Предательство жениха разбило Ольгино сердце. Она побледнела как смерть, но всё-таки смогла выговорить:

– Что ни делается – всё к лучшему! Рано или поздно тёмные стороны души Шаховского вышли бы наружу, а если б мы поженились, что-то исправлять было бы поздно. Господь спас меня от незавидной судьбы!

Однако слова остаются словами, но что делать с собственным разбитым сердцем – Ольга не знала. Она похудела и подурнела так, что в ней невозможно было узнать гордую красавицу, ещё три месяца назад танцевавшую на столичных балах. Теперь Ольга пропадала в ближайшем женском монастыре, выстаивая там все службы.

Заботы об отце легли на плечи Кати. Она целыми днями просиживала у постели графа, читала ему, поила чаем, давала лекарства, пыталась развеселить, вспоминая милые времена своего детства. Может, случилось чудо, или помогла любовь дочери, но через два месяца после смерти жены Павлу Петровичу наконец стало легче, и он начал подниматься с постели.

– Катюша, я знаю, зачем Всевышний вернул мне силы, – однажды признался граф. – Дело в том, что я не успел выполнить свой долг. Мой род угасает, и если сейчас не поторопиться, то имения и титул со временем отойдут казне, а как вы станете жить одни-одинешеньки, мне страшно даже подумать. Помоги мне, напиши письмо государю.

Катя согласилась, и отец продиктовал ей послание к императору. Павел Петрович умолял государя о милости: выбрать подходящего жениха для графини Бельской с тем, чтобы в последствии передать титул по женской линии. Отправив письмо, старик велел пригласить друзей – отца и сына из соседнего имения – и в их присутствии продиктовал завещание, по которому имение Бельцы вместе с титулом отходило мужу старшей дочери, а остальное имущество делилось поровну и передавалось его детям без всяких условий. Соседи заверили завещание графа своими подписями, и бумагу тут же переправили в канцелярию генерал-губернатора.

Исполнив свой долг, граф с нетерпением ждал ответа государя. В середине ноября фельдъегерь привез в Бельцы царский указ о том, что титул Павла Петровича после его смерти будет передан по женской линии супругу старшей из замужних дочерей. В приложенном к указу письме император сообщал, что он сам выберет для графини Бельской достойного жениха, и это будет состоятельный молодой человек, по благородству рода не уступающий невесте. О принятом решении должен был рассказать сам жених. Государь обещал, что молодой человек прибудет в Бельцы не позднее Рождества.

Казалось, что тучи над многострадальной семьёй стали потихоньку рассеиваться. Павел Петрович уже чувствовал себя лучше, однако его пугало безразличие Ольги к собственной судьбе. Дочь не хотела ни думать, ни говорить о предстоящем браке. Не выпускала из рук молитвослов и оживала лишь на церковной службе.

– Дочка, подумай о нас с Катей, – просил граф, – я болен, могу умереть в любую минуту. Твоя сестра совсем молода. Вам обеим нужна защита. Прошу тебя, встреть по-доброму выбранного государем жениха.

– Хорошо, батюшка, – не поднимая глаз, кивала Ольга, – на все воля Божья, если Всевышний захочет, ваше желание исполнится.

Граф понимал, что иссохшая богомолка, в которую превратилась Ольга, скорее всего, испугает и оттолкнет жениха. Но что с этим можно было сделать? Обратно не отыграешь…

Через две недели после получения указа от выбранного жениха по-прежнему не было ни слуху ни духу. Ольга собралась ехать в монастырь. Отец попросил её отвезти письмо матери-игуменье.

– Не буду скрывать, что прошу матушку помочь мне и уговорить тебя благосклонно отнестись к вынужденному браку, – признался Павел Петрович. – Я верю, что ты ещё обретёшь своё счастье.

Ольга не стала спорить, она лишь взяла письмо и вышла.

К вечеру во двор графского дома въехали монастырские дроги, с них слезла закутанная в чёрное покрывало мать-игуменья. Она сообщила Бельским ужасную весть: при подъезде к монастырю что-то случилось с кобылой, запряжённой в коляску графини. По словам кучера, лошадь вдруг будто взбесилась, встала на дыбы, а потом рванулась, не разбирая дороги, перевернув экипаж. Бедняга-кучер при падении сломал обе ноги, а Ольга погибла на месте.

