя от окружающей атмосферы, и открыл люк капсулы. Коротко зашипел воздух — давление в капсуле и в комнате уравнялось, и Боумен вышел из капсулы.

Насколько он мог судить, сила тяжести была вполне нормальной. Он поднял руку и расслабил мышцы — не прошло и секунды, как ладонь ударилась о его бок.

От этого все вокруг стало вдвойне фантастичным. Одетый в скафандр, он стоял — а должен был бы плавать! — около капсулы, которая вообще годилась только для мира невесомости. Все привычные рефлексы астронавта здесь отказали, Боумену приходилось обдумывать каждое движение.

Словно в трансе, он медленно зашагал из голой, пустой части комнаты, где стояла капсула, в апартаменты отеля. Он был почти готов к тому, что вещи исчезнут при его приближении, но все оставалось реальным и с виду вполне незыблемым.

Он остановился у кофейного столика. На нем стоял обычный видеофон системы Белла и даже лежала телефонная книга. Боумен наклонился и неуклюже взял книгу в герметической перчатке.

На ней знакомыми, тысячу раз читанными буквами стояло: «Вашингтон, округ Колумбия».

Он вгляделся пристальней и получил первое объективное доказательство, что, как ни реальна земная обстановка вокруг, он находится не на Земле.

Боумен смог прочесть только слово «Вашингтон», все остальные надписи были смазаны, как бывает на копиях с газетных фотографий. Он наугад раскрыл книгу, полистал. Страницы были пустые и не из бумаги, а из какого-то жесткого белого материала, правда, очень похожего на бумагу.

Он снял телефонную трубку и прижал к шлему. Если бы видеофон работал, он услышал бы шум тока. Но, как он и ожидал, трубка молчала.

Значит, все вокруг — декорация, хотя и до неправдоподобия тщательно сделанная. Притом сделанная явно не для того, чтобы обмануть, а пожалуй, напротив — приободрить. Во всяком случае, ему хотелось так думать. От этой мысли стало легче на душе, но все же Боумен решил не снимать скафандра, пока не обследует все вокруг.

Вся мебель выглядела достаточно прочной и надежной: он посидел на стульях — они выдержали его вес. А вот ящики письменного стола не выдвигались, они были бутафорские.

Бутафорскими оказались и книги и журналы: как и в телефонной книге, прочесть можно было только названия. И подбор довольно безвкусный — по большей части бульварные бестселлеры, немного сенсационной публицистики, несколько разрекламированных автобиографий. Все журналы и книги были по меньшей мере трехлетней давности и не отличались глубиной содержания. Впрочем, это не имело особого значения — ведь книги даже нельзя было снять с полок.