А хорошо устроился владелец, ландшафт вокруг дома – просто обалденный. И сам дом тоже. Не дом, а сказочный дворец с башенками. Хотя… Слишком громоздкий для сказочного. Слишком амбициозный. Веет от него холодом и надменностью. И смертью… Бедная, бедная Настя! Как же ее угораздило…

Ворота оказались закрытыми, и Кира долго жала на кнопку звонка, пока не услышала щелчок и последовавший за ним бесстрастный мужской голос:

– Открываю, въезжайте… Прямо по дороге к главному входу. Я вас встречу.

Ворота разъехались, и открылась во всей красе великолепная аллея из голубых елочек, так плотно стоящих друг к другу, что, казалось, машина едет сквозь холодное дождевое облако. Все-таки когда великолепия много, это уже перебор. Похоже, тут со всеми обстоятельствами перебор, и с хозяйскими амбициями тоже.

По ступеням высокого крыльца медленно спускался мужчина, держа руки в карманах брюк. Улыбался вежливо.

Наверное, очень редко можно встретить человека, которому вежливая улыбка в принципе противопоказана. Потому что вежливость, проявленная в такой улыбчиво лживой тональности, рождает обратное впечатление – будто тебя послали далеко и надолго, угрожающе трехэтажно и злостно-вычурно. И ничего ведь не скажешь в ответ, и более того, сам по-дурацки улыбнешься, следуя канонам навязанной вежливости. Хотя вовсе не хочется им следовать…

– Здравствуйте… – вышла из машины Кира, кивнув мужчине. – Вы Рогов Филипп Сергеевич?

– Нет, что вы… – через короткий смешок ответил мужчина, окинув ее нахальным взглядом с головы до ног. – Я всего лишь охранник Рогова Филиппа Сергеевича, а еще водитель по совместительству. Но мне приятно, что вы обознались… А вы разве не местная? Вроде в этом городе Филиппа Сергеевича каждая собака в лицо знает.

– Почему же? Я местная. Но, уж извините, лицо Филиппа Сергеевича до сегодняшнего дня мне было неинтересно. Разрешите представиться – дознаватель Кира Владимировна Стрижак. Вот мое удостоверение.

– Очень приятно. А я Скуратов, Клим Андреевич. Можно просто Клим, отчество мне без надобности. И удостоверение тоже спрячьте, я вам верю.

Кира чуть кивнула, вдруг подумав – как этому чудовищу подходит его короткое односложное имя. Сермяжное, грубое, безжалостное, словно удар ножа. Обманчивое, как давешняя улыбка. И очень удобное, кстати, для бандитского погоняла. Тем более, если следовать теории Ломброзо, вид у него вполне бандитский – бритоголовый, узколобый и востроглазый. Надо будет потом пробить по базе, что это за Клим.

– А Филипп Сергеевич дома, надеюсь? – отвела Кира глаза, не выдержав нахального взгляда Клима. – Могу я с ним побеседовать?

– Нет, хозяин сейчас в городе, у него срочные дела. Но он знал, что вы приедете, и потому поручил мне ответить на все ваши вопросы. Прошу в дом, пожалуйста. Я готов вам все показать, все рассказать.

– А что именно вы хотите мне показать и что рассказать?

– Ну… Вы же по поводу Настиной смерти приехали?.. Разве не так?

– Да, так.

– Вот я и говорю… Идемте.

Он развернулся, начал медленно подниматься по ступенькам, по-прежнему не вынимая рук из карманов. А брюки-то на нем дорогие, кстати. Стрелки идеально отглажены. И рубашка из дорогих, и галстук… Но затылок все равно бандитский, будто на нем клеймо поставлено. Да уж… Хоть и спорная теория Ломброзо, но в данном случае ни убавить ни прибавить.

Кира вслед за Климом вошла в дом, огляделась. Гостиная была огромной, но не сказать, чтобы очень уютной. Все основательно, все дорого, и все само по себе, как в музее или выставочном зале, где вещи конкурируют друг с другом за право быть приобретенными в приличный богатый дом. Клим быстро прошел по гостиной, начал подниматься по широкой витой лестнице, ведущей на второй этаж. Обернулся, сделал рукой приглашающий жест:

– Нам сюда.

Кира поднялась вслед за ним. Клим привел ее в небольшую комнату, щедро освещенную солнцем, и оттого, казалось, более уютную. Все пространство комнаты занимали мягкий диван, кресло, журнальный столик и большой плазменный телевизор.

