Бильбо и Смог. Иллюстрация Дж. Р. Р. Толкина

31

«Хоббит» вышел в свет 21 сентября 1937 года.

Как к неожиданной книге отнесутся оксфордские коллеги?

Наверное, Толкину снова снилась темная морская волна, угрожающе нависшая над зелеными берегами. Он был полон предчувствий, и не обязательно добрых. Он получал в то время специальную исследовательскую стипендию Леверхюльма^[206] и боялся, что кто-то может подумать, что часть денег уходит у него на такие вот своеобразные «исследования», как эта никчемная книжка о каких-то подозрительных хоббитах. Но в Оксфорде книгу поначалу попросту не заметили, зато газеты откликнулись сразу.

«Всем, кто любит детские книги, которые можно читать и взрослым, — восторженно писал друг писателя Клайв Льюис, — стоит взять на заметку, что в созвездии ярких имен вспыхнула новая звезда».

За отзывом Льюиса появились и другие. Правда, кое-кто попенял на издательскую рекламу, в которой «Хоббит» сравнивался с «Алисой в стране чудес», но издателя это ничуть не смутило. Стэнли Анвин надеялся на успех. «Вот увидите, — писал он Толкину, — уже на будущий год читатели начнут требовать новых книг про хоббитов!»

32

После выхода «Хоббита» жизнь оксфордского дона в общем-то не сильно изменилась.

«В коридоре Толкин встречается с Клайвом Льюисом — так описывал будни писателя его самый известный биограф. — Жаль, что сегодня не понедельник: по понедельникам они заходят в паб выпить по пинте пива и поболтать часок, но сегодня некогда. Толкину еще предстоит пройтись по магазинам, прежде чем ехать домой к ланчу. Расставшись с Льюисом, он садится на велосипед и катит по Хай-стрит к оживленным торговым галереям, известным в городе как „крытый рынок“. Ему нужно забрать сосиски у мясника Линдси: Эдит позабыла включить их в еженедельный заказ, доставленный накануне. Он обменивается шутками с мистером Линдси, потом заходит в магазин канцтоваров на углу Маркет-стрит купить перьев для ручки, и едет домой по Бенбери-роуд. Ему еще удается выкроить пятнадцать минут на то, чтобы напечатать письмо Э. В. Гордону насчет их планов сотрудничества над изданием „Перла“: он давно собирался взяться за это письмо, — да все никак не выходило. Толкин садится за свою машинку „Хаммонд“ со сменными шрифтами на вращающемся диске; в его модели есть курсив и некоторые англосаксонские буквы. Но он не успевает закончить: Эдит звонит в колокольчик, созывая домашних к ланчу.

За ланчем присутствует вся семья. Разговор посвящен в основном обсуждению того, что Майклу не нравятся уроки плавания в школе и можно ли из-за болячки на пальце получить освобождение от бассейна. Поев, Толкин спускается в сад, посмотреть, как поживают бобы. Эдит выводит Присциллу поиграть на газоне. Они обсуждают, не стоит ли вскопать остаток бывшего теннисного корта, чтобы расширить огород. Потом Эдит отправляется кормить канареек и волнистых попугайчиков в своей вольере сбоку от дома, а Толкин садится на велосипед и снова катит в город, на этот раз на собрание своего факультета.

Собрание проходит в Мертон-колледже, поскольку у факультета нет собственных помещений, если не считать тесной библиотеки в мансарде Экзаминейшн-скулз, а Мертон-колледж наиболее тесно связан с этим факультетом. Сам Толкин числится членом Пембрук-колледжа, но редко имеет с ним дело и, как и все профессора, несет ответственность прежде всего за свой факультет. Собрание начинается в половине третьего. Помимо других профессоров: Уайльда, главы кафедры английского языка и литературы, и Никола Смита, профессора английской литературы, присутствует еще с десяток донов, в том числе и женщины.

