Когда шалаш был готов, они покрыли его лапником с болота, залезли внутрь и решили пообедать хлебом, который Эйдан прихватил с фермы. Темноволосый кудрявый парнишка поежился, и его друг тут же спросил:

– Ты замерз?

– Немного, – ответил Эйдан, который не хотел показаться слабым. – Все нормально.

Без малейших колебаний старший мальчишка стащил с себя красный шарф и обмотал его вокруг шеи младшего:

– Держи, а то простудишься.

Эйдан лишился дара речи от удивления.

– Спасибо, Дин, – наконец смущенно пролепетал он, гладя теплую материю пальцами.

Остаток дня они провели в лесу. Эйдан был охотником, а Дин – его верной гончей, и они часы напролет носились между деревьями за воображаемыми оленями и лисами. Уже в сумерках они попрощались и разошлись по домам. Ни один из мальчишек так и не вспомнил, что красный шарф остался обмотанным вокруг шеи Эйдана.

– Где ты его взял? – спросила его матушка, стоило ребенку пересечь порог.

Эйдан честно рассказал о произошедшем, и мать отругала его, ведь приносить домой чужие вещи было запрещено.

– Мы немедленно пойдем к ним, и ты извинишься перед миссис О’Горман, – распорядилась она.

– Да, матушка… – вздохнул Эйдан, честно не понимая, что он сделал не так, ведь он просто забылся; взрослые зачастую поступали так нечестно.

Но, как только ни собрались в дорогу, в дверь постучали. Это была миссис О’Горман с сыном. Мать Эйдана чуть ли не на колени перед ней упала, лишь бы та приняла ее извинения. Она и сына заставила просить прощения. Сняв с сына шарф, она вернула его Дину. Пока матери разговаривали, Дин ухватил Эйдана за руку и утащил его в угол, где Тернеры держали скот зимой. Поглаживая мягкую шерсть животных, Дин, наконец, сказал:

– Знаешь, мне все равно, что шарф остался у тебя, тем более он тебе так идет. Но матушка разозлилась.

– Моя тоже, – вздохнул Эйдан.

– Шарф мне вернули, но я могу дать тебе кое-что взамен… – Дин бросил настороженный взгляд в сторону женщин и, убедившись, что они заняты, запустил руку в карман и передал в ладонь друга одного из своих оловянных солдатиков.

– Ты не можешь отдать мне его, это же полковник Блэйк! – глаза Эйдана широко распахнулись.

Они назвали этого солдатика в честь Роберта Блэйка – отца-основателя Королевского флота. Во время их игр Блэйк никогда не терпел поражений.

– Могу, – возразил Дин. – И он теперь твой. Просто постарайся его не сломать. И не показывай маме.

– А как же твоя матушка? – поинтересовался Эйдан.

– Я скажу, что потерял его.

Темноволосый мальчик восхищенно взглянул на солдатика в своей руке. Это был лучший подарок за всю его жизнь. Он быстро спрятал игрушку в карман, а потом обнял Дина и поцеловал в щеку. Блондин покраснел как помидор, но расплылся в улыбке. Матерям пришлось оттаскивать их друг от друга, чтобы увести Дина домой, поскольку Эйдан вцепился в него как белка в свой последний орешек.

Эйдан никогда не говорил другу, насколько сильно он хотел иметь свои игрушки. Или о том, что он завидовал красному шарфу…. Он никогда не говорил этого вслух, но все равно Дин как-то узнал… Он всегда знал, что происходит с Эйданом. К сожалению, три года спустя оловянный солдатик потерялся в лесу. Эйдан очень грустил из-за этого, но все равно проявление любви и заботы Дина было важнее. Эти воспоминания он пронес через всю жизнь.

Стихла музыка вдруг,

Танец страсти угас.

Мы сбежали с тобой к морю.

Но ветер швырнул

Брызги соли в лицо,

Суля только горе.

Я понял тогда – ты должен уйти...

Голос Эйдана сорвался. Он задрожал, пытаясь найти взгляд Дина, надеясь, что возлюбленный сможет унять его боль, как он это делал обычно.

– Я не хочу, чтобы ты уходил, – проговорил он.

Дин открыл глаза и нежно улыбнулся ему.

– Пожалуйста, Эйдан, не останавливайся, – попросил он, и брюнет вздохнул и кивнул.

Я понял тогда – ты должен уйти.

Этот мир не для нас – параллельны пути.