– Мы положили графиню в нашем храме, и сейчас сёстры читают над ней псалтирь, – сообщила мать-игуменья, а потом призналась: – Для меня не было секретом, что ваша дочь очень хотела уйти в монастырь, и лишь долг перед семьёй не позволял ей сделать этого. Решать вам, но мне кажется, что графиня Ольга была бы счастлива лежать в приделе монастырского храма.

Монахиня оглянулась на побледневшую Катю, а потом взглянула на графа, ожидая его решения. Бельский попытался что-то сказать и не смог. Рот его задергался в странных конвульсиях, но бился лишь правый угол, а левая сторона осталась неподвижной.

– Боже мой! У его сиятельства удар! – закричала мать-игуменья.

Она кинулась к Павлу Петровичу и успела поддержать сползающее на пол тело. Катя бросилась ей на помощь, и вдвоем они смогли бережно опустить графа на пол. Слуги отнесли хозяина в спальню, а приехавший в поместье доктор подтвердил догадку монахини, сообщив, что после удара граф частично парализован.

– Тут уже ничего не поделаешь, – объяснил доктор Кате. – Но ваш отец ещё придёт в себя и, надеюсь, сможет говорить.

И впрямь, Павел Петрович очнулся, но ненадолго, а потом снова впал в забытьё. Зато он успел сказать дочери, что теперь ей придётся самой принимать все решения вместо него. Катя лишь вздохнула. Знать бы ещё, что правильно, а что нет…

Ольга навсегда упокоилась в том самом монастыре, куда так рвалось её сердце, а вернувшаяся с похорон Катя не смогла сразу пройти к отцу. Как посмотреть ему в глаза? Какие найти слова?.. Нет, только не сейчас! Надо собраться с мыслями и вернуть себе мужество. Хотя бы дрожь в руках унять. Раньше Катя всегда находила покой в зимнем саду. Под яркой зеленью высаженных в кадки вечнозелёных растений уходили прочь тревоги. Может, и сейчас получится?

Но чуда не произошло… Снег за высокими окнами зимнего сада всё валил, засыпая землю, а Кате казалось, что этот сияющий саван приготовлен для неё. Лечь бы и уснуть, и пусть ангелы унесут её душу к маме…

Шаги за спиной нарушили уединение. В дверях появился лакей.

– Ваше сиятельство, прибыл господин от самого генерал-губернатора! – взволнованно доложил он. – Барина спрашивает, говорит дело очень важное. Что ему сказать?

Вот уж не ко времени! Но не отправлять же губернаторского посланца назад несолоно хлебавши. Отец ведь предупредил, что дочке теперь придётся самой принимать решения.

– Проводи этого господина в голубую гостиную, я скоро приду, – велела Катя, а потом, вспомнив, что слуга не назвал ей имени визитёра, спросила: – А как зовут приезжего? Он что, не представился?

– Да нет же, ваше сиятельство, представился! Так и сказал: «Личный помощник генерал-губернатора, поручик Щеглов».

Бельцы оказались богатой усадьбой, в этом отставной поручик Щеглов разбирался со знанием дела – ведь он тоже был помещиком. Его Щегловка не тянула на полноценное имение: деревянный дом с мезонином да восемь крестьянских дворов, раскиданных по берегам мелкого ручья – вот и всё хозяйство. Не бог весть что, но Щеглов не роптал: привык довольствоваться малым, да к тому ж с младых ногтей пребывал на собственных хлебах – в армии. Бравый поручик и в мыслях не держал возвращаться в родительский дом, но судьба-злодейка сбила Щеглова на всём скаку: персидский клинок разрубил ему ногу так, что Пётр Петрович не смог больше ездить верхом. Пришлось выйти в отставку и возвращаться в родную губернию. Так и стал отставной военный помещиком. Со временем привык, распробовал приятное чувство быть самому себе хозяином и научился ценить простые радости от малых достижений в скромном хозяйстве. Свадьба с дочкой соседа стала завершающим штрихом в картине полной идиллии, которой уже стала казаться поручику жизнь в Щегловке. Поначалу так оно и было: молодые души не чаяли друг в друге, а когда Маша сообщила об ожидаемом прибавлении семейства, Щеглов пришёл в восторг. Да только не повезло ему – сынок родился недоношенным, а бедная Маша чуть не умерла в родах.