– Хорошо. – Она улыбнулась как прежде, будто бы ничего не произошло. Ее улыбка не смогла устоять перед этой речью. Блондинка очень любила показать свою самодостаточность, но Ее всегда радовало, когда Андрей включал «мужика– мужика» и лишал, фактически, права голоса, хотя Она знала, что в любой момент может его остановить. Но в такие моменты Она чувствовала себя женщиной, защищенной и имеющей возможность ни о чем не задумываться, ведь рядом Он.
День стремительно начал обретать серые оттенки еще по пути к дому. Как лев в клетке, Андрей метался по квартире, нервно занимая свои руки тем или иным предметом домашнего быта. Чувство недосказанности, нелепости своего поведения и неадекватности ситуации тяготели им. Он, то и дело, хватал свой мобильный телефон, чтобы позвонить Блондинке и назначить встречу для продолжения разговора, второго раунда, в котором можно было попробовать еще выровнять ситуацию, но все время его что-то останавливало. То он вспоминал, что Она осталась отсиживать, а после утренней драмы иначе не назовешь, пару в университете, то он ловил себя на мысли, что не знает, как начать разговор и к чему его вести, после чего окончательно разбивался об понимание того, что уже ничего не изменить. Нет, нельзя сказать, что он позволил себя отправить в нокаут и сдался. Андрей не успел узнать Блондинку столь хорошо, но ему было известно одно совершенно точно: там девочка с характером и принципиальная. И даже тогда, когда Она глубоко в чем-то заблуждалась, чтобы Ее переубедить, нужно было оказаться в Ее глазах весомым авторитетом или как минимум Ее разбитым лбом. Она была искренна даже в своих ошибках. Сегодня Она своими словами показала, что лоб разбивать об Андрея не имеет никакого желания, а сам молодой человек уже не имеет той необходимой власти для того, чтобы влиять на Ее выводы. Мечущаяся фигура из комнаты в кухню и обратно не могла найти себе покоя. Андрей написал что-то вроде прощальной смс, что само по себе вызывает рвоту. «прощальное смс»… Глупость и нелепость, но это 21 век. Терпеть сил не было, разговаривать не хотелось, голова начинала остывать, а мысли вновь выстраиваться в солдатскую шеренгу. Писать всегда легче: есть время обдумать каждое слово. Но вот одна смс сменяет другую, Блондинка пишет, что была поражена размахом и искренностью ухаживаний Андрея, а он продолжает Ей намекать на то, что его айсберг, как ему казалось еще вчера вечером, степенно подходил к своей заветной цели, которая оказалась, всего на всего, холодным миражом.
Через пару часов Андрей уже сидел в своём пабе посередине барной стойки. Двойной «как обычно» мерцал в стакане, а время только-только подходило к обеду. Бармен, завидев, что постоянный гость и просто его товарищ похож на смятый упавшей с карниза крыши ледышкой капот дорогой иномарки, не стал сгоряча лезть в расспросы, а поздоровавшись, дал несколько минут, чтобы Андрей выпил и оклемался. Через некоторое время бармен вновь подошел и, протянув стакан с дорогим односолодовым виски, произнес: «Залпом». Андрей подчинился, и, по крайней мере, его тело начало расползаться в приятной, слегка обжигающей теплоте и расслабленности.
Агония
Язык заплетался, ноги предательски отказывались держать качающееся тело прямо, руки все чаще бились с грохотом об стойку, а глаза сверкали пьяным туманом. Сидящий за стойкой позволял себе изредка вспыхнуть эмоциональной вспышкой, которая венчалась омерзительным матом, однако, его никто не брался усмирять. Разговор с барменом продолжал не клеиться, а ответы на все его наводящие вопросы о столь невзрачном состоянии духа Андрея разбивались об очередной выпитый залпом стакан и прикуривавшуюся им сигарету. Пару раз человек с наружной стороны стойки даже был готов скинуть с себя историю, которая с ним приключалась утром, и даже начинал несколькими вводными предложениями, но дальше его лицо напоминало калейдоскоп всевозможных эмоций, не связанных между собой. Сначала уголки рта, насколько это было возможно, расходились в стороны, пытаясь порвать его; в следующее же мгновение губы, собравшись в кучу, уже сжимались настолько крепко, что от напряга на них появлялись складки, а сами они белели; глаза пропадали за тяжело рухнувшими на них бровями; скулы начинали играть давлением; руки раскрашивались множеством магистраль, вырисованными венами, что выпирали из-под кожи; движения становились отрывистыми и резкими, а пальцы начинали перебирать воздух, пытаясь в нем что-то нащупать. «Нельзя рассказывать. Не поймут, а Ее назовут дурой. Правильно сделают, но нужно будет драться. Не сейчас». Потом ноздри с силой несколько раз выдували перегарный воздух, и лицо окрашивалось сначала в добродушное и невинное сияние, а затем в кислую мину. Вспоминался Ее запах, который у него отняли. Как правило, после этого шел один акцентированный удар по стойке так, что у самого бьющего начинало печь и щипать ладонь, а, дождавшись, когда жгучая боль в ней пройдет, он бил еще несколько раз по стойке, но уже тише, пока на него кто-нибудь не обратит внимание, сделав своим взглядом замечание. Боковым зрением, смекнув это, он поворачивался в сторону смотрящего, улыбался и вновь запрокидывал надо ртом стакан. Упорно не получалось напиться. Тело то приятно дряхлело, то до боли в суставах напрягалось, готовясь вцепиться в кого-нибудь. Но голова… Голова оставалась неизменно ясной, мыслящей, и от того пьющему становилось еще противнее, прежде всего, от самого себя.
