Эйдан наклонился и поцеловал Дина в кончик носа. Блондин медленно открыл глаза, будто бы приходят в себя после транса.
– Я думаю, нам стоит одеться, любимый, – прошептал брюнет.
Одевались они в молчании. Оба чувствовали, что ужасный момент, когда нужно будет сказать друг другу последнее «прощай» неумолимо приближается. Оба неосознанно верили, что, пока эти слова не будут произнесены, еще можно будет что-то изменить.
Приведя в порядок одежду, они сели прямо на пол, прижавшись спинами к холодной стене. Они просто сидели рядом в тишине несколько минут, слепо смотря прямо перед собой. Три часа – настолько неизмеримо короткий срок, чтобы рассказать о любви всей жизни. Не существует универсального способа объяснить такие вещи, не существует правильного прощания, когда ты всего лишь человек. Когда ты в отчаянии. Внезапно, Эйдан понял, что больше не в состоянии это выдержать. Он порывисто схватил руку Дина, быстро и уверенно поцеловал тыльную сторону и переплел пальцы, вцепившись в них почти до боли, чувствуя, как Дин отвечает с той же силой…
А потом они услышали стук, и дверь приоткрылась.
– Эйдан, мне жаль, но тебе пора, – раздался голос Грэма. – У вас есть еще несколько минут, но затем тебе придется уйти.
Дверь вновь закрылась. Они поднялись на ноги, и Дин коснулся ладонью затылка Эйдана, заставляя того наклонить голову, а затем прижался своим лбом к его.
– Послушай меня, – заговорил он. – Уезжай из этого жалкого города. Найди себе новое место для жизни. Женись. Если у тебя родится сын, то можешь назвать его Дином. Он будет носить мое имя, но красоту и жизнелюбие он унаследует от тебя. Я буду с тобой всю твою жизнь – в твоем сыне. Ты сможешь найти счастье, ведь я прошу тебя. Ведь я тебя люблю.
– Ты так любишь командовать, Дин О’Горман, – мягко усмехнулся Эйдан.
– Я знаю… – Дин печально улыбнулся. – Мне повезло, что ты любил меня, несмотря на все мои недостатки.
– Я люблю тебя вместе с твоими недостатками, – нежно ответил брюнет.
Тогда он почувствовал, что наступил момент их последнего поцелуя. Он склонил голову и прижался к губам Дина, стараясь лаской выразить всю свою любовь, нежность и заботу. Дин откликнулся немедленно. Поцелуй стал глубже и чувственнее. Для Эйдана он был похож на дикую землянику, которую они собирали детьми. А еще в нем смешались вкус земли и леса, солнечных лучей и тепла на коже, вкус самого Дина – непонятный, но такой знакомый, единственный, успокаивающий и родной… И скоро – слишком скоро – все закончилось, и они отстранились друг от друга.
Дин провел рукой по темным кудрям.
– Эйдан… завтра… прошу, не приходи, – попросил он.
– Почему?
– Это будет ужасно… Я не хочу, чтобы ты это видел… Не хочу, чтобы видел меня… униженным, изуродованным. Я не хочу, чтобы ты запомнил меня таким.
– Тернер, пора, – в комнату вошел Мактавиш.
Эйдан привлек возлюбленного в объятия.
– Все будет хорошо… все будет хорошо… – зашептал он.
Отстранившись и в последний раз взглянув в лицо возлюбленного, он заметил одинокую слезинку, скатившуюся по щеке Дина. Больше не заботясь о том, что Грэм смотрит, ведь терять ему больше было нечего, Эйдан вновь склонился и прижался губами к щеке блондина, собирая влагу. Так он и покинул камеру, унося на губах обжигающе-соленый привкус единственной слезинки Дина, которую он видел за всю свою жизнь. Уходя, он не оглянулся, чувствуя, что просто этого не выдержит.
Шагая прочь по темному коридору, он сожалел лишь об одном: что последние его слова любимому были очевидной ложью.
====== Глава 4. Дракон и веревка ======
Эйдан видел казнь всего раз в жизни – в Вудхилле, когда ему было девятнадцать. А еще именно тогда он окончательно понял, что им с Дином никогда не суждено быть вместе полностью. Все, абсолютно все, было против них. Эта любовь была запретна, а у их истории просто не могло быть счастливого конца.