Отпускаю тебя в бесконечную тьму,

Но скажи – почему?

И на наших глазах

Море вспенилось вдруг.

Разыгралась стихия.

Вновь стою я один.

Только крик в вышине –

Поют твои крылья.

Теплая и влажная июльская ночь. Ни облачка на бархатном бескрайнем небе. Только звезды мерцают яркими искрами меж ветвей старого дуба. Тишину нарушает лишь завораживающий хор лягушек и ночных насекомых. Эйдану было 23, и он лежал на спине, закинув руки за голову. Дин был рядом. Они оба были обнажены, и блондин упоенно покрывал поцелуями прекрасное тело любовника.

– Это просто потрясающе! – выдохнул Эйдан.

– Рад, что тебе нравится, – откликнулся Дин, на мгновение прервавшись между двумя поцелуями.

Юноша фыркнул:

– Я не о тебе говорю, а о небе над нами. Ты должен посмотреть!

Дин отвлекся от своего занятия и поднял голову, смертельно серьезно взглянув в лицо возлюбленного. Эйдан широко улыбнулся, отметив, что глаза Дина остаются голубыми даже в темноте.

– Я правильно понимаю, что мои попытки возбудить тебя заранее обречены на провал? – спросил блондин.

– Боюсь, что пока да. Лучше посмотри со мной на небо!

– Я не хочу смотреть на небо, – поморщился Дин. – Я хочу тебя.

– …ну, пожалуйста. Ты не знаешь, от чего отказываешься, – взмолился Эйдан.

Дин недовольно засопел, но сдался. Он упал на одеяло рядом с брюнетом, и повернулся к нему спиной. Эйдан знал, что его упрямый возлюбленный обиделся, но это его никогда не останавливало. Он обнял Дина и оставил на его обнаженном плече несколько легких поцелуев.

Эйдан лежал так достаточно долго, любуясь звездами и слушая тихое дыхание Дина. Для него это было лучшее место на земле и лучший момент времени. Над головой было небо, рядом – теплый и нежный возлюбленный.

Примерно час спустя он зарылся лицом в светлые волосы и прошептал:

– Если ты еще хочешь меня, то я готов.

Ответа не последовало. Эйдан приподнял голову, чтобы взглянуть на Дина, и с улыбкой отметил, что тот спит. Тогда он осторожно подтянул одеяло, накрывая их обоих, выбрал из волос блондина несколько травинок и нежно поцеловал его в висок, а затем заснул и сам.

Проснулся он несколькими часами позже от требовательных страстных поцелуев, покрывающих его живот и бедра. Звезды уже исчезли, и на востоке занималась заря, окрашивая небо в розовые тона.

– Доброе утро, – сонно пробормотал он и лениво потянулся, наслаждаясь ласками.

Дин потерся носом о дорожку темных волос, спускающуюся от груди Эйдана, и с улыбкой поднял голову:

– Помнится, ты сказал, что готов стать моим. Так что я решил не ждать, пока ты проснешься сам.

– Так ты просто притворялся спящим, паршивец! – рассмеялся Эйдан.

В предрассветных сумерках глаза Дина казались зелеными, как листья папоротника. Растрепанные волосы, лукавая улыбка и озорной взгляд делали его похожим на фавна – похотливое создание из римской мифологии. Эйдан читал о них в одной из книг мистера Армитэджа, и они всегда его интересовали. Фавны выглядели как люди с козлиными ногами, так что, когда Дин подтянулся, чтобы украсть его поцелуй, Эйдан не удержался и провел ладонью по его бедру, радуясь, что у возлюбленного красивые человеческие ноги.

В то утро он отдавался Дину дважды.

Ты улетал, плача имя мое,

Руки-крылья раскрыв над соленой водой.

Пути назад нет – море нежит волну,

Но скажи – почему?

Плачет прибой – зовет за тобой – домой.

Море волной – зовет за тобой – домой.

Эйдан повторил последние строчки дважды и замолчал. Дин полностью расслабился в его объятиях. Его глаза были закрыты, и он выглядел настолько безмятежно, что Эйдан понял, что неосторожным движением может легко разрушить атмосферу спокойствия, созданную песней. Он не хотел вновь видеть в голубых глазах страх. Бросив взгляд в маленькое тюремное оконце, он понял, что не сможет так определить время, но что-то подсказывало ему, что отпущенные им три часа на исходе.