Губы жены сложились в куриную гузку, и Александр Иванович понял, что попал в точку. Отъезд в деревню, да и его отставка в планы супруги не входили. Это обнадёживало. Пряча усмешку, он скроил на лице скорбную мину.

– Лиза, ты всё равно узнаешь, да и матушка тебе непременно доложит. Лучше признаюсь сам. Я проиграл вчера Петру Александровичу Чичерину. Проиграл много – двадцать тысяч. И уже отправил ему эти деньги.

Елизавета Николаевна изменилась в лице. Она сразу поняла, что к чему в этом игривом разговоре. Муж, все свои деньги предпочитавший отдавать в рост, заплатил карточный долг из её приданого. Это означало, что мать и дед, не связываясь с самим Чернышёвым, сотрут в порошок её.

– Вы заплатили моими деньгами? – тихо уточнила она.

– У меня сейчас других нет – все вложены.

Слёзки блеснули в карих глазах Елизаветы Николаевны, а кончик носа-уточки явно покраснел, и Чернышёв засовестился. Экий он дуболом! Не стоило так с беременной… Отвлекая жену от печальных мыслей, он весело сообщил:

– У меня есть и приятная новость: я подал ходатайство о передаче мне права наследования майората вместо государственного преступника Захара Чернышёва. Так что скоро ты, Лиза, станешь графиней.

Но вместо радости супруга ужаснулась:

– Да как же так? Граф Захар жив. Или вы станете добиваться его казни?

Александр Иванович поморщился. Эта дурочка по простоте душевной ляпнула то, что шептали о нём в столичных гостиных. Чернышёв не мигая уставился в глаза жены и отчеканил:

– Лиза, не говори ерунды. Мне не нужно добиваться казни графа Захара. Он – государственный преступник, а значит, должен быть лишен всех чинов, титулов, званий и имущества. Майорат закреплён на имениях ещё его дедом. Как только сына осудят, его отец долго не проживёт, и земли вместе с титулом отойдут казне. Всё совершенно законно.

– Да? Я не знала… – протянула жена, но по её тону Александр Иванович понял, что она ни в чём не уверена.

– Значит, спроси у того, кто знает – у своего мужа, – раздражённо буркнул он и, скомкав салфетку, поднялся.

Карета уже ждала его, и по дороге во дворец Чернышёв успокоился. По большому счету, всё развивалось прекрасно. Александр Иванович чувствовал, как напуганный пролитой кровью молодой император всё сильнее увязает в путах его умелого влияния. Царь не принимал без него никаких решений и не подписывал никаких бумаг.

Открывалась перспектива не просто блестящей, а даже фантастической карьеры. Аракчеева уже отослали. Олимп был свободен. При особом уме и известной ловкости можно было его занять. Сделаться наконец-то первым из первых.

Первое лицо!.. С чем можно сравнить этот эфемерный налёт «особенного» почтения окружающих? С тенью? Или с эхом? Вроде бы и нет никаких оснований, но народец-то уже слухами напитался, заметку себе сделал: «ожидается назначение». Вот уже и головы склоняются ниже, и взгляды подобострастны. В бесконечных анфиладах Зимнего дворца сегодня эта тень или эхо присутствовали особенно явно. У Чернышёва потеплело на сердце: скоро, по всему видать, скоро… Он вошёл в приемную и кивнул дежурному флигель-адъютанту. Тот мгновенно вскочил, вытянулся по стойке «смирно» и сообщил:

– Пожалуйте, ваше высокопревосходительство, его императорское величество ждёт вас.

Отлично, он приехал на полчаса раньше, а его уже ждут! Чернышёв прошёл в кабинет и прямо у двери почтительно склонил голову. Завидев его, государь поднялся из-за стола.

– Здравствуйте, Александр Иванович, – четко, по-военному выговаривая слова, сказал он. – Проходите, докладывайте.

Государь вернулся на своё место и указал визитёру на парное кресло с противоположной стороны широкой, крытой зеленым сукном столешницы. Генерал-лейтенант про себя усмехнулся: Николай Павлович сидел так, чтобы, подняв глаза от бумаг, упираться взглядом в портрет жены. Все слабости нового государя лежали на поверхности, но упаси бог было подать вид, что замечаешь их.