«Я сплю. Это бывает. Да, я же очень реалистичные вижу сны. Сколько раз меня убивали. Все нормально. Скоро все закончится, я проснусь рядом с Ней, извинюсь, что подмочил Ее бок своим холодным потом, Она меня напоит кофе, и мы куда-нибудь пойдем. А, к черту! Как так? Что в Ее голове? Это что за выходка? Сто пудово – дело в сексе. Если бы понравилось, то не исполнила бы на следующий день же. Но простите, если девка течет, то она течет. А Она текла и хотела продолжения. Что тогда? Может убогие сентименталистские воспоминания о своей первой рухнувшей любви не дают покоя. Но судя по Ее рассказам, там парнишка выставил себя редкостным мудаком и пацаном. Смех и грех, трахнуть другую, когда у тебя есть такая – мудак, спалиться – пацан. Может, напугал я? И правда, я как-то с места в карьер. Пойдем сходим туда, съездим сюда, впрягите мне коня, мне за КАД к Ней в пятом часу утра, тут и сплю рядом, и нюхаю Ее, да без отдыха от меня. Меня бы это насторожило. Определенно. Это все имело бы смысл, если бы не Ее глаза. Вот что злит! Я вижу Ее глаза. Они, мать их, го-рят! У Нее даже сегодня, пока их хозяйка мне втирала про то, что «я не ее человек», говорили:… Да они ничего не говорили, они жили мной. Или это снова паранойя, и я влюбился в идею. Но где, блядь, логика? Хотя бы эта конченная, способная рассмешить человека с раком простаты, женская логика? Куда «у нас ничего не получится», где «ты не мой человек»? Такие вещи говорят в первые минуты знакомства или когда впервые прикоснулись друг к другу. Хорошо, на самый край, когда попробовали переспать, а у вас это не получилось. Странная, конечно, штука, но с кем не бывает. Черт, и снова возвращаемся к сексу. Точно Ей что-то не понравилось. Или же уже говорят: «слушай, попробовали, не получилось». Но «попробовали», это Попробовали. А не этот ничтожненький месяц, который по событиям, что-то мне подсказывает, перебил парочку лет, что Она провела с тем. И снова к нему возвращаемся. Окей. Все понятно. Секс или в голове продолжает звучать долгоиграющая музыка похмелья после долгих вшами поросших отношений. Но ГЛАЗА! Выколите мои, чтобы я мог не видеть ее, и тогда я спокойно выпью виски и пошлю себя нахуй. Этот взгляд принадлежит мне».
Было начало девятого, когда ход гоняющихся друг за другом по кругу мыслей Андрея нарушил телефонный звонок. Надо сказать, что за это время звонков было много, но все они сразу же переводились в бесшумный режим хозяином телефона, зачастую последний даже не смотрел, кто звонит. Но этого вызова он ждал. На экране высветилось «Сергей», и Андрей ответил на звонок. Собеседником был тот самый университетский товарищ, который в злополучный день их встречи с Блондинкой стоял рядом. Эта сходка двух однокурсников была намечена еще с начала недели. Андрей в двух словах обрисовал произошедшее утром и то, как он проводил время до этого разговора, выразив надежду на скорое прибытие ему на подмогу в неравной борьбе с крепким алкоголем самого Сергея. По правде говоря, никого не хотелось видеть, особенно людей, которые знали о Блондинке и об отношении Андрея к ней, к коим относился и Сергей. Но перспектива остаться в эту ночь одному тоже не воодушевляла сидящего за стойкой. Он знал одно – нужно что-то делать, все равно что, но делать.
