Драко почувствовал, что краснеет.

— Да уж, не сказать, что ты в отличной форме, — со смехом заявил Гарри, когда Драко ему так и не ответил.

Драко мрачно взглянул на него.

Их руки соприкасались, пока они шли рядом, и Драко ничего не мог с собой поделать: от этих случайных прикосновений у него теплело на сердце. Интересно, а геи держатся за руки?

Вообще-то он никогда не понимал, зачем это нужно. Еще Панси во время их короткого школьного романа постоянно хватала Драко за руку, да и Астория не раз упоминала, что для нее это важно. Поначалу, когда все у них было хорошо, он даже делал ей такое одолжение. Но все равно считал эти публичные проявления симпатии совершенно бессмысленными.

Иногда Астория брала за руку Скорпиуса, когда они шли по оживленной улице — это Драко еще мог понять.

Но уж тут-то… Он же не был сыном Гарри, да и опасности, что кто-то из них свалится в озеро, не существовало. А Драко все равно хотелось ухватиться за пальцы, легонько дотрагивающиеся до его руки, и никогда больше их не отпускать.

Он покосился на Гарри и задумался, не слишком ли тому будет смешно, если он так и сделает.

Конечно же, он не решился. Ну, другого и ожидать от себя было трудно.

Драко постарался вслушаться в то, что говорил Гарри, и удовольствоваться лишь этими случайными прикосновениями. Ладонь у Поттера была очень теплой, и чем холоднее становилось Драко, тем больше его занимала мысль, не держаться ли люди за руки, только чтобы согреться.

— Ты меня вообще слушаешь? — спросил Гарри и внимательно на него посмотрел.

Драко пробормотал что-то, чего и сам толком не понял. Ему просто хотелось, чтобы Гарри говорил дальше. Его голос Драко как-то успокаивал.

— Ну и что я только что сказал? — с дьявольской усмешкой поинтересовался Гарри.

— Что хочешь позаботиться о правах кентавров? Или что ты против войны в Ираке? Или что геям должны наконец разрешить жениться? — предположил Драко, очень надеясь, что хоть одна из трех тем подойдет.

Гарри довольно покачал головой.

— Вообще-то я говорил, что мне очень нравится гулять с тобой.

Драко вытаращил глаза. А потом у него неожиданно закружилась голова, и на губы запросилась ухмылка, и вдруг оказалось, что это и не ухмылка вовсе, а улыбка, и он с трудом заставил себя снова казаться серьезным.

Он даже сбился с ритма, в котором дотрагивался до руки Гарри, чтобы хоть ненадолго почувствовать тепло его кожи. Драко откашлялся и все же схватился за его ладонь. Их пальцы неловко столкнулись и наконец переплелись. Гарри улыбнулся.

— Я этого так ждал, — признался он, — но думал, что тебе нужно немного времени. Я не знаю, как вести себя с тобой.

Драко стало по-настоящему жарко.

— Ты все делаешь совершенно правильно, — тихо сказал он. Сердце дико колотилось у него в груди.

Они шли и шли. Рука об руку. И Драко внезапно понял, почему люди держатся за руки. Это не для демонстрации привязанности. И не из опасения, что кто-нибудь ненароком искупается. И даже не для того, чтобы согреться во время холодной осенней прогулки. Хотя и этих побочных эффектов отрицать нельзя.

Нет, на самом деле это просто очень приятно. Только-то и всего.

Гарри выводил пальцем маленькие круги на его запястье, и Драко чувствовал себя из-за этого так, словно его с ног до головы завернули в пушистое шерстяное одеяло и уложили у камина. Тепло и уютно.

— А для чего вообще в мире существуют геи? — неожиданно спросил Драко. Он уже давно задавался этим вопросом, с тех пор как оказался в больнице, но ответа так и не нашел. — Ты-то уж точно должен это знать.

Гарри пожал плечами.

— С чего вдруг я должен это знать? — Он все еще улыбался.

— Ну ты же гей, — удивился Драко.

— Ну, я еще и мужчина, но как-то и не задумывался о смысле бытия мужчин, — возразил Гарри и поправил очки. Все те же отвратительные круглые очки, которые теперь казались Драко очень даже симпатичными.

— Ну, это-то как раз просто, — не согласился Драко, — мужчины делают детей. Без мужчин не было бы жизни.

