Разумеется, Мехмед имел полное право не посещать супругу, к которой не испытывал влечения. Иначе это стало бы пыткой. Он не был обязан превращать собственную жизнь в пытку лишь затем, чтобы девочка, завидовавшая к более удачливым соперницам, стала чуть-чуть счастливее.
* * *
Временами Андреас жалел, что Гюльбахар-хатун живёт в Дидимотике, а не в Манисе. Если бы принц воссоединился со своей первой супругой, то на уроках греческого языка вёл бы себя спокойнее, в сотый раз не пытался поцеловать учителя. И ведь Андреас даже рассердиться не мог, потому что не хотел сердиться. Выразительный взгляд серых глаз и лукавая улыбка заставляли прощать всё. Ах, этот рыжебородый юноша с крепкой фигурой воина! Оставалось только восхищаться его изобретательностью, когда он пытался вырвать у учителя очередной поцелуй.
Терпеть проказы восемнадцатилетнего ученика становилось всё более мучительно, потому что Андреас перестал запрещать себе эротические мечты. Он был уже не в силах запрещать себе, сознавая, что ученик вырос. И вот этот ученик в очередной раз придумывает что-нибудь. Например, вынимает из-за пазухи немного помятый лист бумаги и говорит:
— Прочти.
Следуя уже сложившемуся обычаю, он приносил свои стихи, но однажды принёс не стихи, а отрывок из некоей книги, тоже на турецком языке.
Верхняя строка сразу обращала на себя внимание:
— Глава пятнадцатая. О получении удовольствий, — вслух прочитал Андреас и спросил: — Что это?
— Мой перевод из одной персидской книги, — хитро улыбаясь, ответил принц.
Вот уже два года, как учитель литературы, перечитав с Мехмедом все основные сочинения на турецком, начал обучать его персидскому языку, чтобы ещё больше расширить литературные познания своего подопечного, а теперь принц, очевидно, решил похвастаться своими знаниями перед Андреасом.
— Это книга-наставление для наследника престола, — продолжал рассказывать Мехмед. — Там очень подробно говорится о том, как и что должен делать будущий правитель. Раньше я читал эту книгу по-турецки в чужом переводе, а теперь решил сделать свой. Помнишь, ты говорил когда-то, что переводчики часто выбрасывают из текста целые куски, которые считают ненужными, и многое переиначивают? Ты был прав. А я даже не узнал бы, как отличаются наставления в книге, если бы не дворцовый библиотекарь. Когда я попросил его назвать все сочинения на персидском, которые есть в здешней библиотеке, он сказал мне про персидский текст этой книги. И предложил сравнить с турецким переводом. Учитель, это оказалось так забавно! Читай.
Андреас начал читать вслух:
— Если ты влюбляешься, то не должен беспорядочно, будучи хоть пьяным, хоть трезвым, предаваться соитию. Хорошо известно, что семя, которое ты извергаешь, даёт начало новой душе и новому человеку, поэтому, если ты совершаешь соитие, то лучше не делай это, будучи в состоянии опьянения.
Мехмед усевшись по правую руку от учителя и тоже заглядывая в текст, всем своим видом показывал, что самое интересное будет впереди, и именно поэтому Андреас решил не торопиться:
— Здравая мысль, — произнёс грек. — Я, пожалуй, соглашусь.
— Учитель, но ведь этот совет не для нас! — улыбнулся принц и, по обыкновению дурачась, толкнул Андреаса в плечо. — Мы с тобой можем пить или не пить, и в любом случае это не будет плохо, ведь наше единение не приведёт к появлению нового человека.
— И всё же лучше не смешивать два удовольствия, — с нарочитым спокойствием отвечал Андреас. — Опьянение от хорошего вина это одно. Соитие — другое.
— А суфии предпочитают смешивать, — заметил принц. — В суфийской поэзии любовь это опьянение. Но поскольку суфии пишут о любви, обращённой отнюдь не на женщину, то наставление принцам, которое мы читаем, нисколько не противоречит учению суфиев.