Дин должен был отправиться в Вудхилл по желанию родителей. Там жили его дальние родственники, чья 17-летняя дочь созрела для замужества, и О’Горманы решили, что она может стать достойной парой их единственному сыну. Дин, безусловно, был не в восторге от этой идеи, но не мог разочаровать семью.
– Я так понимаю, тебе надо постоянно меня видеть, чтобы не забыть, кого ты действительно любишь, когда ты встретишь очаровательную юную мисс Эдкинс? – рассмеялся Эйдан, когда Дин позвал его с собой.
– Я просто хочу, чтобы ты поехал со мной… – фыркнул в ответ Дин.
И, конечно, Эйдан согласился – хотя бы потому, что путешествуя в экипаже О’Горманов, они могли часы напролет целоваться, скрытые тяжелыми занавесками от посторонних глаз.
Когда они прибыли в поместье Эдкинсов в Вудхилле и прошли в дом, первый вопрос, который они услышали, был о том, зачем Дин взял с собой слугу, ведь у принимающей стороны было достаточно лакеев, чтобы обеспечить комфортное пребывание. Поначалу юноши даже не поняли, о чем речь. Лишь спустя несколько мгновений Дин оглянулся на своего возлюбленного и сообразил, что лорд Эдкинс принял Эйдана за одного из работников. Брюнет вздрогнул и опустил взгляд на свою одежду: он специально надел лучшую рубаху и темно-коричневый плащ, а новая черная треуголка так вообще стоила ему целое состояние. Он даже собрал волосы в низкий хвост и перевязал его темно-зеленой лентой, подаренной Дином на прошлое Рождество… Но факт оставался фактом – он все равно выглядел как деревенщина.
– Сэр, это мой друг Эйдан Тернер, – объяснил Дин. – Он из небогатой семьи, но прекрасно воспитан, образован, читает древнегреческие трагедии…
– А вы весельчак, юный мистер О’Горман, – рассмеялся лорд Эдкинс, встряхнув Дина за плечо. – Уверен, моя дочь оценит ваше чувство юмора, – он взмахнул рукой, подзывая служанку. – Сьюзи, покажи мистеру О’Горману его покои.
– Прошу за мной, сэр, – юная темноволосая горничная присела в реверансе перед Дином и подняла его сумку.
Мистер Эдкинс же подхватил сумку, которую Эйдан тоже поставил на пол, и довольно грубо сунул обратно ему в руки, рыкнув:
– Вход в конюшню с заднего двора.
Поднимаясь по лестнице вслед за служанкой, Дин лишь раз обернулся, бросив на друга виноватый взгляд, и исчез на втором этаже.
И Эйдан отправился на конюшни. От пережитого унижения сердце сжималось в груди. До этого момента он никогда не отдавал себе отчета в том, насколько различно социальное положение у него и его возлюбленного. Он никогда не понимал, что Дин, на самом деле, принадлежит к совершенно другому миру. Дома все было по-другому. О’Горманы были единственной благородной семьей в Санкт-Петере, так что они волей-неволей общались с другими жителями города. Матушки Дина и Эйдана были подругами, и их сыновья дружили с детства.
Когда Эйдан и Дин были вдвоем, они тем более были равны во всем. Более того, Дин всегда умел внушить возлюбленному, что тот уникален. С ним Эйдан чувствовал себя единственным и любимым. Старший ни разу не использовал свои деньги, имя или влияние, чтобы давить на него. Теперь же все изменилось. В этом – настоящем – мире, где оказался сейчас Эйдан, благородные английские лорды не водили дружбу с бедными фермерами.
Эйдан прождал на конюшнях до заката, рассказывая о своей печали и злости лошадям мистера Эдкинса. В присутствии животных ему всегда становилось лучше. Вечером один из слуг принес ему воду, яблоки и хлеб, но Эйдан не чувствовал голода, так что к еде не притронулся. Он был зол на Дина, считая, что тот должен был вступиться за него перед мистером Эдкинсом или хотя бы не сразу уступать, позволяя вышвырнуть его из дома как попрошайку.
Наконец , он нашел какое-то грязное одеяло и, завернувшись в него, попытался уснуть, ведь делать все равно было нечего. Внезапно, он услышал смех и разговор с улицы. Беседовали двое мужчин, и Эйдан решил пойти и посмотреть, кто это.
– Привет, дружище! Ты чего тут делаешь? Ты кто вообще? – грубовато, но дружелюбно поприветствовал его крупный мужчина средних лет.