Гарри забурчал:

— Ты слишком много думаешь, Драко. Ты прямо какую-то науку хочешь вывести из своей гомосексуальности. Ты довольно-таки занудный гей, это утомляет, знаешь ли.

— Нормальным я тебе нравился больше? — ухмыльнулся Драко и сжал его руку. Гарри сжал его ладонь в ответ.

— Нет, — сказал он, — нормальным ты утомлял еще больше.

Драко вздохнул.

— Ну, такой вот я.

— Ага. Ты такой. Знаешь, один умный человек сказал: “Будь тем, кто ты есть, все остальное — фигня”.

Драко поморщился.

— Какой-то странный умный человек. Это не ты, часом? Очень уж на тебя похоже.

— Нет, — покачал головой Гарри, — это Рон, он тогда был пьян. Но кроме шуток — высказывание очень правильное, возьми его себе на заметку.

Драко кивнул.

— Или он как-то по-другому сказал? — вдруг засомневался Гарри.

— Да неважно, — поспешил заверить его Драко.

— Ну что, еще один круг? — предложил Гарри. — Или у тебя ножки слишком сильно болят?

— Поттер! — предупреждающе воскликнул Драко. Тот засмеялся, и его смех был для Драко дороже всего золота мира.

Он бы добрался до края света, только бы Гарри держал его за руку. И, конечно же, он согласился еще на один круг. А потом еще на один.

========== 23. Окклюменция ==========

Драко начал пользоваться пианино в общей комнате. Сначала его здорово напрягали слушатели — раньше он никогда не играл на публику. До сих пор музыка была для него чем-то личным. Но потом он понял, что она помогает не только ему, но и другим пациентам, которым пришлось в жизни намного хуже, чем ему самому.

Здесь лечились люди, зависимые от зелий, и те, кому не повезло попасть под плохо выполненный Обливиэйт.

И здесь были Лонгботтомы.

Драко знал, что их пытками довели до безумия его дядя и тетя, и поначалу ему было тяжело смотреть, как миссис Лонгботтом хлопает в ладоши в такт музыке, и беспрестанно думать при этом, что в ее невменяемости виновата сумасшедшая тетушка Белла. Но с каждым днем он получал от игры все больше удовольствия.

Никто так не радовался каждой ноте, как миссис Лонгботтом. А однажды она даже притащила с собой в общую комнату сына и энергично указала ему на Драко. Было немного неловко встретиться с Невиллом Лонгботтомом через столько лет, да еще и здесь, но, к счастью, бывший однокурсник только кивнул Драко в знак приветствия и полностью посвятил себя матери, которая возбужденно раскачивалась на стуле под музыку.

Когда Драко оставался один, он писал песню. Теперь, думая о Поттере, он больше не трогал себя, а садился за пианино и работал над композицией, которую назвал просто “Гарри”. Это была тихая спокойная мелодия — и она полностью отражала все то, что Драко чувствовал, как только Гарри заходил к нему в палату. Целительница Симс считала просто замечательным, что в музыке Драко нашел способ передать свое отношение к Гарри. Она не видела ничего страшного в том, что говорить об этом Драко не хотел и что, возможно, он так никогда и не сумеет выразить свои чувства словами.

А все остальное время Драко разбирался с гитарой. Инструмент был ему совершенно незнаком, и Драко приходилось самому учить аккорды, прежде чем приступить к обучению Скорпиуса.

Мать регулярно навещала его и просила вернуться домой. Отец не приходил никогда. Как сказала Нарцисса, он боялся, что здесь его и оставят. Что ж, это не самое худшее, что могло бы с ним произойти, подумал Драко.

— Мы продадим мэнор, — сказал он в последнюю неделю перед выпиской.

— Что? — встревожилась Нарцисса. Малфой-мэнор был ее домом. То, что она потеряла его, после того как Люциус и Драко пережили дорогое судебное разбирательство, разбило Нарциссе сердце. Уже одно только осквернение дома оборотнями и вампирами, а также присутствие в нем Волдеморта во время войны далось ей нелегко.

Драко меньше всего желал лишить мать дома в третий раз. Но поступить по-другому он не мог. Он не хотел больше работать с утра до ночи только потому, что ему приходилось содержать пятерых человек. Он был за многое благодарен своим родителям, но не настолько, чтобы вконец угробить себя.