Кем она была? В том ли теле родилась? Быть непонятой даже собственным телом - это ли не несправедливость? Когда внутри тебя живет мужчина, который забивает маленькую девочку, хоронит ее раз за разом и тягает за волосы? А ведь девочке так хочется расцвести. Как цветку. Чтобы в глубоко синей комнате забрезжил темный пламень цвета спелой вишни, чтобы на серебряных блюдах из-под бабушкиного "Наполеона" с горкой лежали вишни, тяжелые, спелые, как соски у зрелых женщин. Чтобы вишен было так много, что они скатывались бы под тяжестью собственного веса и ее безумия. Чтобы был зеленый виноград и сухие апельсины. Нет, не из Марокко. Просто сухие, как кожа на ее барабане.
У всего есть звук. И у горечи тоже. И вкус у горечи тоже есть. Горечь на вкус как мертвая плоть на плоской белой тарелке. Зеленовато-гнойная плоть, скрученная кусками, с прозрачно-зелеными крепкими обкусанными ногтями, с тяжелым дурманящим запахом, обильно политая медом сверху. Украшенная цветком ванили. Ты жуешь ее, и по твоему подбородку стекает мед вперемешку со слюнями. Ты сидишь в белой-белой комнате. Ты нагая девочка. Твои руки испачканы в мазуте, и ноги тоже. Ты оставляешь следы на белом полу и стенах. Маслянистые коричневые разводы, они так портят белый цвет! Ты облизываешь свои мазутные пальчики, и вот на подбородке твоем мазутный гнойный мед. Ты встаешь, идешь по комнате, оставляя после себя коричневые разводы. Но лучше бы это был черный цвет, ведь черное на белом смотрится так благородно! А единственное, что навевает мысли при виде коричневых полос на белом полу - колючая школьная шерстяная форма. Ты в клетке. Ты в клетке наедине со своим безумием. Нет возможности смыть мазут, нужно сжевать плоть до конца. Потом ты будешь лежать в белой комнате в забытьи, надуваться, как утопленник, а потом р-р-раз - и ты уже гниющая синяя масса. Входишь новая ты. Ты в белой одежде. Ты садишься на корточки у массы, смотришь на нее с благодарностью. Потому что знаешь - все плохое осталось позади. Ты сгнила и возродилась заново.
И горечь ушла.
Холодные пески
Ты - моя бесконечность. Мое все. Я так люблю тебя, моя девочка! Ты же у меня такая хорошая, покажись же наружу. Хочешь, я поуговариваю тебя? Ты же так любишь это. Хочешь? Ну давай. Представь, что мы сидим с тобой на пляже. Пляж этот уже очень старый, он многое повидал. Посмотри, какой здесь белый песочек. А смотри, сколько здесь ракушек. Смотри, смотри! А погляди, какие красивые коряжки. Смотри же, смотри, открой глаза шире! Не хочешь? Ладно. Давай помолчим, столько, сколько тебе угодно. Я тут собрала тебе морские гостинцы. Я их здесь положу, рядышком.
Знаешь, ты мой дракон, которого надо выманить из пещеры. Драконы-то обычно свирепые, злые и кровожадные, но ты не такой. Ты очень трусливый дракон. Чтобы выманить тебя из твоей берлоги, нужно, мне кажется, поджечь ее вход. И то не факт, что ты выберешься, а не решишь гореть. Помнишь ту фразочку: "В случае пожара - горите?" Вот это о тебе.
Тук-тук. Эй, ты не решила еще выходить? Нет? Ну давай еще посидим. Сколько уж прошло? Два года, как я здесь сижу? А нет, прошло просто много времени. Просто много, без привязки к датам или пространству, очень много. Ты все ее страдаешь? Поговорить, может, хочешь? Ты не злись на меня. Я вытащить тебя хочу. Просто ты так давно сидишь в этом домике, что даже он уже прохудился.
Ты как-то очень необычно влияешь на природу вокруг. Я такой духоты и свинцового низкого неба не видела нигде. И дом твой...у него уже и краска зеленая слезла, и с виду он нежилой. И доски уже видны из-под краски, иссушенные. Может, пора бы уже?