– Вы привезли показания Трубецкого? – нетерпеливо поинтересовался царь.

– Да, ваше императорское величество. Вот, пожалуйста, собственноручно изложено Трубецким, – сообщил Чернышёв, выкладывая на стол несколько исписанных листов. – Вопросы перед арестантом были поставлены так, как вы изволили приказать.

Николай Павлович взял верхний лист и углубился в чтение. Чернышёв ждал, а пока его мысли опять вернулись к главной проблеме: Александру Ивановичу очень не нравилось, что в его комиссии стал усиливаться генерал Бенкендорф. Они были почти ровесниками, с одинаковыми заслугами за прошедшие войны. Бенкендорф считался умным человеком и так же не стеснялся в выборе средств, как и сам Чернышёв. Но у соперника вдобавок ко всему прочему имелись очень весомые связи: его сестрица Дарья Христофоровна Ливен – жена русского посланника в Лондоне – славилась огромным влиянием в Министерстве иностранных дел. Бенкендорф становился опасным. Вот и нужных показаний от арестованного Трубецкого добился именно этот хитроумный немец. Чернышёву пришлось вступить с наглецом в конфликт, чтобы самому передать эти бумаги государю. Бенкендорф рвался представить их лично.

Теперь, когда нет Аракчеева и появился шанс сделаться первым министром, начинает лезть вперёд всякая шушера. Не успеешь оглянуться, как тебя уже обставят! «Неужели Бенкендорф целит на то же место? Это просто неслыханная наглость», – размышлял Чернышёв.

За своими мыслями он чуть было не пропустил момент, когда император закончил читать. Николай Павлович поднял голову, и по его растерянному лицу стало понятно, как он оскорблён.

– И чем же я так плох? – сердито осведомился царь. – Ну, эти бедные отставные корнеты и прапорщики мне понятны. Никто даже не подозревает об их существовании – а тут вдруг они до небес взлетают: судьбой России играют, лавры Наполеона примеряют. Но Трубецкой – он же Рюрикович!.. Блестящая карьера, богатство, престижное родство – всё брошено в грязь. Ради чего такой человек соглашается быть диктатором в богомерзком деле? Я ещё ничего не успел, а он меня уже приговорил к смерти как неподходящего правителя!

– Всё от распущенности, – вкрадчиво подсказал Чернышёв, – вседозволенность в армии за последние годы сделалась чудовищной. Офицеры мнят себя вольными стрелками. Повсеместно на караул во фраках являются. Силы не чувствуют, укорота нет.

Император согласился с ним сразу:

– В армии пора наводить порядок, как, впрочем, и во всех остальных сферах нашей жизни. Беритесь за армию. Через месяц я хочу получить подробный доклад о положении дел во флоте, в строевых частях и военных поселениях. Я хочу, чтобы вы устроили тщательную проверку всей работы этого ведомства.

– Рад стараться, ваше императорское величество! – отчеканил Чернышёв. В душе он ликовал. Всё-таки военное министерство отойдет ему! Теперь, накопав побольше грязи, он раскритикует своего предшественника и предложит действенные меры. Ну а это уже полдела. Хорошо говорить и писать отменные доклады он научился ещё в Париже, не зря даже император Наполеон считал любовника своей сестры очень способным человеком.

Вот дело и сдвинулось с мертвой точки, мысленно поздравил себя Чернышёв. Судьба наконец-то снизошла: одно из его заветных желаний исполнилось. Теперь второе! Титул. Сейчас, когда удача сама шла в руки, оставалось только не оплошать, крутиться порасторопнее…

Впрочем, не всё было так однозначно. Полз упорный слушок, что императрица-мать со своим немецким скопидомством всячески противится раздачам из казны. Честно сказать, причины у Марии Фёдоровны на это были. Забрав из покоренной Франции большую часть сокровищ Наполеона, покойный император Александр перестал ценить российские богатства и щедрой рукой раздавал из казны имения, крестьян и деньги. Мария Фёдоровна рвалась прекратить этот золотой дождь, но на старшего сына влияния не имела. Зато теперь она собиралась отыграться за всё и сразу. Вдруг не отдаст майорат графа Захара? Что тогда?.. Остаётся титул и собственность Боба…