На улице светило солнце, над городом кувыркались голуби. И под солнцем, не замечая голубей, в горячей пыли сидел малыш. Его нос распух от слез, на колене красовалась царапина, он смотрел на царапину и плакал. Это был, наверно, другой мальчик. У этого были совсем маленькие ушки, и они были красными от несчастья, маленький стекольщик присел на корточки рядом с ним.

— Что случилось? Можно подумать, что ты уронил мороженое, которое только что собирался лизнуть. Но где мороженое? Ты, может быть, видишь его? — Малыш тоже посмотрел вокруг. — Но я вижу пустяковую царапину! Какая маленькая, никуда не годная царапина! Такой царапиной даже нельзя похвастаться. — Маленький стекольщик задрал штанину и показал царапину, которой можно было похвастаться вполне. Это была та царапина, на которой могли разместиться города и горы, если на нее взглянуть в увеличительное стекло. — Потрогай! Нравится?.. А теперь вставай! На тебе зеркальце и попробуй пустить зайчик вон в того голубя. Это не так просто!

— Всё в порядке? — спросил большой стекольщик, поднимаясь по лестнице.

Маленький стекольщик взглянул на солнце, на голубей, на улицу с мальчиком. Никто не пытался сцапать солнце, голуби по-прежнему кувыркались в небе, а мальчуган уже не плакал. И сказал:

— Кажется, всё.

В подвальное окно маленький стекольщик увидел господина скептика. Был он похож на рыбу, которая подплыла к стеклу аквариума и пробует произнести речь. Мальчик показал язык, но папа взял его за плечо.

— Пойдем, не нужно слишком много смеяться даже над смешными людьми. Тем более, что наш заказчик часто говорит дельные вещи. Например, он прав, когда говорит, что не у каждого, кто носит красивые ботинки, целые носки, — ты сам это видел, и не под каждой красивой прической — умная голова.

— Да, конечно! Если видишь, например, голубей, — и маленький стекольщик поднял голову, — разве нельзя сказать: «Посмотрите на этих жирных лентяев, которые только и умеют, что разносить микробов!»

— А что ты думаешь, он сказал бы про славных рыцарей?

— В своих латах они похожи на никелированные чайники.

— И я уверен, — продолжал большой стекольщик, — что он назвал бы их последними трубочистами, потому что они никогда не мыли рук.

— И этими грязными руками они поднимали платки, которые бросали им на турнирах прекрасные дамы!!! — воскликнул маленький стекольщик.

— Да, малыш. В те времена еще не обязательно было мыть руки каждый день. Но, я уверен, перед тем, как поднять платок прекрасной дамы, они все-таки вытирали руки о штаны. Но не стоит придавать всему этому слишком большое значение. Мне кажется, в городе стало бы намного скучнее без голубей, а к рыцарям не стоит относиться плохо только потому, что они не мыли руки. В конце концов, подкладка — еще не весь пиджак, а двойка не означает еще, что школьник глуп.

— Тем более, — заключил маленький стекольщик, — что еще неизвестно, что лучше — пятерка или кол.

ВРАГИ ВСЕГДА ГОТОВЯТ ВОЙНУ

— Запомни, сынок, — сказал папа-стекольщик возле дома с высоким забором, — дом, в котором живет этот наш заказчик, называется штаб-квартирой. И не забудь: если генерал что-нибудь тебе прикажет, надо отвечать «слушаюсь». А если ты сам хочешь сказать что-нибудь генералу, начинать нужно так: «Разрешите спросить, мой генерал» или «Имею честь доложить, мой генерал». Да, чуть не упустил, вместо слова «слушаюсь», можно ответить: «Готов умереть, мой генерал!» Умирать тебе не придется, но генералы любят, чтобы так говорили. И закрывали бы при этом глаза.

— Будто умерли, да?

— Будто.

— Готов умереть, мой генерал! — сказал маленький стекольщик, зажмурившись. — Так?

— Так.

У ворот штаб-квартиры генерала стояла огромная пушка. Дуло ее было заткнуто цветочным горшком, а рядом стоял одноногий часовой в мундире с блестящими пуговицами. Бесхвостый бульдог у ноги часового терзал на своей груди блох.

— Добрый день, — сказал большой стекольщик.