Знаешь, мне тоже страшно. Страшно оттого, что я не знаю, как ты выглядишь. Я так давно потеряла тебя, что даже не знаю, на кого ты стала похожа, когда выросла. Я очень хочу тебя увидеть. Я хочу взять твое лицо в свои ладони и поцеловать в лоб. Я даже не представляю, холоден он или горяч. Он тепл, быть может? Хотя разве может быть теплым лоб у той, которая управляет даже природой вокруг? А давай вспомним Карину. Рядом с ней все цветет, у нее солнце внутри. Что внутри тебя, что небо над тобой свинцовое? Мне очень тяжело, Ксюша. Мне так страшно от того, что я тебя совсем не знаю. Мы живем с тобой в одном теле, а я не знаю, как мне соединиться с тобой. Ты выросла, но я не знаю, во что. Какая ты? Почему я вижу только то, как ты хоронишь себя? Где тот маленький наивный ребенок, который вдруг куда-то исчез? Он просто перестал существовать, он не ушел, не умер, просто стал небытием. Вспомни ту фотографию, где ты на море, сидишь в красном стуле с обезьянкой. У тебя же там такой взгляд...ты же там бросаешь вызов всему миру, а ведь тебе только шесть! А фотография у входа в садик? Там уже видно ту, которая прячется в домике: угрюмая, взгляд недоверчивый. Там тебе пять. А вспомни фотографию, где ты на ветке яблони лежишь? Осень, такая тягучая и сладостная, и этот запах костров и терпких яблок, и гудок паровоза в лесу... И ты такая озорная на этой фотографии, у тебя такой хитрый взгляд! Ты же там такая лиса, и светишься изнутри и снаружи, ведь солнце ласкает твою мордашку и волосики, и они аж искрятся! И яблоко такое большое и сочное, ведь ты до сих пор помнишь его вкус и то, как оно распадается на белые сладкие крупички. Где мой ребенок? Куда он пропал?
Мне так хочется обнять тебя и прижать. И убаюкать. Успокоить. Чтобы мы воссоединились, и ты растворилась во мне. И мы стали бы наконец одним целым. У меня без тебя внутри пустота. Ты ушла, и ее ничем не заполнить. Я знаю, тебя потрепала жизнь. Ты совершила много ошибок, за которые сейчас сама себя и ругаешь. Ты поэтому не хочешь выходить из дома, да? Я знаю, ты не хочешь говорить об этом. Я знаю о тебе все, потому что я - это ты. Но мне очень нужно, слышишь, очень нужно достучаться до тебя. Я без тебя не знаю, кто я такая, и куда мне идти.
Ксюшка. Ты же любишь, когда тебя так называют? Я смотрю в это черное окошко, а тебя не вижу. Вижу только себя. У меня длинное лицо, высокий лоб, длинный нос, выступающий подбородок. Узкие губы-ниточки. Мне кажется, или я действительно чувствую твои холодные пальцы за стеклом? Чуть влажные и холодные. Хотя бы так, и то хорошо. Я знаю, ты считаешь себя некрасивой. И уже ни одному человеку не переубедить тебя в том, что это не совсем так. Ты же сама знаешь, что у всех разные понятия о жизни и красоте, так чего ты тогда думаешь, что похожа на Бабу Ягу? Та вообще была не абы кто, а богиня, покровительница! Может, стоит метить в богини, а не в поломойки? Богини ведь берут властью и харизмой. Да, ты будешь говорить, что все любят красивых и успешных. И если ты думаешь, что красивой тебе не стать, то может, стать личностью?
Я знаю, что ты завидуешь. Знаю, что зависть твоя зеленого цвета, изумруды горят. Это видно даже сквозь окошко. Ты завидуешь тому, с какой легкостью твои друзья завоевывают симпатии людей. Ты тоже хочешь так. Но ты разве такая? Разве тебе нужно завоевывать симпатии всех людей вокруг? Ты же бука. И разве стоит переделывать и ломать себя, если ты никогда не будешь такой, как они? Ты другая. Другая. Ты лучше. Тебе нужно принять и полюбить себя.
Вот сумерки спускаются. Мы давно уж здесь, правда? Песок остывает, ногам холодно становится. Не люблю это время. Знаю, что завтра он снова будет горяч, но холодные пески и камни - не мое. Странно, что здесь звезд не видно. Ведь в твоей голове их мириады, а здесь ни одной. Черное небо. Неужели тебе так тяжело? Неужели нет ни одной звезды, которая бы посветила тебе? Неужели нет ни одного ориентира? Может, спросим у моряков и маяков, как они определяют путь? Эй, маяк! Хэй-хо, это же твоя любимая игра слов. Маяк - маяк. Может, позовешь своего любимого поэта и спросишь об ориентирах у него? Хотя...лучше не стоит. А я знаю, что ты любишь башни и маяки. И твоя мечта, одна из - посидеть в шторм у окошка маяка и выпить рому из зеленой бутылки. И чтобы смотритель-Хемингуэй, хотя ты его и не любишь, как писателя, но в качестве смотрителя он хорош. Или чтобы итальянец был смотрителем. Тоже ведь неплохо. Старый итальянец, смуглый, с черными морщинами от забитой в них пыли, в старой износившейся тельняшке. Он такой же нелюдимый, как и ты, и вы просто сидите и смотрите в окна, и у тебя в голове: "Мы сидим и смотрим в окна, тучи по небу летят. На дворе собаки мокнут, даже лаять не хотят". И ты в старых джинсах, светлых, потертых, в болотном свитере с широким горлом и тяжелых ботинках. Холодно, дождь бьет в стекло, а тебя изнутри греет алкоголь и спокойствие. Это ведь так заманчиво, быть спокойной? Хотя... тебе ведь никогда не понять того, как это, не так ли? Ты же рождена для постоянных скитаний и метаний, постоянно быть в поиске ответа на вопрос, ты ведь даже вопрос сформулировать не в силах.