– Вот, значит… В этой комнате Настасья и померла… – констатировал Клим, присаживаясь на мягкий диван. – Вот в этом самом кресле… Она эту комнату больше всего любила. Часто здесь сидела, когда хозяина дома не было. Я тут, кстати, ничего не трогал. «Скорая» приехала, смерть констатировала, потом тело увезли. А все остальное как было, так и есть.

Под «всем остальным» Клим, вероятно, имел в виду пустые бутылки на столе и стакан толстого стекла, в котором болтались остатки выпивки. Кира наклонилась, чтобы рассмотреть этикетки на бутылках, и Клим начал угодливо перечислять, показывая на каждую бутылку пальцем:

– Это водка финская, это шотландское виски, это вино грузинское, а это шампанское… Я думаю, она с шампанского начала, потом начала вином догоняться. А потом и до виски с водкой дело дошло. Еще в баре коньяк французский был, коллекционный. Бутылки уже нет, не знаю, куда делась. Надо на территории поискать. Настасья вечером гуляла, может, и успела приложиться, а потом здесь продолжила. Не знаю, не могу в точности утверждать, как все было.

– Она что, много пила? – осторожно спросила Кира, выпрямляясь.

– Да не то чтобы… А вообще, я не знаю. Сами понимаете, не мое это дело, за хозяйской жизнью подглядывать. Да и недолго Настя здесь пробыла… Три месяца назад в доме появилась. Вместе с дочкой.

– А дочка сейчас где?

– Так хозяин ее к сестре своей утром отправил, чтобы не травмировать ребенка, сами понимаете.

– Какие отношения были у Насти с Роговым?

– Да нормальные, какие… Он вроде жениться на ней собирался. Но вы лучше у него об этом спросите.

– Вчера вечером Рогов был дома?

– Нет, он поздно приехал, уже ночью. А Настя весь вечер по дому ходила, не в себе была, будто расстроенная чем. А потом сидела тут, в кресле, телевизор смотрела. Я внизу сидел, слышал, как телевизор громко орал, там какой-то концерт показывали. А Настя подпевала – тоже громко. И явно невпопад, простите за подробность. Видать, сильно выпимши была. Ну а потом затихла… Я думал, она заснула. И Филипп Сергеич, когда приехал, тоже ее будить не стал. Пошел к себе спать.

– А дочка?

– Тайка-то? А чего ей? Тайка спала у себя в комнате, в другом конце дома. Там телевизора не слышно, стены толстые.

– А вы, значит, слышали?

– Ну да… Я внизу сидел, в холле, футбол смотрел.

– А кто труп обнаружил?

– Так утром домработница Мария зашла в эту комнату. Хотела убраться, потом заподозрила неладное. Позвала меня, я Филиппа Сергеича разбудил.

– А домработница где сейчас?

– Так здесь, в доме. На кухне, наверное. Позвать?

– Да, позовите.

– А я вам больше не нужен?

– Нет…

– Тогда я отъеду по делам? А если вдруг еще что-то посмотреть захотите, то в будке у ворот еще один охранник есть… Его Павлом зовут.

– А он… Был в доме, когда?..

– Нет, не был. Да он вообще пять минут назад приехал, аккурат перед вами. Три дня отпуска брал, на свадьбу к сестре ездил, поэтому ничего пояснить вам не сможет. Да, кстати, я же хотел сразу вам сказать, да запамятовал! Там ведь записи на камерах есть… Можете глянуть на всякий случай… Если вам интересно, конечно. А если неинтересно, я не настаиваю. От чистого сердца хотел помочь дознанию.

– Спасибо, я гляну.

– Ага. Тогда я пойду, ладно?

– Хорошо, идите.

Клим ушел, Кира осталась одна в комнате. На мгновение ей стало не по себе – никак не складывалась в голове картинка, описанная Климом. Чтобы Настя Ковалева, нежная белая орхидея, сидела со стаканом спиртного в руке и громко подпевала телевизору?.. Нет, не может быть. Не ее стиль поведения. Кого угодно можно представить со стаканом и пением, только не Настю.

– Вы меня звали? – услышала она в дверях робкий голос.

– Да, звала, проходите…

Пожилая женщина робко ступила через порог, вытирая руки фартуком. Руки были давно сухие, но она все елозила по ним тканью фартука, напряженно глядя на Киру.