— Ты полагаешь, что автор наставлений был знаком с поэзией суфиев? — спросил Андреас.
— Да, учитель. Да, — запальчиво отвечал принц. — Иначе и быть не может. Но ты лучше почитай, что дальше. Вот здесь, — Мехмед ткнул пальцем в середину листа, и Андреас начал читать:
— Выбирая между женщинами и юношами, не ограничивай своих влечений к тому или иному полу, поскольку можно получать удовольствие от обоих, не отвергая с неприязнью ни тех, ни других.
— Учитель, ты опять согласен? — хитро улыбнувшись, спросил принц.
— Да, — спокойно отвечал Андреас.
— Но ты же отвергаешь женщин.
— Я отвергаю их без неприязни, — ответил грек. — Просто отвергаю. И мне бы очень хотелось думать, что твой перевод верен. Отвергать можно по-разному. Можно не есть шербет, и в этом нет оскорбления для любителей шербета, но уверять их, что шербет отвратителен, и удивляться тому, что многие предпочитают такое лакомство, будет уже оскорблением.
— Учитель, и всё же ты не любишь женщин, — продолжал улыбаться принц. — Женщины, которые привлекательны, это твои соперницы. Ты полагаешь, что женщины отвлекают мужчин и в особенности юношей от изучения наук.
— Когда путник сворачивает с дороги, потому что из чайханы доносится запах плова, то разве плов виноват, что путник отклонился от пути? — спросил Андреас, но, видя недоверие принца, добавил: — Хорошо, не буду лукавить. Я предпочёл бы, чтобы чайхана не стояла так близко к дороге. Тогда, возможно, путник прошёл бы мимо и даже не задумался о том, что голоден.
Это была не совсем правда. Андреаса частенько заставляли злиться увлечения его учеников, но он старался победить в себе это и потому сказал то, что сказал. «Девочки ни в чём не виноваты. Они даже не понимают, что делают, и чему мешают», — убеждал себя грек, надеясь, что Мехмед не станет подвергать этот тезис сомнению, рассуждать о женском коварстве.
К счастью принц не стал:
— Тогда пойдём дальше по дороге, учитель. Читай дальше, — попросил он, и Андреас прочёл:
— Более того, если, как я уже сказал, половая распущенность несёт вред, то строгое воздержание тоже таит в себе опасности для здоровья.
Принц хмыкнул в кулак:
— Учитель, вот совет для тебя. Строгое воздержание вредит здоровью.
— Опять не спорю, — серьёзно ответил Андреас. — Но поправлять своё здоровье ценой своей жизни безрассудно. Ты же не этого от меня ждёшь?
Мехмед, ещё мгновение назад весёлый, отчего-то погрустнел:
— Учитель, я не собираюсь принимать все советы этой книги! Это всего лишь старая книга, и то, что она говорит, местами похоже на слова старика, выжившего из ума. Но всё равно читай дальше.
Андреас принялся читать:
— Проявляй осторожность, когда жара достигает своего пика, или когда холода усиливаются, поскольку именно в эти два периода соитие наиболее вредно.
— Вот как раз глупость! — воскликнул Мехмед и снова повеселел. — Почему это может быть вредно? Мой лекарь, к примеру, говорит другое. Он утверждает, что в этом одна сплошная польза. Мужчина ничуть не вредит себе, когда делает то, для чего создан. Ведь так, учитель?
Андреас, понимая, куда клонит Мехмед, не ответил, а опустил глаза к бумаге с переводом и заметил:
— Вот здесь, в самом конце сказано, что разговоры о соитии пробуждают желание. Это правда. Зачем ты ведёшь со мной такие разговоры, мой ученик? У тебя есть две жены, чтобы ты мог дать выход распалённой страсти. А мне что посоветуешь делать?
— Учитель, мы с тобой в одинаковом положении, — ответил принц. — Ты знаешь, что я лучше буду рукой обходиться, чем искать удовольствий на женской половине дворца.
Мехмед, по-прежнему сидевший справа от учителя, чуть повернулся и ткнулся лбом учителю в плечо: