Он проснулся от жалобного повизгивания Тотошки. Старый пудель стоял рядом и скулил тихо, но настойчиво, изредка вставляя в свое обращение к хозяину корректное «гав». Олег Леонидович открыл глаза и понял, что уже давно утро. В комнате было светло.

Он прежде всего потрогал голову. Та была еще тяжелая, но боль ушла. Олег Леонидович приподнялся на диване и увидел, что лежал одетым в домашний халат, правый тапок на ноге, левый – на полу. У дивана горел торшер. Он сел, выключил свет.

Вчера эта мерзость схватила его неожиданно. Олег Леонидович уже собирался отходить ко сну, как вдруг почувствовал подозрительную пульсацию на висках. Затем знакомый гул в голове и эта пугающая темнота. Он даже не прополоскал рот после зубной пасты, пошатываясь, выбрался из ванной, прошел в комнату, сел на диван, двумя руками сжал голову, а дальше уже ничего не помнил.

Только этот огненный обруч, сжимающий его голову, и дикая боль. Приступ был короткий, но очень сильный. Потом черная бездна. Нет, сначала слишком яркая вспышка, а уже потом потеря сознания.

Последняя стадия приступа была долгой. Он плыл по воздуху. Хотя скорее не так. Олег Леонидович висел в нем, а мимо него тихо скользили облака, дома, деревья. Затем раздались короткие автоматные очереди, выстрелы «РПГ», гортанные выкрики какого-то моджахеда и истошный вопль командира десантно-штурмового батальона «Назад, засада!».

А потом солнце светило прямо в глаза. Нет, это было не оно, а торшер над его головой.

«Да все правильно, – вспомнил Олег Леонидович. – Я пришел в себя, а потом заснул. Просто боль высосала из меня все силы, я не мог даже встать с дивана и… заснул.

У нас с болью как бы джентльменское соглашение. Я ее больше не ругаю, а она предупреждает меня о своем приходе, хотя бы за несколько секунд, и не нападает на улице. Удивительно, но она, боль, соблюдает это соглашение. – Олег Леонидович выгнул спину, потянулся, глубоко вздохнул. – Зарядка сегодня отменяется, это понятно, а вот утренняя прогулка – ни в коем случае. Да и Тотошка не позволит мне ее пропустить. Вон как смотрит, подхалим. В глазах сочувствие и понимание, а своим куцым хвостиком так и вертит».

– Да, конечно, пойдем сейчас, – буркнул Олег Леонидович и осторожно поднялся с дивана.

Пес тут же подпрыгнул и трусцой двинулся в направлении кухни. Привычки хозяина он изучил досконально.

Прежде всего попить. Во рту пустыня Сахара. Хлебнув воды, Олег Леонидович стал искать сигареты.

«Черт, куда я их дел?.. А, на лоджии! – Он прошел туда и сразу увидел на подоконнике пачку, в которой была только одна сигарета. – Это сколько же я вчера вечером выкурил?! – поразился Олег Леонидович. – Получается, что штук семь или восемь».

Вообще-то он считал себя человеком выдержанным, но вчера тормоза чуть не отказали. Олег Леонидович поругался с представителем автосервиса «Четыре колеса». Эта контора устроила в их дворе свою хозяйственную зону. Да не просто шиномонтаж, диагностику, но еще и автомойку.

Сначала Олег Леонидович пытался спокойно объяснить этому типу, что такая вот деятельность в зоне плотной жилой застройки противоречит всем нормам и правилам. Но манагер, молодой хамоватый мужчина с уже солидным животиком, только презрительно усмехнулся.

– Все законно, папаша. Разрешение имеется, – заявил он и потряс перед лицом Олега Леонидовича кипой бумаг в прозрачной папке.

– Кто дал разрешение?! – рявкнул Олег Леонидович.

– А это тебя не касается. – Манагер демонстративно повернулся к нему спиной, давая понять, что разговор закончен.

Этот демонстративный жест и презрительное «папаша» и вывели его из себя. Олег Леонидович сжал кулаки. У него возникло страстное желание врезать пинка в толстый бабий зад манагера. Слава богу, что сдержал себя.

– У вас возникнут проблемы, мы будем жаловаться, – как можно спокойней пообещал Олег Леонидович наглецу.

– Да жалуйтесь куда хотите, – небрежно бросил манагер, так и не повернувшись к наивному «папаше» и продолжая наблюдать, как рабочие устанавливают синий забор.

Эмоции!.. Их все труднее удерживать в русле благоразумия или пофигизма. Раздражение в последнее время стало привычным для него чувством. Олега Леонидовича выводили из себя многие вещи. Например, самодовольные физиономии слуг народа, вещающих с экранов телевизоров о том, как растет благосостояние населения страны, вальяжные чиновники ЖЭКа, неохотно снисходящие до объяснений с пенсионерами, молодые люди в транспорте, уткнувшиеся в свои смартфоны и планшеты, вызывающе огромные таблички на лобовых стеклах автомобилей «Плюю на всех, паркуюсь где хочу».

«Откуда это вылезло? – с горечью размышлял иногда Олег Леонидович. – Ведь раньше, лет двадцать назад, такого не было. Это что, и есть демократия?! Если так, то мне она и напрочь не нужна».

Он одевался в прихожей, а пудель уже стоял на низком старте, уткнувшись носом в угол между косяком и дверью.

– Сегодня только во дворе! – предупредил пса хозяин.

Тот только вильнул хвостиком, подтвердив прием информации.

Выйдя из дома, Олег Леонидович лицом к лицу столкнулся с соседом из другого подъезда, который работал юристом в каком-то консалтинговом центре.

Он поздоровался с ним и не утерпел, задал вопрос:

– Они что, все-таки построят свой автосервис?

– Это мы еще посмотрим, – с нескрываемым оптимизмом сообщил сосед. – Устроим им спокойную жизнь. Будем обращаться в природоохранную прокуратуру и в областную администрацию. Я уже составляю письма.

– А как они получили разрешение на строительство?

– Олег Леонидович! – Юрист усмехнулся. – Вы что, не знаете, как это делается?

– Да, конечно. – Мужчина грустно вздохнул.

– У меня к вам просьба, Олег Леонидович. Вы соберете подписи наших пенсионеров под этими обращениями?

– Думаете, поможет?

– Конечно! Ведь вы, пенсионеры, – это общественность, то есть настоящая сила. Я к вам вечером забегу?

– Да, конечно, заходите.

«Пенсионеры – сила? – Олег Леонидович грустно усмехнулся. – Что-то с трудом верится. На Западе да, там так оно и есть. А у нас пенсионеры – это помойка».

Он не спеша шел за своим домашним питомцем. Тотошка деловито обнюхивал следы людей, которые недавно прошли на работу. Он хотел было забраться на сугроб, громоздившийся на газоне, но не решился на такой подвиг. Может быть, потому, что не хотел вывозиться в снегу, который выпал за ночь, пусть и не самым толстым слоем. Но, скорее всего, причина состояла в том, что там ничего интересного его не ожидало.

Олег Леонидович подумал, что самое унизительное для стариков в его стране – это вовсе не маленькая пенсия и даже не пренебрежительное отношение к ним чиновников, а ощущение ненужности, одиночества. Он понял это совсем недавно.

Когда внучка была маленькой, дед возился с ней и был необходим. А сегодня Иришка уже взрослая девушка, и он ей не нужен. Нет, она его, конечно, любит, иногда забегает к нему и даже советуется с ним по своим девичьим делам, которые не доверяет даже матери. Дочь тоже относится к нему нормально, с любовью, как оно и положено. Но это свои, домашние, самые близкие.

Ощущение одиночества возникает от понимания того, что никому уже не нужны его знания, опыт. А ведь он совсем не старый, всего-то пятьдесят девять лет. Мужик еще довольно крепкий. Руки, ноги работают, память не отшибло, «компьютер» функционирует безотказно.

Ну да, болезнь! Но в последние годы она обращается с ним аккуратно. Посещает его редко, но… метко. Самый подлый удар, который нанесла ему эта поганка, – потеря работы. Специальность у него была довольно редкая: лингвистика. Олег Леонидович занимался сравнительным анализом языков иранской и семито-хамитской групп. На многих из них он говорил совершенно свободно, даже использовал местные наречия.