— Здравия желаю, — ответил часовой. — Сегодня, действительно, добрый день, — сказал одноногий гренадер, доставая из-за обшлага рукава большой платок. — Сегодня, друг, годовщина славной битвы при Фурпуре. Эх, какое это было сражение! Пули сыпались дождем, а бомбы летели градом. О, их пушкари не давали промаха! Но мы держались молодцом. Пряжки наших ремней блестели. На начищенные ружья любо было смотреть. И мы, — голос старого солдата помолодел, — выпячивали и выпячивали грудь и кричали: «Ура! Ура! Ура!» — до тех пор, пока наш противник не обратился в бегство. В этот день мне отхватило ногу. Славное было сражение! Никогда не забуду тот день! Не будь сражения, мне не носить бы эту красивую медаль. — Солдат потрогал медаль на груди. — Проводи их, капрал, — сказал солдат бульдогу.

— Гав-гав, — рявкнул бульдог и побежал впереди стекольщиков.

В штаб-квартире на каждом шагу висели сабли и седла, а с потолка спускались очень красивые, но закопченные и дырявые знамена. Видно, было некому их залатать и прокипятить в щелоке.

Маленький стекольщик зазевался и не заметил, как перед ним оказались пышные, вверх загнутые усы.

— Здорово, молодцы! — вылетело из усов.

— Здравия желаем, господин генерал, — сказал большой стекольщик.

Грудь у господина генерала была выгнута так, что он, наверно, никогда не видел своих сияющих сапог. Но зато он мог обозревать свои орденские ленточки. Их было так много, что в первую минуту казалось, какой-то шутник наклеил на мундир генерала, пока он спал, бордюр от обоев.

— Располагайтесь на бивуак и ждите распоряжений.

Генерал вышел. Большой стекольщик присел на корточки и вытащил курительную трубку, а мальчик тотчас оказался у стены, где висели пугачи и кинжалы, потом — у карт, испещренных воинственными стрелами, потом — у бомбы, — на бомбу генерал вешал свою красивую фуражку.

— Папа, — сказал маленький стекольщик, — а почему на экзамене ты не спрашивал меня про войну?

— Я знаю, малыш, что в войнах ты разбираешься больше, чем я. Каждый настоящий мальчик — в душе генерал и хорошо понимает толк в сражениях.

На столе зазвонил телефон. Большой стекольщик снял трубку и услышал:

— Первый, первый, как слышите меня? Проверяю: раз, два, три, два, один… Прием.

— Я вас слышу, прекрасный генерал, то есть прекрасно слышу, господин генерал. Но вы все-таки говорите громче, потому что слишком плотно прикрыли дверь.

— Выслать связного! — послышалась в трубке команда.

— Мой маленький помощник сейчас будет у вас.

— Папа, ведь надо говорить: слушаюсь!

— Ах, я совсем запамятовал, но ничего.

Маленький стекольщик высунул нос за дверь. В соседней комнате господин генерал стучал карандашом по карте и напевал в усы:

— Бум-бум-бум, бум-бум-бум, мы идем наобум… А, вестовой, подойди-ка, милейший!

— Слушаюсь! — сказал мальчик. И хотя он никогда не был на войне, он понял, что теперь в самый раз выпятить грудь, как у генерала.

Генерал взял листок бумаги и написал несколько слов.

— Я бы мог передать приказ по телефону, но противник, — генерал снизил голос и кивнул на окно, — может перерезать провода или подслушать. У военных всегда перерезают провода и подслушивают. Ясно?

Теперь маленький стекольщик решил, что наступил самый момент сказать:

— Готов умереть, мой генерал!

— Мы никогда не должны забывать поучительную историю, которая случилась со славным фельдмаршалом Рольмопсом в битве за старую пекарню. Фельдмаршал Рольмопс передавал приказы по телефону, не зная, что на другом конце провода трубку держал, кто?..

— Господин часовщик! — тотчас ответил мальчик, который сразу понял, что генералам нужно отвечать быстро и не раздумывая. — Ну, тот, который живет в нашем доме и ходит гулять только со своей мамой… Нет? Тогда господин скептик. Он обязательно бы взял трубку и рассмеялся бы на всю войну.

— Ты прав. Да, он захохотал. Но это был не тот господин, которого вы, милейший, назвали. Это был фельдмаршал вражеской армии Монпансье. Он подслушал приказы Рольмопса — захохотал и бросил вперед полки, чтобы рассмеяться еще сильнее, но уже в лицо пленному противнику, который еще звонил и спрашивал, что?..