Потом он едет домой, чтобы поспеть к детскому чаю в половине пятого. После чая ему удается провести полтора часа за столом: закончить письмо Э. В. Гордону и начать приводить в порядок записи для завтрашней лекции… зачастую времени не хватает и приходится откладывать работу до последней минуты. Он и теперь далеко не продвинулся: Майкл просит помочь с латинским переводом, который им задали на дом, и на это уходит еще двадцать минут. Вот уже и половина седьмого, пора переодеваться к обеду. Обычно Толкин обедает вне дома не чаще двух раз в неделю, но сегодня в его колледже, Пембруке, гостевой вечер, и Толкин обещал присутствовать, чтобы встретиться с визитером своего приятеля. Он поспешно повязывает черный галстук и снова садится на велосипед»^[207].

33

Конечно, Толкин внимательно просматривает газеты.

Мысль о том, что люди чему-то научились на опыте Великой войны, кажется ему все более неубедительной. Зло торжествует, оно вновь грозит масштабными потрясениями. Да, Германия провела у себя Олимпийские игры (чем не символ миролюбия?), да, в 1938 году лидер Третьего рейха Адольф Гитлер был внесен в список номинантов Нобелевской премии мира (вот кто может навести порядок в Европе!), правда, номинаторы скоро одумались и вычеркнули имя Гитлера из списка, как перед этим поступили с итальянским дуче Бенито Муссолини, но Европа кипит, ее не успокоишь. Германские войска заняли демилитаризованную Рейнскую область, грубо нарушив условия Версальского договора, но фюрера это нисколько не смущает, он чувствует мощную поддержку своего народа — в марте 1936 года на парламентских выборах в Германии за кандидатов от нацистской партии проголосовало 99 процентов избирателей! Несмотря на то, что Франция и Англия выступали главными гарантами Версальского договора, они не решились вмешаться…

А в июле началась гражданская война в Испании. Восставшая армия генерала Франко быстро захватила половину страны, беспощадно истребляя коммунистов и всех левых. Ссылаясь на «красную угрозу», правительство Германии вводит обязательную воинскую службу, а в октябре оформляет «ось Берлин — Рим». В ответ правительство США наложило полный запрет на экспорт оружия и военного снаряжения в Испанию, но никакие внешние меры уже не могут изменить течения событий. На стороне Франко в войну вмешались Италия и Германия. В апреле 1937 года германский воздушный легион «Кондор» практически уничтожил старинный город Гернику. Вскоре японцы вторглись в Китай, захватили Пекин и Тяньцзинь. Новая большая война уже маячила на горизонте.

34

Политика политикой — тут ничего поделать нельзя. А вот отношение к вышедшей книге, отношение к «Хоббиту»…

В октябре Стэнли Анвин переслал Толкину письмо Ричарда Хьюза (1900–1976) — известного в те годы писателя^[208]. «Ваша книга — одна из лучших, — писал Хьюз. — Ничего такого замечательного мне давно в руки не попадало. Единственная загвоздка, как мне кажется, состоит в том, что многие родители, возможно, побоятся читать отдельные эпизоды детям перед сном, посчитав их слишком страшными…»

15 октября 1937 года Толкин ответил (издателю):

«Уважаемый мистер Анвин! Большое спасибо за Ваше любезное письмо от 11 октября, а теперь еще и за копию письма мистера Ричарда Хьюза. Мне было исключительно интересно с ним ознакомиться, поскольку мы друг друга совсем не знаем. Рецензии в „Таймс“ и в „Таймс литэрари сапплемент“ были вполне хороши — то есть (не по заслугам) лестны, однако по ряду внутритекстовых свидетельств я догадываюсь, что обе написаны одним автором (Клайвом Льюисом; он опубликовал эти свои рецензии анонимно. — Г. П., С. С.), в чьем одобрении я был уверен заранее: у нас схожие вкусы, мы выросли на одних и тех же книгах и близко общаемся вот уже много лет. Тем не менее это никоим образом не умаляет их общественного резонанса. Кроме того, я не могу не уважать его мнения: я считал его лучшим из живущих ныне критиков задолго до того, как внимание его обратилось на меня; и никакая дружба не заставила бы его сказать то, чего он на самом деле не думает».